На тебе греха не будет...

Потом они снова отправились «на подвиги», потом снова… Теперь уже Толяну не нужно было подсыпать Илоне в вино хитрый химический состав, растворяющий реальность, она привыкла к ночным забавам, которые вполне заменяли ей наркотик, щекотали нервы, горячили кровь, заставляли острее ощущать жизнь. Ту самую жизнь, которая невозможна без денег. Без настоящих денег. Гроши не в счет.
Но сама жизнь стала почему-то унылой и однообразной. Хорошие рестораны и гостиницы были им с Толяном не по средствам, и Илона поневоле познакомилась с маленькими, относительно дешевыми кафе, но ей там отчаянно не нравилось. Ей не хватало шика, роскошного и оригинального декора, ощущения полной свободы… К тому же Толян слишком часто позволял себе напиваться самым примитивным образом. Их квартира очень быстро снова заросла пылью и грязью, но Илоне и в голову не приходило заняться наведением порядка. Просыпаясь после полудня, она принималась за очередной дамский роман, воображая себя его героиней. Она уносилась то на Средиземноморское побережье, то в Египет, то в Австралию, то на острова Зеленого Мыса, наслаждаясь чужим счастьем, плача от чужих страданий… Как они ярко, насыщенно живут, эти люди! И как ей самой не хватает настоящего, высокого чувства! Толян и в подметки не годится всем этим прекрасным рыцарям, способным ради любимой женщины на все, абсолютно на все — от высокого подвига до самого чудовищного преступления…
А на что, собственно говоря, способен ради нее Толян? И способен ли хоть на что-то вообще? Он по-прежнему каждый день уходил куда-то, ничего не объясняя Илоне, и она думала, что, наверное, Нерадов ищет новую «команду», которая давала бы ему задания, организовывая все как следует… А может быть, он действительно пытался наладить какое-то собственное дело, как говорил когда-то. Но он снова и снова выводил Илону по ночам на плохо освещенные старые улицы, чтобы она останавливала доверчивых прохожих… А денег от этого не прибавлялось.
Илона несколько раз вспоминала о том, как одна тертая-мытая баба, сидевшая то ли в пятый, то ли в шестой раз, сказала ей:
— Дура, забудь про своего Толяна. Ты для него теперь — отработанный пар.
— Почему? — недоверчиво спросила Илона.
— Да ведь ты не захочешь снова на него работать, — пояснила баба.
— Нет, конечно! — вздрогнула Илона. — Ни за что!
— Ну и все, ты ему не нужна.
— Неправда, — возразила тогда Илона. — Он меня любит!
— Не любит, а использует, — поправила ее баба. — Точнее, использовал. Больше ты ему не нужна. Другую дуру найдет.
На том их разговор и закончился.
Илона в общем-то понимала, что Толян действительно ее использует, что он превратил ее в примитивную приманку, что занимаются они примитивными грязными грабежами, но, взяв в руки очередную книжку в яркой обложке, на которой были изображены сногсшибательно прекрасные женщины и мужчины, она забывала об этом, уносясь в мир мечты.
И еще в эту зиму Илона пристрастилась к лотереям. Ради того, чтобы следить за веселой пляской шаров в огромном прозрачном барабане, она по субботам и воскресеньям поднималась чуть свет (в ее представлении) и включала телевизор. Она покупала уйму билетов, тратя на них деньги в ущерб своей любимой кулинарии, и все то время, которое ее ум не был занят очередной завлекательной книжкой, воображала, как она выиграет… ну, по меньшей мере миллион долларов. Готовя обед, шагая в прачечную с бельем, в магазин, Илона постоянно видела перед собой одну и ту же картину: лототрон выбрасывает шар за шаром, и на каждом из них — числа ее билета… И вот она уже едет в Москву, чтобы получить свой выигрыш. Илоне никогда не надоедало представлять во всех подробностях, как именно она отправится за своим счастьем. Она оденется очень скромно, чтобы не бросаться в глаза — в старую куртку, серый шарф, джинсы, — и прихватит с собой большую сумку, чтобы забрать свои сокровища сразу, наличными, никаких переводов на счет в Сбербанк или другую подозрительную контору, существующую только для того, чтобы обкрадывать людей! Она наденет парик — где-то был у нее подходящий, русый, ее собственные волосы слишком яркие и заметные. Никакой косметики. Она ничего не скажет Толяну, пошел он к чертям собачьим, рыцарь недоделанный. И сразу купит квартиру в Москве, чтобы забыть о прошлом, забыть обо всем. Она еще молода, ей всего двадцать восемь, она начнет жизнь сначала. У нее появятся новые знакомые — по-настоящему богатые люди: банкиры, владельцы крупных фирм, промышленники… Ее ждут светские тусовки, бриллианты, поездки в Лас-Вегас. .. Ах, скорее бы выиграть, пока молодость не ушла! Толян, наблюдая за тем, с какой алчностью и надеждой Ил она следит за сутолокой шаров в прозрачном барабане, посмеивался и говорил:
— Детка, выигрыш — это мираж, не больше! Даже если твои номера выпадут, неужели ты думаешь, там сидят такие дураки, что и в самом деле отдадут тебе миллионы рублей? Смешно, честное слово!
— Почему же не отдадут? — сразу начинала кипятиться Илона, злясь на Нерадова: как скроешь от него выигрыш, если он сам все увидит? Черт бы его побрал, спал бы себе, сопел в подушку! — Другим отдают, а мне — нет?
— А ты видела вживе хоть одного человека, который получил бы кучу денег по лотерейному билету? — задавал вполне разумный вопрос Толян.
— Не видела, ну и что? У меня вообще знакомых нет, чему тут удивляться? А я вот выиграю и открою свой ресторан! Роскошный!
— Красиво мыслишь, — кивал Толян. — Ну, играй, детка. Ты у меня совсем еще ребенок.
Новый год они встретили дома. Илоне так хотелось пойти в ресторан, потанцевать, пококетничать, просто побыть среди людей, но Нерадов твердо заявил:
— Детка, у меня нет на это денег.
И они сидели перед телевизором, как какие-нибудь нищие пенсионеры, пили коньяк и шампанское, ели салаты, купленные в «Метрополе», и отчаянно скучали. Илона решила, что никогда не простит этого Толяну. Новый год был для нее единственным настоящим праздником, и, испортив Илоне эту ночь, Нерадов тем самым испортил ей настроение на целый год.
А потом наступил январь, и они снова ходили вдвоем «на охоту» — раз, другой, третий… Но в конце января, двадцать четвертого числа, нарвались на крупную неприятность.
 
Глава 4
Карпов проснулся от того, что под окном начал работать компрессор. «Ну, хрен махровый, — зло подумал он, — чтоб им, богатеям этим, всем сдохнуть в одночасье!» Богатеи были виноваты в том, что кто-то купил помещение в соседнем доме, прямо напротив окна Карпова, и затеял там капитальный ремонт. Учитывая ширину двора — а он представлял собой почти классический колодец, отличаясь от оного только двумя выходами и тремя полудохлыми кустами акации, — шум от компрессора был не просто оглушительным, а просто-таки рвущим барабанные перепонки. И это несмотря на плотно закрытые форточки.
Карпов долго ворочался в постели, сбивая в ком грязную простыню, однако в конце концов встал. Посетив туалет, но, как всегда, забыв умыться, он выполз в кухню. Да, неплохо прошли три последние дня, неплохо, не на что жаловаться. И если бы не настырная жена старшего брата, явившаяся сюда и утащившая Николая домой, могли бы и еще денек-другой погулять. Но Верка конечно же озверела от того, что мужа три дня дома нет, притащилась, устроила скандал… А Николай человек мягкий, послушный, жену боится. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Карпов вспомнил, как он сам давным-давно, в молодости, боялся свою жену. Катенька у него была красавица, умница, сына ему родила отличного, теперь уже Сереже двадцать пять лет… Давненько он сына не видел! Да, ушла от него Катюша, сманил ее директор магазина, прельстил большими деньгами… а Карпов тогда запил. Потом заболел, получил инвалидность, потом встретил Ляльку, а уж после того вовсе не просыхал много лет подряд. Планида такая, значит. А теперь вот Лялька померла… Ну, блин кудрявый, уж не везет так не везет!
Карпов всхлипнул, по мятым, небритым щекам потекли похмельные слезы. «Ох, Ляля, Лялечка, на кого же ты меня покинула, кто теперь меня кормить будет, — горевал Карпов, — как мне без тебя жить?»