Большое кино
— Она совсем не похожа на отца!
Женщины молча уставились на ребенка, который, безуспешно пытаясь встать, падал и заливисто смеялся. У девочки были прямые и черные, как у индианки, волосы, ярко-зеленые глаза, румяные, как яблоко, щечки.
— Защитный окрас, — тихо вымолвила Китсия.
— Я не понимаю, дорогая, как ты могла оставаться на острове после всего происшедшего? Ведь это вовсе не тот рай для творческой личности, каким ты его поначалу воображала.
Китсия хмуро уставилась на дикие розы, заглядывающие в окна.
— Иногда я и сама удивляюсь… Лоуренс Аравийский называл пустыню чистой.
— Зато Париж — грязная дыра, но как ты его любила!
— А теперь его еще испакостили боши!.. Нет, из Парижа я бы уехала в любом случае, война тут ни при чем. Пустыня действительно чиста, я не шучу. Она не обезображена человеческим присутствием, там ничто не отвлекает взор. Только это. — Она постучала себя по голове. — И еще свет! Свет, просеиваемый миллионами крупинок песка. Как он мерцает, Пози! Ладно, довольно. Лучше расскажи мне о своих экспериментах.
Пози, все не отводившая взгляд от окна, словно ждала кого-то, быстро ответила:
— Поразительно, что ты выбрала для своего «опроса именно эту секунду. Познакомься!
Двери распахнулись, и в гостиную ворвались соленый бриз и самое необыкновенное создание, какое Китсии когда-либо доводилось видеть.
Она была угловата, как мальчишка, но, завидя гостью, сразу обрела женственную грацию. Выпрямившись, как принцесса, она, придерживая что-то в юбке, вошла так величественно, словно несла на голове бесценный груз.
Судя по росту, ей было лет пятнадцать, однако во всем ее облике сохранилось нечто удивительно детское. Возможно, такое впечатление создавалось из-за старомодного покроя ее длинного голубого платья с высоким воротом и кружевной отделкой рукавов. Подол платья был мокрым от воды; в дом вместе с ней проник запах водорослей.
Девушка смотрела на Китсию, не скрывая любопытства:
— Вас называют леди и вы художница, с которой Пози водила компанию в Париже?
Китсия кивнула, продолжая разглядывать девушку. У той были огромные темно-синие, слегка навыкате глаза, волосы цвета осенней листвы — коричневато-рыжеватые. Китсия поймала себя на мысли, что, запустив пальцы ей в волосы, можно нащупать мягкое местечко на темени, как у грудного младенца.
Девушка подала ей прохладную от морской воды руку:
— Для меня большая честь с вами познакомиться, мэм.
— Ты ничего не забыла? — поинтересовалась Пози.
Девушка зажала себе рот ладонью и проворно оглядела комнату, словно и в самом деле что-то искала. Пози указала на ее ноги — босые, облепленные песком, и она, быстро опустив глаза, тут же подняла руку, как ученица, знающая ответ на заданный вопрос:
— Я забыла вытереть ноги.
Пози серьезно кивнула:
— Ты не считаешь, что тебе следует выйти и войти опять? Я еще успею вас представить. — В ее тоне слышались терпение, любовь и в то же время готовность к сопротивлению и даже поражению.
Девушка вышла, вытерла ноги и вернулась. Аккуратно закрыв за собой дверь, она обернулась, расправила юбку — и на ковер посыпались морские ракушки вперемешку с песком, — Ой, вот еще что я забыла! — воскликнула она.
Пози, укоризненно качая головой, схватила щетку и принялась тереть ковер, словно для этого не существовало горничной.
Девушка кинулась подбирать свои находки.
— Сейчас же отнеси это обратно на пляж!
— О нет, Пози! — Девушка выбирала ракушки из совка. — Одну я принесла специально для тебя. Ты же не выбросишь мой подарок?
Пози стояла на коленях, все еще хмурясь, однако была явно польщена:
— Ну-ка покажи.
Девушка порылась в ракушках:
— Она похожа на тюльпан. Видишь? — Ее рука подняла к свету нежно-розовую скорлупку, и Пози принялась разглядывать «подарок».
— Очень симпатичная. Я положу ее на полку, к остальным своим сокровищам.
— Не положишь, — серьезно сказала девушка, забирая ракушку. — Но все равно я ее тебе подарила. Это морской цветок. — Она была очень довольна собой.
— Цветочек! — Дочь Китсии выбралась из-за дивана, где безуспешно пыталась поймать бирманского кота хозяйки за пушистый хвост. — О! — Увидев ракушку, она решительно схватила ее, заглянула внутрь и округлила ротик. — Цветочек! — повторила она.
Китсия кивнула.
— Вам очень повезло, — сказала девушка.
— Не думаю.
— Пози говорила, что от вас ушла няня. Я с удовольствием вам помогу, пока вы здесь…
— Кто ты? — спросила Китсия, затягиваясь египетской сигаретой.
Ей хотелось услышать ответ от незнакомки, но Пози заговорила первой:
— Я нашла ее на улице два года назад, полумертвую от голода и совсем одичавшую. Теперь, как видишь, она вполне здорова, грамотная, к тому же — когда у нее хватает терпения — хорошая пианистка и швея. Осенью она поступит в лучшее женское училище Бостона.
Китсия кивнула. Пози не преувеличивала: она действительно предприняла любопытный эксперимент — вырвала растение из трущобной почвы и пересадила в среду бостонских интеллектуалов. Оставалось проверить, долго ли этот эксперимент продлится.
— В естественных науках она слабовата, зато имеет хорошие способности к языкам.
— В подражание наставнице, — учтиво заметила Китсия.
Девушка уже играла на ковре с дочерью Китсии, не обращая внимания на то, что ее обсуждают. Китсия попробовала заговорить с ней:
— Как хорошо ты обращаешься с детьми!
— У меня восемь сводных братьев и сестер! — гордо заявила девушка. Покосившись на Пози, она поправилась:
— Было раньше.
День за днем Китсия тайком наблюдала за ней, как наблюдает за диким зверем натуралист, стараясь не привлекать к себе. внимания. Ее восхищало полное отсутствие тщеславия, странное для подростка. Минуя зеркала, она, вместо того чтобы посмотреть на себя, ускоряла шаг, словно боялась угодить в ловушку.
— Я родилась в Саут-Энде, — рассказывала она о себе. — Моя мать умерла при родах, и меня взяла к себе ее лучшая подруга. Она называла меня «матереубийцей». «Знаешь, что сегодня выкинула матереубийца? — говорила она мужу, когда тот возвращался из доков. — Оставила кастрюлю на огне, так что та выкипела и сгорела. Мы лишились кастрюли». Меня это не тревожило. Я работала у них в доме не покладая рук. Когда рядом восемь детей-погодков, никто не имеет права бездельничать.
Но стоило мне подрасти, как ее муж стал как-то странно на меня поглядывать. Он завел привычку затаскивать меня в угол ц целовать, а потом заманивать в ванную и сажать себе на колени. Мы со сводными братьями хорошо в этом разбирались, потому что практиковались друг на друге, поэтому я понимала, что происходит.
Пози сердится, когда я называю то, что у нас происходило с этим человеком, «занятиями любовью». Она считает, что это надо называть насилием, но я не согласна… Никогда раньше меня не обнимали, и мне это нравилось. Иногда мне кажется, что это все, что мне нужно для счастья…
В конце концов его жена велела мне убираться, пока он меня не обрюхатил и ребенок не убил меня так же, как я убила собственную мать. Так я и сделала. Целуя детей на прощание, я плакала. Иногда я по ним скучаю. Потом я поселилась в подвале кафетерия и клянчила у посетителей объедки, пока не попалась на глаза Пози. Она ехала в большом старом «кадиллаке» синего цвета — в таких обычно разъезжают политики. Сначала я приняла ее за жену политика, но когда она привезла меня в свой особняк на Луисберг-сквер, я поняла, что у нее нет мужа…
Пози велела горничной отмыть меня и отвезла к доктору, чтобы он проверил, нет ли на мне блох и вшей, дальше — к портному, который нашил мне платьев по ее выкройкам: это были фасоны, которые носила еще ее бабушка. Она многому меня научила…
Девушка умолкла. Был жаркий августовский день, и воздух во внутреннем дворике накалился, как в печи. Китсия, раздетая до пояса, рисовала, обливаясь потом, удерживая дощечку на коленях.
— Как вы потеряли грудь ? — спросила девушка.