Поджигатели (Книга 1)

— Не произноси при мне имени этого борова! — проворчал Рем.
— Между вами пробежала чёрная кошка?
— Между нами стоит нечто более страшное, — мрачно произнёс Рем. — Нам двоим нет места в этом мире!
Эгон видел, что Рем пьян. Сверкая злыми глазками, толстяк стукнул кулаком по столу.
— Скоро, очень скоро мы покажем фюреру, что стоит этот его дружок!
— Перестань, — сказал Хайнес, но Рем не обратил на него внимания.
— Есть только один путь к спасению: превращение моих молодцов в постоянную армию. Я не собираюсь стать картонным плясуном в руках толстого Германа! — На пылающей лице Рема все ярче выступали шрамы. — Гитлер презирает своих старых товарищей. Ещё бы! Он прекрасно знает, чего я хочу. Дайте нам только новую армию, с новыми генералами. Да, именно так, с новыми генералами. Верно, Эдмунд?
Хайнес молча кивнул.
А Рем, прихлёбывая из бокала, продолжал:
— Все, что Адольф знает о войне, он получил от меня. Сам он — штатский болтун. Настоящий австрияк, чорт бы его побрал! Ему нравится торчать на троне и править со своей «священной горы». А мы должны сидеть сложа лапы? То, что придёт за мною, будет великим, неслыханным…
Хайнес положил руку на плечо Рема:
— Замолчишь ты наконец?!
Но тот не унимался:
— Честное слово, мёртвый Адольф принесёт нашему делу больше пользы, чем живой…
— Если ты не замолчишь, я отправлю тебя спать, понял? — прошипел Хайнес.
Рем запустил пятерню в вазу со льдом, где лежали гроздья винограда, и сжал их так, что брызги сока разлетелись по всему столу.
Эгону было страшно слушать. Но не меньше он боялся и встать. Он не знал, что делать, и удивлялся спокойствию Бельца, потягивавшего вино и с усмешкой прислушивавшегося к пьяной болтовне Рема. Эгону казалось, что вот-вот должны появиться эсесовцы, схватить их всех и потащить куда-то, где придётся отвечать за страшные речи страшного Рема… Внезапно отчаянный женский крик прорезал чинную тишину ресторана. Вырываясь из рук кельнеров, в зал вбежала худенькая белокурая девушка. Она, рыдая, упала на диван. Следом за нею ворвалось несколько штурмовиков. Один из них схватил девушку за руки и потащил к выходу. Окрик Хайнеса остановил его.
— Эй, в чём дело?
Штурмовик вытянулся перед Хайнесом.
— С ней шёл какой-то старый еврей. Когда мы взялись за него, она с перепугу бросилась сюда.
Хайнес взял девушку за вздрагивающий подбородок.
— Что ты нашёл в ней еврейского? — спросил он штурмовика и обернулся к девушке: — Вы еврейка?
— О, мсье! — едва слышно пролепетала она. — Мы французы. Мы настоящие французы!.. Меня зовут Сюзанн, Сюзанн Лаказ…
— А ведь мила! — усмехнулся Хайнес, обращаясь к собутыльникам. — Ну, чего ты ждёшь? — спросил он штурмовика.
Тот растерянно топтался на месте.
— Можешь итти! — сказал Хайнес.
Штурмовик щёлкнул каблуками и послушно замаршировал к двери.
— Мой отец! — воскликнула девушка. — Спасите же и моего отца!
— Эй, — крикнул Хайнес вслед штурмовику, — куда ты девал её старика?
— Его увезли для проверки.
— Спасите моего отца! — повторяла Сюзанн.
Хайнес подвёл девушку к столу.
— Как ты находишь, Эрнст? — спросил он Рема.
— Меня это не занимает.
— Погоди, чудак ты эдакий. Ты же не знаешь, что я хочу сказать.
Хайнес окинул девушку оценивающим взглядом.
— Если бы тебя спросили, в чьём она вкусе?
Рем взглянул на Сюзанн.
— Таких обожает Адольф! — прохрипел он. — Чтобы они сидели рядом и смотрели на него умильными глазами.
— Ты угадал мою мысль. — И Хайнес спросил Сюзанн: — Ваша профессия, фройлейн?
— Журналистка… Собственно, я прежде была журналисткой, когда жила во Франции.
— Вот если бы вы были художницей, — сказал Хайнес, — я устроил бы вам такую карьеру, что… ого-го!
Сюзанн заискивающе улыбнулась:
— Я немного и художница… Я занималась художественным переплётом редких книг. Но это невыгодно. Никто не переплетает теперь книги.
— Переплёты?.. Нет, это не то!
Хайнес ещё раз внимательно оглядел девушку и подал ей бокал.
— За нашу дружбу! Ручаюсь, вы не пожалеете о сегодняшнем дне. Это говорю вам я, Эдмунд Хайнес! Едем! — Он сунул девушке в руки её сумочку и сказал Рему: — Отправляйся спать!
Ни с кем не простившись, Хайнес взял девушку под руку и повёл к выходу.
— Девчонка совсем недурна, — сказал Бельц, проводив их взглядом. — Однако не пора ли и нам?
Рем вскинул на него воспалённые глаза:
— Тебе есть куда спешить! А я должен чего-то ждать, потому что старые куклы с Бендлер [2] считают ниже своего достоинства подавать мне руку!
— У тебя больное самолюбие, — отводя глаза, пробормотал Карл Эрнст.
— При поступлении моих головорезов в рейхсвер им даже не засчитывают заработанные у меня нашивки, — обиженно проворчал Рем. — Как будто не штурмовики сделали Адольфа тем, что он есть! А теперь, видите ли, нашлись моралисты, прожужжавшие ему уши: «Рему пора укоротить руки».
— Какое тебе дело до их морали? — спросил Карл Эрнст.
Рем молча оглядел собеседников и, несмотря на опьянение, уверенно, не пролив ни капли, снова наполнил все бокалы.
— Когда люди начинают лопотать о морали, — проговорил он, — это лишь означает, что им ничего более остроумного не приходит в голову. Я горжусь тем, что в моих казармах пахнет не потом, а кровью. Ты знаешь, что они придумали? Распустить моих молодцов в годовой отпуск! Но, честное слово, если враги штурмовых отрядов льстят себя надеждой, что штурмовики вовсе не вернутся из отпуска или вернуться в меньшем числе, то мы заставим их разочароваться! Это вы все скоро увидите. — Он мутными глазами уставился в лицо Бельцу. — Бельц, иди служить ко мне! Не пожалеешь! — Хрип, похожий на рыдание, вырвался из его груди. — Если бы ты знал, как мне нужны надёжные люди!
При этих словах пьяные слезы полились у него из помутневших глаз. И, словно это послужило сигналом, за его стулом мгновенно выросла фигура штурмовика. Он подхватил Рема под руки и, напрягая силы, чтобы удержать в равновесии тучное тело шефа, повёл его из ресторана.
Бельц и Эгон сели в таксомотор.