Черняховский

Черняховский понимал, как важно хорошо начать бой, чтобы уверенно действовать дальше. Он любил пословицу: «Доброе начало — полдела откачало». Многие годы он готовился к тому, чтобы победить врага в первом же бою, с первых же минут действовать активно, навязать врагу свою волю, осуществить такой маневр, какого он не ждет. Сейчас от его решений и действий зависел исход боя, судьбы людей, выполняющих его волю, судьба боевой техники, вверенной ему. Ивана Даниловича охватило нетерпение. «В боевые порядки! Видеть все самому!» — решил комдив, и его танк помчался вперед.
Вражеские танки открыли по машине комдива беспорядочный, но частый огонь. Несколько снарядов разорвалось совсем близко. Машину спасло мастерство механика-водителя. Ловко используя складки местности и виртуозно маневрируя, он на большой скорости уводил машину из-под прицельного огня.
В перископ из башни танка Иван Данилович увидел, как немецкий Т-IV примерно с расстояния восьмисот метров подбил наш БТ-7, и тот вспыхнул словно факел. Развернув башню, Черняховский выстрелил, но снаряд отскочил от лобовой брони немецкого танка. Ивана Даниловича охватила ярость: «Что за черт! С такой дистанции наш снаряд не берет броню».
Комдив стремительно повел машину навстречу головному танку врага. По сигналу Черняховского за его машиной устремились вперед и танки майора Онищука. Комдива от вражеской машины отделяли какие-то четыреста-пятьсот метров.
Иван Данилович напряженно ловил в окуляр прицела танк противника.
— Огонь!
Снаряд, выпущенный комдивом, ударил о борт Т-IV. Бронированное чудовище, только что казавшееся неуязвимым, споткнулось.
— Горит! — в восторге крикнул механику-водителю Иван Данилович. — Горит фашист! Значит, надо бить немецкие танки с более близких дистанций, чем предполагали.
— Вижу, товарищ полковник! — отозвался механик. — Смотрите левее того места, где горит Т-IV! Наша двадцать седьмая подбила еще одного.
— Онищук, Онищук, я — двадцать первый! — назвал Черняховский свой позывной. — Перед тобой немецкие Т-IV. Правильно используй местность, подпускай их на триста-четыреста метров и бей в борта! В борта!
— Вас понял, выполняю! — донеслось в ответ.
В наушниках послышался голос начальника оперативного отделения дивизии капитана Пашкова:
— Товарищ двадцать первый! Получена новая боевая задача, ждем вас.
Черняховскому пришлось возвращаться на командно-наблюдательный пункт.
— Докладывайте, какой приказ получили?
— Нового приказа пока нет, но вы слишком хорошо вошли в роль командира танка.
Черняховский сдержал раздражение. Пашков был прав. Но если бы он сам сейчас не побывал в бою, то, может быть, и не знал бы еще, как бить немецкие танки наверняка.
Бой разгорался все сильнее. Лязг гусениц, гул моторов, грохот пушек, частые разрывы снарядов — все смешалось. Черняховский вынужден был ввести в бой подоспевший резерв из нескольких танков. С волнением ждал он завершения задуманного маневра. Где же Попов? И вдруг в тылу врага лес вздрогнул от частых выстрелов. По тому, как, захлебываясь, зачастили немецкие пушки, как одна за другой они умолкали, Иван Данилович понял, что атакует Попов. Наконец и радиостанция комдива получила сообщение от Попова. Черняховский тут же приказал Онищуку усилить удар с фронта, а дивизионной артиллерии подавить батареи противника, которые вели огонь по танкам майора Попова. Несколько уцелевших орудий врага все еще продолжали вести сосредоточенный огонь по головному танку, в котором на месте командира танка находился Попов. Заметив замаскированные орудия, Попов приказал механику-водителю:
— Дави их!
А сам, стиснув зубы, взял на прицел одно из немецких орудий. Выстрел. В фонтане земли мелькнули колеса, какие-то обломки. На большой скорости танк Попова успел раздавить одно, затем, чуть развернувшись, подмять под гусеницы второе вражеское орудие. В прицеле, к которому припал Попов, уже третье орудие… Серые фигуры мечутся возле него. Выстрел! Машина резко остановилась, словно наскочила на какое-то препятствие: немецкое орудие успело сделать последний выстрел в тот самый миг, когда Попов выстрелил по нему.
В ту же ночь Черняховский отправил по команде представление на присвоение звания Героя Советского Союза майору Попову посмертно. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 25 июля 1941 года это звание Борису Петровичу Попову было присвоено.
Части 28-й танковой дивизии в этом бою отбросили врага на пять километров и уничтожили четырнадцать танков, двадцать орудий и до батальона пехоты. Неоценимой была первая победа в первом бою. Бойцы своими глазами увидели, как гитлеровцы, легко завоевавшие всю Европу, отступают, когда получают должный отпор.
Однако не все наши соединения имели успех в первые дни войны. Контрудар 12-го и 3-го механизированных корпусов оказался запоздалым. Сказалось и то, что командование фронта перепоручило управление механизированными корпусами командующим 8-й и 11-й армиями. Генерал Собенников бросил 23-ю танковую дивизию не в том направлении, куда нацеливался контрудар, спланированный во фронтовом масштабе. А генерал Морозов 5-ю танковую дивизию оставил в своем резерве. Из четырех танковых дивизий в контрударе участвовали лишь две, да и они не были полностью обеспечены горючим.
И все же благодаря массовому героизму советских танкистов продвижение врага в направлении на Шяуляй было задержано.
С утра 24 июня с новой силой вспыхнули бои. Черняховский со своего командно-наблюдательного пункта внимательно следил за обстановкой. Но он не знал и не мог знать о том, что по ту сторону линии фронта командующий 16-й армией генерал-полковник фон Буш докладывал Гитлеру, что вверенными ему войсками разгромлена 28-я танковая дивизия русских. Гитлер поздравил его с победой и награждением орденом Железного креста, а также потребовал ликвидировать отставание на одни сутки.
Ни Гитлер, ни фон Буш еще не придавали большого значения отставаниям на сутки. Но с этих первых суток и часов, на которые советским войскам и частям дивизии Черняховского удалось задержать наступление врага, начинал рушиться план молниеносной войны фашистской Германии.
Но пока противник имел успех и его авиация господствовала в воздухе. Вскоре вражеские бомбардировщики обнаружили части 28-й танковой дивизии и начали их бомбить.
— Онищук, немедленно рассредоточивайтесь, маневрируйте, используйте закрытую местность! — приказал по радио Черняховский.
— Выполняем! — тотчас же ответил Онищук. — Где же прикрытие с воздуха?
— Держитесь, сейчас будет наша авиация.
Два наших истребителя И-16 зашли в хвост вражеским бомбардировщикам, и те скрылись. Вдруг откуда-то сверху из-за облаков вынырнул «мессершмитт» и атаковал один из наших истребителей. На глазах у танкистов огненная черта пересекла самолет, и он, окутавшись дымом, стал падать. От упавшего самолета загорелось поле пшеницы. Черняховский с болью в сердце смотрел, как второй наш истребитель, уступающий противнику в скорости, тоже был подожжен фашистами. Лицо Черняховского внешне оставалось спокойным. Только брови резче сошлись на переносице.
— Не только наши танки горят, но и самолеты, как спички, вспыхивают! — сказал кто-то из стоявших рядом.
Черняховский промолчал.
Он-то, командир танковой дивизии, знал, что выдающимся достижением советской военной науки явилось создание в 1939 году лучших в мире среднего танка Т-34 и тяжелого танка КВ. На них были установлены более мощные моторы, большего калибра пушки и броня толще по сравнению с лучшими немецкими танками Т-IV. По мобилизационному плану один из полков 28-й танковой дивизии должен быть укомплектован в июне 1941 года новыми танками Т-34 и КВ. Должен, но не укомплектован. До начала войны Красная Армия успела получить всего лишь около тысячи трехсот машин Т-34 и более пятисот КВ. В 1940 году в Военно-Воздушные Силы начали поступать новые истребители Як-1, ЛаГГ-3, МиГ-3, не уступающие истребителям противника, бронированные самолеты для борьбы с танками противника Ил-2, штурмовики, разных которым в мире не было, пикирующие бомбардировщики Пе-2.