Табу

По его рассказам, он был парнем, который любит путешествовать. Дело, которым он собирался заниматься в Сан-Диего, было связано с розничной торговлей, поставленной на широкую ногу. Руководил всем его дядя. Квентин считал, что это будет только началом – у него были большие планы. Он собирался получить диплом колледжа, связанного с одной из деловых профессий, причем обучаться по вечерам, после рабочего дня. Парень решил заняться менеджментом. Он был убежден, что тяжелые времена не могут длиться вечно. Надо только пережить их, и когда дела пойдут к лучшему, он будет во всеоружии и готов к новой карьере.
– Конечно, я потерплю, – говорил он Кейт за кофе в ресторанчике. – Но это – одна из моих добродетелей. Все придет к тому, кто ждет, как любил повторять мой отец.
Квентин не уставал говорить о себе и о своих планах. Но не разговоры убеждали Кейт. Сильное впечатление на нее производила его непоколебимая целеустремленность. Это была та черта характера, которой она сама была лишена, девушка была в этом отношении легкомысленной – несмотря на то что прекрасно работала. В Квентине была какая-то внутренняя сила, словно электрический заряд во взгляде серых глаз, который притягивал Кейт.
Проходило лето, и Кейт почувствовала, что начинает присматриваться к юноше.
Она видела татуировку на его руках, когда он работал в майке на насосе. Он был худощав, но тело его было сильным. Пальцы, запачканные машинным маслом и смазкой, были длинными и крепкими.
Иногда, особенно когда стояла жара, Кейт выглядывала из окна и смотрела, как он работал без рубашки, подправляя забор или перенося тяжелое оборудование с места на место, – на лбу у него выступал пот. У него была немного впалая грудь, стройная талия. Вид напряженных мужских мускулов привлекал ее взгляд. Квентин размахивал топором с отчаянной силой.
Первый раз в жизни Кейт смотрела на тело мужчины с интересом. Дома в Плейнфилде она не обращала никакого внимания на мальчиков, учившихся с ней в школе. А после нападения на нее отчима она вообще не думала об отношениях между мужчиной и женщиной. Жизнь у Ивелла Стимсона помогла Кейт забыть весь этот кошмар.
Но глядя на Квентина, работавшего на заднем дворе, Кейт вновь ощутила то странное, почти болезненное чувство, возникавшее в ее растущем теле – в груди, в паху.
Она обнаружила, что ей все труднее отвести взгляд от Квентина, когда он работал. Чаще всего он трудился без рубашки под ее окнами. Погода становилась все жарче. Один или два раза девушка спросила себя, делает ли он это сознательно. После небольшого раздумья Кейт отвергла эту мысль.
Квентин обходился с нею с большим уважением, несмотря на некоторую дружескую фамильярность. Он слышал рассказ Ивелла о том, что Кейт – его племянница, и старался, как мог, оберегать и защищать ее. Иногда, когда посетители ресторанчика проявляли к девушке уж слишком живой интерес, Ивелл испытывал большое облегчение от мысли, что Квентин неподалеку и может защитить Кейт.
Но для самой Кейт все было не так просто. Она чувствовала, что Квентин мало-помалу буквально заполонил ее мысли. Чувство было одновременно тревожным и успокаивающим. Она надеялась, что он скоро уедет, чтобы заняться своим делом в Сан-Диего, и жизнь пойдет по-прежнему.
Но в один прекрасный день правда, которую Кейт скрывала от самой себя, обнаружилась.
Был знойный июльский воскресный день.
Ивелл отправился в город купить специй для кухни. Квентин вызвался поехать с ним, но Ивелл попросил его присмотреть за насосом, пока Кейт будет готовить.
Кейт и Пам работали весь день и закрыли ресторанчик в шесть. Они вместе убрались на кухне, и, после того как Пам ушла, Кейт отправилась наверх принять душ.
Ивелл все не возвращался, но она не беспокоилась, так как знала, что он – большой любитель поболтать и, наверно, встретил какого-нибудь старого друга в городе. Он частенько задерживался допоздна.
Квентин был еще внизу – возился с насосом. Кейт вошла в душевую, стянула униформу, сняла лифчик и трусики и встала под воду.
Душ теперь работал прекрасно, так как месяц назад Квентин починил его. Горячая вода ударяла в Кейт упругими струями, мыло, смывавшее грязь и запахи ресторана, возвращало коже ощущение свежести и чистоты.
На мгновение она посмотрела наверх, в то место, откуда вытекает вода, и подумала о сильных руках Квентина, работавшего внизу. Она словно видела его стройное, напряженное тело с сильными мускулами, татуировку на его руках. Она вспомнила, что ей давно уже чудилась какая-то загадка в его глазах, когда он смотрел на нее.
– Квентин, – услышала она свой собственный голос. Рука ее водила выскальзывающий кусочек мыла вдоль живота, груди, и имя сорвалось с ее губ почти бессознательно.
Кейт покраснела. Женский трепет, сладкие волны во всем ее теле в эти последние недели не оставляли никакого сомнения. Она стала женщиной, с женскими чувствами и мечтами.
Она провела мылом между ног, вверх и вниз, к отливающим серебром бедрам, затем – к потаенному месту, которое отвечало на ее прикосновение. Ее собственные мысли шокировали ее. Долгое время она была наедине с собой. Теперь, казалось, ее тело стало жить самостоятельной жизнью.
Немного озадаченная, Кейт закончила намыливать себя и вымыла волосы. Она вышла из душа в купальном халате, который купила после того, как оказалась здесь, волосы были обмотаны полотенцем.
Внезапно она замерла. Квентин стоял прямо перед ней, загораживая ей дорогу в спальню. В его глазах было знакомое, немного странно-нежное выражение.
– Полегче стало? – спросил он. Она приподняла бровь.
– Что ты имеешь в виду? – сказала она.
– Нет ничего лучше душа в жаркий день. Это здорово – освежиться! Я бы и сам не прочь вымыться после тяжелого рабочего дня на солнце.
Он был в майке. Его руки казались сильными и даже немного опасными – с татуировкой на каждом бицепсе. Улыбка на его лице была, безусловно, странная, в глазах – выражение, которого она раньше не видала.
– Отлично, я уже закончила, – сказала Кейт. – Можешь идти в душ.
Ее слова прозвучали фальшиво. Квентин никогда не пользовался домашним душем. Он всегда мылся под навесом во дворе. Но она была неспособна обдумывать свои слова, сказала первое, что ей пришло в голову. Ей хотелось пройти мимо него в свою комнату.
– Нет, – сказал Квентин двусмысленно и остался стоять на месте, глядя на нее.
Она сделала шаг по направлению к нему. Он по-прежнему не двигался с места.
– Могу я пройти? – спросила Кейт нервно. – Я хочу пройти в свою комнату. Пожалуйста.
Он ничего не ответил. Она увидела, что взгляд его скользнул со свежевымытого лица к контурам груди и бедер под купальным халатом и дальше – вниз к ее ногам.
Она покраснела.
– Квентин, – сказала она раздраженно, – ты думаешь уйти с моей дороги? Я хочу одеться…
– Почему ты произнесла мое имя? – спросил он неожиданно, делая шаг вперед, чтобы закрыть ей проход более основательно. Его лицо было вблизи ее лица. Удивительно, но от него вовсе не пахло машинным маслом или бензином. От него веяло свежестью и чистотой.
«Видимо, он успел помыться», – подумала Кейт.
Но его слова вернули ее к действительности.
– Я… что? – спросила она. – О чем ты говоришь?
– Только что, – улыбнулся молодой человек. – В душевой. Ты сказала «Квентин». Я хорошо слышал.
Глаза Кейт широко раскрылись. Она смотрела на него молча, словно он был прокурор. Она еще гуще покраснела.
– Что?.. – сказала она опять. – Я не понимаю.
– Пойдем со мной, – сказал Квентин, дотронувшись до ее локтя. – Я хочу тебе кое-что показать.
Он повел ее вниз в спальню Ивелла Стимсона – через холл наверх. Она увидела старую кровать с латунной передней стенкой, фотографии жены и дочери Стимсона. В комнате все дышало стариной. В ней была какая-то затхлость. Кейт почувствовала себя немного дурно.
К ее удивлению, Квентин открыл стенной шкаф и подтолкнул туда Кейт.
Поколебавшись, она пошла. Это было старое, очень глубокое сооружение. На стене висело треснувшее зеркало. Квентин сдвинул его в сторону. Позади зеркала была дыра.