Меньше, чем смерть

Он дал ей время осознать все это и сухо, почти без язвительности, заметил:
– Хорошо отдыхаешь.
– Как работаем, так и отдыхаем, – уже чувствуя неладное, огрызнулась Сова.
Ей иногда казалось, что они с Магистром давно истратили друг на друга весь порох и теперь устало переругиваются при каждой беседе, чтобы просто не забыть, как это делается. Каждый из них для другого был настолько предсказуем, что проигрывать заезженную пластинку их бесед от начала до конца не имело никакого смысла. Вот сейчас, например, ей достанется очередное латинское выражение, как обычно – без необходимого перевода.
– Ebrietas est voluntaria insania [1], – многозначительно заметил Магистр.
Сова обречено вздохнула:
– Спасибо, я хорошо себя чувствую. Хотя подозреваю, что вы сказали гадость.
Он промолчал. Даже отведя взгляд в сторону, Сова не могла избавиться от потребности постоянно следить за шрамом. Что у нас там дальше по сценарию? Краткая лекция о служебном несоответствии? Пропустим! Потом? Сова поерзала на стуле, устраиваясь поудобнее. Потом – приказ. После него – небольшое препирательство на тему «Почему именно я?». Препирательство бессмысленное. Спорить с Магистром о целесообразности применения ее способностей в любой операции бесполезно: он большой любитель забивать гвозди микроскопом, и возражения микроскопа при этом в расчет не принимаются. Он считает, что если микроскопом не забивать гвозди, то микроскоп потеряет форму, заржавеет и перестанет работать как оптический прибор. Поэтому Сове придется привычно и лениво разыграть вынужденное согласие.
Магистр продолжал молчать. Сова скосила глаза в другую сторону, успев отметить, что шрам ничуть не посветлел, снова попыталась умаститься на стуле – и поняла, что причина дискомфорта отнюдь не в том, что из сиденья торчит шило. Ее беспокоила слишком затянувшаяся пауза. Привычный ход беседы с начальством нарушался, и это означало, что произошло нечто такое, о чем Магистр предпочитает многозначительно молчать, а значит, – ничего приятного. И очень хотелось поскорее задать вопрос: «Что случилось?», чтобы избавиться от нервирующей неизвестности и дурных предчувствий. Но любой вопрос, сорвись он с ее языка, остался бы сейчас без ответа.
Наконец Магистр нарушил молчание – и сразу начал с приказа:
– В ближайшие часы. Вы должны. Прибыть на Базу. Все вместе. Отъезд. Не афишировать. Причину. Придумайте сами. Можете. Лететь по отдельности. Но ты. Нужна здесь первой. И как можно скорее.
Его приказы славились уникальным ритмом оглашения: вместо единого длинного ствола произносимого предложения подчиненному доставались отдельные, словно взмахом лазерного резака отсеченные поленья слов одинаковой длины. Между поленьями зияла пустота пауз. Как будто Магистру приходилось тратить время на очередной замах. Кстати сказать, свои любимые латинские афоризмы он никогда подобным образом не калечил.
– Что случилось?
Вопрос все-таки вылетел – словно против ее воли. Просто Сова не намерена была строить худшие предположения всю дорогу до кабинета начальства.
– Объяснения. Получите на базе.
– Объяснения. Я получу сейчас. – подражая его манере, возразила Сова. – Иначе вам придется официально отзывать меня из отпуска. И еще: Лорис никуда не полетит в любом случае. У него через две недели защита степени. Так что его оставьте в покое.
Сова твердо уставилась в черные провалы зрачков собеседника, из которых блеснули молнии. Буквально. И рассыпались капельками ртути с обратной поверхности зеркального плазменного экрана. В первый раз это здорово ее напугало. Говорили, что Магистр редко выходит из себя настолько, чтобы сбрасывать энергетические излишки таким демонстративным способом. Сова представила, как однажды у Магистра лопнет его знаменитое на весь космос терпение – и ей доведется увидеть настоящий фейерверк.
Выдержка не изменила. Магистр, не разжимая зубов, сообщил:
– Захват заложников. Пассажирский рейсовик. На Тонатосе. Секретная информация.
Сова поморщилась. Потерла рукой глаза. Снова поерзала на стуле. Да, хуже не придумаешь.
– Я жду вас у себя. – Магистр удостоверился/что информация воспринята, и отключился. Зеркало с запозданием отразило совиную физиономию: заспанные щели вместо глаз, короткие волосы торчат во все стороны и отпечаток шва наволочки на левой щеке. Сова полюбовалась на себя в опустевшее зеркало и кисло усмехнулась.
Одеваясь, Сова то и дело что-нибудь роняла. Все валилось из рук. Если уж день начался с Магистра – дальше может быть только хуже. Впрочем, не стоило терять надежду, что распогодится.
Не распогодилось.
Мерзкий домовой продолжал испытывать к ней явную неприязнь. Утренний гидромассаж произвел на Сову сногсшибательный эффект. Вместо тщательно отрегулированных накануне средней мощности потока и умеренной температуры воды, в тело впились сокрушительные ледяные струи. Спасибо звукоизоляции: гневный вопль жертвы остался тайной для соседей по гостинице. Зато сон как рукой сняло. Сова выбралась из душевой кабинки в состоянии, пригодном для немедленного нанесения ущерба имуществу гостиницы. Пульт управления пропустил два крепких удара кулаком в корпус. Белая рубашка, с вечера доверенная заботам гнусного домового, не лишилась ни единого пятна от вчерашних коктейлей. Если бы Сову интересовало содержимое выпитых накануне бокалов, рубашку можно было бы использовать в качестве вещественного доказательства. Но как одежда в таком виде рубашка была совершенна непригодна. Сова занесла руку для третьего удара по пульту, когда домовой елейным голосом поведал:
– Третья степень загрязнения. Устранить?
– Устраняй, паршивец, – простонала она, опуская занесенную руку. – И немедленно.
Нет, этот бытовой холоп нуждался не в третьем ударе, а в полной замене акустической системы, упорно игнорировавшей безупречное произношение коренных землян.
– Команда не распознана. Обратитесь к администратору гостиницы.
Сова, успевшая дойти до порога, в гневе развернулась и напоследок, чтобы довершить утренний комплект неприятностей, споткнулась и ужасно больно ушибла палец на ноге. Это было последней каплей.
В общем ментальном пространстве кто-то, не удержавшись, прыснул. Кутаясь в гостиничный халат и неловко припадая на раненую ногу, Сова выбралась в гостиную.
Насмешник держал в руках чашку с дымящимся кофе и улыбался ехидно и чуть виновато.
– Доброе утро? – предположил Лорис.
– Какое уж тут доброе! – Ее гнев мгновенно улетучился.
Лорис все-таки не выдержал и захохотал. Сова тоже повсхлипывала, растирая отбитый палец: было жаль себя и в то же время смешно. Лорис протянул ей чашку:
– Угощайся. А лекарство, – Лорис кивнул на стакан с зеленой мутью, заблаговременно принесенный им в гостиную, – я оставил Командору, на случай, если вы проснетесь раньше, чем я вернусь. Но как я теперь вижу, похмелье вы тоже запланировали на двоих?
Сова смущенно вертела чашку в руках.
– Что, так плохо? – Она имела в виду вчерашнее.
Лорис возвел глаза к потолку. Лорис низвел глаза к полу. Лорис в ужасе закрыл глаза, но не выдержал и расхохотался.
– Прекрати издеваться над больным человеком, – возмутилась Сова. – Ты же врач!
В этот момент дверь в спальню Командора распахнулась, и сам Командор возник в дверном проеме, предусмотрительно держась за косяк.
– Очень весело, – ворчливо констатировал он и, с сожалением расставшись с косяком, как-то слишком медленно и подчеркнуто прямо двинулся к единственному в гостиной дивану, на котором уже удобно расположилась Сова. Сопя от усилий, он сдвинул ее нога в сторону и повалился рядом. Сова участливо поднесла ему стакан.
– А, нектар… – Командор нежно погладил стакан по стеклянному боку и тут же бесцеремонно отхлебнул кофе из чашки у Совы. – Колдовское зелье. Утренняя пища богов с похмелья.
– Кстати о нашем Громовержце… – Лорис стал серьезным и недовольно посмотрел на Сову. – Почему ты решила, что я никуда не полечу?