Поджигатели (Книга 2)
Перед отъездом Бурхард сказал Эгону:
— Мы поручим вам ответственную задачу нужно подумать над машиною совершенно нового типа. Для начала поговорим о «мocкитах»…
— «Москиты»? — спросил Эгон. — Никогда не слышал!
— Когда будете в Берлине, заезжайте ко мне. Я вам кое-что покажу. А пока — это между нами…
11
Когда стало известно благоприятное заключение комиссии, Эльза, не выдержав нервного напряжения, расплакалась у всех на глазах. Она не решилась подойти к Эгону, когда его поздравляли другие сотрудники. С завистью смотрела она, как Эгон взял под руку Пауля Штризе и, дружески беседуя с ним, повёл в бюро.
Молодой инженер, появившись на заводе, быстро завоевал симпатию Эгона умением схватывать на лету его идеи. Он был исполнительным помощником и способным организатором. Мало-помалу к нему перешла часть работы, мешавшая Эгону: распределение обязанностей между инженерами бюро, наблюдение за выполнением задании. Эгон и не заметил, как Штризе стал его фактическим помощником.
В личных отношениях Штризе привлекал Эгона кажущейся непосредственностью. Он не стеснялся выражать свои мнения. Когда Штризе критиковал существующие порядки, Эгону нечего было добавить. Но зато очень часто вслед за этими суждениями следовали другие, резко противоположные взглядам Эгона.
Эгон искренно удивлялся: в голове молодого инженера точные технические идеи уживались с очевидным абсурдом, преподносимым министерством пропаганды. Когда Эгон рисовал Паулю картину того, что было бы с Германией, если бы её западные соседи взялись за оружие, Штризе со смехом возражал:
— Но ведь не взялись же!
При всем том Штризе знал своё место. Он был скромен, не лез на глаза, вносил в дело свою долю помощи незаметно.
Узнав, что Штризе играет на скрипке, Эгон несколько раз звал его к себе и охотно ему аккомпанировал.
Эльза ревниво следила за развитием их отношений. Она не любила Штризе и, пока была близка с Эгоном, делала все, чтобы помешать этой дружбе. Может быть, теперь Эгон нарочно подчёркивал своё расположение к Штризе, чтобы досадить ей? Чувствуя своё бессилие, Эльза могла только нервничать и плакать по ночам. Матушка Германн приписывала исчезновение Эгона боязни поддерживать отношения с семьёй арестованного книготорговца. Сидя по ночам у постели дочери, старушка бранила трусливого доктора Шверера.
От утешений матери Эльзе становилось ещё тоскливей, но она не смела возражать.
Через несколько дней после отъезда комиссии, когда Эльза, понурая и одинокая, шла к автобусу, к ней подошёл блоклейтер.
— Тебя ждёт Шлюзинг.
Она попыталась ускользнуть, но блоклейтер ухватил её за руку и повёл в бюро Шлюзинга. Эльза не скрывала испуга и отчаяния. Она упала на стул перед столом Шлюзинга и, не дав ему произнести ни слова, сквозь рыдания, сбивчиво и путанно объяснила, что не может быть полезной.
К её удивлению, Шлюзинг не закричал, как обычно, не застучал кулаком, не затопал ногами.
— Вы глупая курочка, — сказал он, пряча от Эльзы маленькие колючие глазки. — Мы вовсе не собирались разбивать ваше счастье. Только помочь вам, понимаете? Помочь!
Но и это доброе слово звучало в его устах, как страшная угроза.
Шлюзинг помолчал. Эльза сидела, уронив голову на руки.
— Шверер знает о том, что вы работали у нас, — сказал Шлюзинг.
При этих словах Эльза содрогнулась. Так вот в чём разгадка охлаждения Эгона!
Блоклейтер должен был подать ей стакан воды. Её зубы стучали по стеклу.
Как сквозь сон, она услышала окрик Шлюзинга:
— Да перестаньте же наконец! Мы хотим, чтобы вы были счастливы. Мы даже поможем вашему счастью, но… вы должны будете нас отблагодарить: сообщать нам всё, что говорит доктор Эгон.
— Никогда! — горячо вырвалось у Эльзы.
Шлюзинг сбросил маску любезности. Эльза рыдала, уткнув лицо в платок. Шлюзинг обрушился на блоклейтера:
— Ты подсунул мне эту дуру! Убери её ко всем чертям, и чтобы я её больше не видел!
Блоклейтер схватил обессилевшую Эльзу, вытащил в прихожую и вернулся к Шлюзингу. Тот быстро успокоился и коротко бросил:
— Эта дура вернётся к Швереру, или я спущу с тебя шкуру.
— Понял, начальник, — прошептал блоклейтер, бледнея.
Крепкий влажный ветер дул с моря, силясь сорвать с Эльзы незастёгнутое пальто. Она брела, как пьяная, попадая ногами в лужи. Долго шла молча. Ранние сумерки обволокли город промозглой темнотой. Редкие шары фонарей расплывались в холодном тумане. Усадив Эльзу на скамейку, блоклейтер сказал:
— Ей-богу, Шлюзинг хороший парень. Он хотел выдать тебя замуж за Шверера.
Эльза откинулась на спинку скамьи.
— Я понимаю, — сказал он, — ты втрескалась в Шверера и думаешь, что он с другой.
Она отчаянно замотала головой и стиснула зубы.
— Это чепуха, — сказал блоклейтер. — Глупости. Он тебя любит, да, да, очень любит. И ты вернёшься к нему. Все забудется. — Помолчав, он добавил: — У вас будет ребёночек…
Эльза вскочила. Он схватил её за руки. Она рванулась, но у неё не было сил. Он усадил её, стараясь скрыть торжество. Ведь он вовсе не был уверен в том, что сказал, а Эльза выдала себя.
Она бормотала, глотая слезы:
— Убирайся, или я закричу. Слышишь, я буду звать на помощь!
Он наклонился к ней:
— Я позабочусь о том, чтобы Шверер не забыл, что он — отец.
Эльза закричала:
— Ты не смеешь! — Она заплакала. — Не ходи к нему, я прошу тебя. Он ничего не должен знать, — жалобно бормотала она.
— Дура, это же в твоих интересах! И послушайся моего совета: не ломайся. Ведь он женится на тебе, когда узнает, что у тебя будет ребёнок.
Эльза сидела неподвижно и слушала, что говорил гитлеровец. Слова его заглушал свист ветра в ветвях ещё оголённых деревьев. Ветер делался все холодней. Он гнал с бухты солёную сырость. Эльзу трясло, она слышала, как стучат её зубы.
Вскоре после этого к подъезду дома Эгона подошёл Лемке. Мокрый клеёнчатый плащ блестящими складками висел на его широких плечах. Прежде чем позвонить, он оглянулся по сторонам.
При виде Лемке лицо экономки расплылось в угодливой улыбке. Она поманила его к себе и топотом выложила всё, что успела подсмотреть и подслушать со времени его последнего посещения.