Поджигатели (Книга 1)

— Какие именно восстания, уже подготовленные коммунистами, свидетель имеет в виду?
Карнаве растерянно взглянул на прокурора. Тот бросил взгляд на председателя суда. Председатель протянул палец в сторону Димитрова.
— Этот вопрос не относится к делу.
— А по-моему, относится, — настойчиво проговорил Димитров.
— Димитров! Предупреждаю вас ещё раз: вы не должны так разговаривать с судом. Вы заставите меня снова удалить вас с заседания!
— Это было бы очень печально, господин председатель.
— Для вас больше, чем для нас.
— Охотно верю, господин председатель: допрос ренегата Карнаве без меня прошёл бы значительно глаже.
Председатель стукнул рукою по столу:
— Перед вами депутат рейхстага!
— Пусть господин «депутат» ответит на вопрос: не была ли группа Кац — Карнаве в тысяча девятьсот двадцать пятом году постановлением Коммунистического Интернационала изгнана из коммунистической партии как враждебная, ведущая подрывную троцкистско-анархистскую работу, как группа, в которой оказались преступные элементы?
Председатель снова поднял руку, но Димитров, опережая его, крикнул:
— Не были ли члены группы Кац — Карнаве изгнаны как провокаторы и агенты политической полиции, уже тогда действовавшей против Коммунистической партии Германии?!
Председатель тоже повысил голос до крика:
— Димитров, я предостерегаю вас! Здесь недопустимы политические диспуты между вами и свидетелями! Вы можете только задавать вопросы… Садитесь!
— Я имею вопрос!
— Я освобождаю свидетеля от ваших вопросов. Господин депутат, вы свободны.
— Неслыханно! — протестующе воскликнул Димитров.
Председатель предостерегающе поднял руку:
— Довольно, или вас выведут!
Димитров медленно опустился на своё место.
В зале наступила тишина.
Словно испытывая терпение присутствующих, председатель оглядел зал. Отчётливо послышался скрип сапог переминающегося с ноги на ногу полицейского, стоящего за спиною Димитрова. Председатель бросил в его сторону сердитый взгляд и торжественно провозгласил:
— Свидетель господин рейхсминистр Геринг!
Ещё прежде чем затих голос председателя, Геринг сорвался с места, с грохотом оттолкнув стулья, и, выпятив живот, с заложенными за спину руками, с высоко вскинутым подбородком пошёл к столу суда. Он ступал так тяжело, что вздрагивали не только его жирные щеки, но и чернильницы на столах секретарей.
Но ещё раньше Геринга поднялся со своего места Димитров.
— Я протестую, — крикнул он так, что заглушил голос что-то говорившего председателя. — Свидетель не должен находиться в зале суда при допросе других свидетелей! Если этот человек был здесь — он не свидетель.
— Прежде всего, — сухо ответил председатель, — определение здесь выносит суд, а не подсудимые. А кроме того, я должен вам заметить, что перед вами вовсе не «человек», а…
— Ну, если он не человек… — примирительно заявил Димитров, и по залу пронёсся ветерок несдержанного смеха.
Однако под строгим взглядом председателя зал затих. Почтительно привстав, председатель задал Герингу положенные предварительные вопросы.
В этот момент внимание Роу было отвлечено служителем, шепнувшим ему на ухо:
— Господин Роу? Вас вызывает к телефону Лондон.
Когда Роу вернулся в зал, Геринг стоял перед судейским столом, широко расставив ноги. Лакированные краги делали их похожими на чугунные тумбы. Уперев пухлые кулаки в бока, стараясь изобразить на лице насмешливую улыбку, он исподлобья смотрел на Димитрова. А тот спокойным, ровным голосом задавал ему вопросы:
— Известно ли господину министру, что трое полицейских чиновников, арестовавших ван дер Люббе, выдаваемого здесь за коммуниста, не обнаружили у него партийного билета?
— Мне все известно, — рявкнул Геринг.
— Откуда же взялось официальное сообщение господина министра о том, что у ван дер Люббе был отобран партийный билет?
— Я так предполагал, — не задумываясь, выпалил Геринг.
— И на основании этого предположения сделали вывод, что имеете дело с коммунистом?
— Это касается меня — какие выводы я делаю.
— Здесь суд, господин министр, — спокойно заметил ему Димитров.
— Но в этом суде вы не прокурор! — огрызнулся Геринг.
— Тем не менее вы должны ответить на мой вопрос.
— Вопросы задавайте, обращаясь ко мне, — сердито остановил Димитрова председатель. — А я буду решать, должен ли свидетель отвечать на них.
— Так мы не скоро доберёмся до сути.
— Что это? — нахмурился председатель. — Оскорбление суда?!
— Мне показалось, что это усложнит процедуру.
— В таком случае будьте точнее в выражениях! — Председатель взглянул на Геринга и, словно сомневаясь, имеет ли он право это сделать, нерешительно сказал Димитрову: — Задавайте вопросы… только вежливо, пожалуйста.
Димитров насмешливо поклонился председателю и обернулся к Герингу:
— Что сделал господин министр внутренних дел, чтобы двадцать восьмого и двадцать девятого февраля выяснить все возможные версии поджога рейхстага и прежде всего не потерять следов ван дер Люббе, исчезнувшего в полицейской ночлежке Геннигсдорфа?
— Я министр, а не сыщик! Я не бегаю по следам поджигателей! — прорычал Геринг.
— Но разве ваше заключение, что именно коммунисты, а не кто иной, являются поджигателями, не определило для полиции весь ход расследования? Не оно ли отвело полицию от других истинных следов?
Не давая Димитрову договорить, Геринг крикнул:
— Меня не могут интересовать личности поджигателей. Мне было важно установить, какая партия отвечает за поджог.
— И вы установили?..
— Поджог рейхстага — это политическое преступление. Я убеждён, что преступников надо искать именно в вашей партии! — голос Геринга становился все более хриплым. Потрясая кулаком в сторону Димитрова, он кричал: — Вашу партию нужно уничтожить! И если мне удалось повлиять на следственные органы в этом отношении, то я рад: они нашли вас!
Он умолк, тяжело дыша, и отёр платком вспотевшее лицо.
Димитров все тем же ровным голосом спросил:
— Известно ли господину министру, что партия, которую «надо уничтожить», господствует на шестой части земного шара, а именно — в Советском Союзе?