Люси Краун

— Не в этом дело, — сказала Люси, вспоминая неуютную, бедно обставленную безликую квартирку, которая была явно предназначена для временного жилья — коротких визитов или для людей без всяких корней. -Просто — здесь твой дом… И твоя жена, ребенок… Тони кивнул.
— Именно, — ответил он. — Это же самое важное. Это снимает с тебя чувство ответственности.
— И сколько же времени ты уже не бывал дома?
Тони казалось задумался. Он склонил набок голову и полузакрыв глаза, солнце блестело на стеклах его очков. — Восемнадцать лет, — ответил он наконец.
Люси почувствовала, что краснеет.
— Я не об этом. Я имела в виду с тех пор, как ты вернулся в Штаты.
— Пять-шесть лет, — небрежно бросил он, наклоняя вперед голову и задумчиво отодвигая чашку подальше от себя на столике, как шахматист, делающий ход.
— Ты собираешься когда-нибудь вернуться?
Тони пожал плечами.
— Может быть, кто знает?
— Дело в деньгах?
Тони усмехнулся.
— А, — сказал он, — так ты успела заметить, что мы не самая богатая американская молодая пара в Европе?
— А где те деньги, которые ты получил по завещанию после продажи дела? — спросила Люси.
Тони снова пожал плечами.
— Как это бывает, — сказал он. — Ложные друзья, беспорядочная жизнь, неудачные капиталовложения. Бог дал, бог взял. Я и не очень держался за них. Они создавали у меня чувство неловкости. — Он внимательно вглядывался в лицо Люси, произнося эти слова. — А у тебе как с деньгами?
Тон его звучал строго, как на допросе.
Люси решила не отвечать на этот вопрос.
— Если тебе когда-нибудь понадобятся деньги…. — начала она.
Тони движением руки остановил ее.
— Осторожнее, — предупредил он, — это может тебе обойтись недешево.
— Я вполне серьезно.
— Запомню, — мрачно пообещал Тони.
— Дора сказала, что ты не очень доволен своей работой…
— Что прямо так и сказала? — удивленно спросил Тони.
— Ну, не точно этими словами. Но она говорила, что ты подписываешься не своим именем и…
— Я еще не такой мастер, чтобы это имело смысл. — Тони произнес эти слова задумчиво, будто обращался к себе самому, а не к ней. — И вообще, это рутина, бесполезная, гнетущая рутина.
— И почему же ты не занимаешься чем-то другим? — поинтересовалась Люси.
— Ну прямо как моя жена, — улыбнулся Тони. — Это должно быть общая женская точка зрения — если тебе не нравится то, что ты делаешь, закрывай лавку и завтра же начинай что-то другое.
— А медицинская школа? — спросила Люси. — Я слышала, что ты делал успехи, пока не бросил…
— Я два года возился с трупами, — ответил Тони. — У меня была легкая рука на мертвых и мои учителя были обо мне высокого мнения…
— Я знаю, — перебила Люси. — Я знаю одного человека из Колумбии , он рассказывал мне. И почему же ты бросил?
— Ну, когда получено наследство, кажется безумно глупо вкалывать по четырнадцать часов в сутки, имея столько денег на счету, да и вдруг захотелось попутешествовать. Кроме того, — добавил Тони. — Я понял, что не хочу никого лечить.
— Тони… — голос Люси звучал приглушенно, напряженно отдаваясь в ее мозгу.
— Да?
— Ты действительно такой, Тони? Или просто хочешь таким казаться?
Тони откинулся на спинку стула и проводил глазами двух девушек в черных платьях, которые переходили улицу перед кафе. — Я сам не знаю. Жду, пока кто-то не скажет мне.
— Тони, ты хочешь, чтобы я уехала и оставила тебя одного?
Он не сразу ответил. Он неспеша снял очки и осторожно положил их на столик перед собой. Потом сурово посмотрел на мать, его лицо было неприкрыто, незащищено, глубокие знакомые глаза смотрели печально и изучающе.
— Нет, — наконец произнес он и протянув руку, нежно прикоснулся к Люси. — Я этого не вынесу.
— Сделай для меня одну вещь.
— Что именно? — в его голос снова вернулась настороженность и недоверие.
— Поедем со мной в Нормандию сегодня. Я хочу посетить городок, где погиб твой отец, пойти на кладбище, где он похоронен. У меня с собой письмо от человека, который был с ним, когда это случилось и я знаю называние городка… Озьер.
— Озьер, — повторил Тони, снова надевая очки и восстанавливая барьер между ними, будто он уже пожалел о своей мимолетной слабости. — Я проезжал там. Я не видел никаких мемориальных табличек. — Он саркастически засмеялся. — Что за место для героической смерти!
— А ты разве не знал?
Тони отрицательно покачал головой.
— Нет. Ты прислала мне телеграмму с сообщением о его смерти. И все.
— Ты знал, как это произошло?
— Нет.
— Он узнал, что там была группа немцев, которые хотели сдаться в плен и пошел к ним под белым флагом. — Через пять минут его убили.
— Он был слишком стар для этих вещей.
— Он хотел, чтобы его убили, — сказала Люси.
— Читай повнимательнее газеты, — ответил Тони. — Мир полон людей желающих быть убитыми.
— Ты не почувствовал этого, когда виделся с ним во время войны?
— Я недолго общался с ним, — сказал Тони, глядя куда-то мимо Люси, видимо не желая говорить на эту тему. — Когда я увидел его, единственное что я почувствовал, это то что ему стыдно, что я не ношу форму.
— Тони! — перебила Люси. — Это не правда.
— Нет? А может и нет. Может его просто смущало то, что я жив. — Не смей так говорить!
— Почему? — резко бросил в ответ Тони. — Я решил много лет назад, что никогда не буду врать по поводу наших отношений с отцом.
— Он любил тебя, — сказала Люси.
— Под белым флагом, — продолжал Тони как будто не слышал ее слов. -Думаю, что есть и более страшные варианты смерти для отцов. Скажи мне кое-что…
— Да?
— Ты действительно случайно увидела меня вчера в баре или ты приехала в Париж, зная, что будешь разыскивать меня? — Он выжидательно и вопросительно смотрел на мать, на его лице читалась готовность не поверить ей.
— Я не знала, что ты в Европе, — сказал она. — И когда ты вышел из бара, я спросила бармена, знает ли он твой адрес, я думаю, что мне даже хотелось не узнать, не найти тебя.
Тони кивнул.
— Да, — сказал он. — Этого я не могу понять.
— Я знала, что однажды нам придется встретиться, — ответила она.
— Наверное, — согласился Тони. — Наверное, если у тебя есть сын, ты рано или поздно должен увидеть его…
— Я бы устроила все по-другому, — сказала Люси, вспоминая свои фантазии, сны о смерти, прощальный поцелуй. — Если бы я могла это все сама устроить.
— И все же, придется примириться с этим. Теперь ты хочешь навестить могилу… Ну, это естественно. Не могу сказать, что нам следует делать это, но это вполне естественное желание. Скажи мне, — продолжал болтать он. — Ты заметила каким вульгарным он стал в последнее время?
— Нет, — ответила Люси.
— О мертвых плохо не говорят, — неприятно улыбнулся Тони. — Конечно. Он был шумным и пустым, полным офицерских шуточек и патриотических лозунгов, и рассуждал о хористках. Он всегда спрашивал меня, достаточно ли у меня денег на развлечения. И при этом он всегда подмигивал. Я отвечал, что лишняя сотня не помешает.
— Он был щедрым, — сказала Люси.
— Может, именно это и произошло с ним, — Тони посмотрел на небо. Оно было ясным и голубым с былым свечением где-то на юге. — Хорошая погода для поездки за город. У меня назначена встреча за обедом, но думаю мне удастся рассказать о мертвых отцах и вернувшихся матерях и о всяком таком прочем. Я скажу, что мне нужно отправиться на поле сражения под белым флагом.
— Не надо, — с трудом произнесла Люси, вставая. — Не надо ехать со мной, если ты так относишься к этому.
— Скажи мне, — произнес Тони не двигаясь с места и продолжая смотреть на раскаленное небо. — Зачем тебе это?
Люси оперлась на столик, чтобы не потерять равновесия. Она почувствовала, насколько устала. Она посмотрела сверху вниз на напряженное запрокинутое лицо сына, с темной тенью очков на осунувшихся скулах.
— Потому что мы погубили его, — подавлено произнесла она. — Ты и я. Потому что мы не должны забыть его.