Поджигатели (Книга 2)
«Москиты» считались Герингом ударной «безошибочной» силой. Имелось в виду со временем замелить в них живых лётчиков управляемыми по радио пилотами-роботами.
Своеобразие «москитных» частей заставило формировать их из добровольцев. Нагромождение ритуально-мистических фокусов сделало то, чего не могли бы достичь шовинистические лозунги. Патроном ордена числился барон Манфред фон Рихтгофен, а великим магистром — «воздушный маршал» Третьей империи Геринг.
Командование первою «москитной» эскадрой было вверено полковник-лейтенанту Ульриху фон Бельцу.
Своему другу Бельц по секрету признался, что не обольщается храбростью своих «птенцов».
Пока Эгон переодевался у себя в номере, Бельц спросил, что он предпочитает: доехать до цели на автомобиле или лететь.
— Я давно перестал быть энтузиастом воздушных путешествий, но если это далеко…
— Шестьдесят километров.
— Давай слетаем. По крайней мере, не задавая вопросов, я буду знать, куда меня везут.
— Пари на пару «Купферберга» — ты не определишь даже направления полёта.
— Если бы ты не был старым приятелем, я счёл бы это оскорблением!
Пронизав город по стреле Фридрихштрассе, таксомотор обогнул колонну на Бель-Альянсплатц и стал кружить в закоулках, застроенных новыми неуютными домами. Скоро он остановился у ворот Темпельгофа. Бельца здесь знали. Друзья миновали гражданский аэропорт, не предъявляя пропуска. Только у последнего ангара, на вид ничем не отличающегося от остальных, но отгороженного от них забором из медной сетки, их остановили. Эгон с первого взгляда оценил назначение сетки: электрическая изгородь. Это было ему знакомо по аэродромам военных заводов. Повидимому, здесь начинались владения Геринга. Из ангара выкатили самолёт. Хотя и помеченный знаками гражданской авиации, он был достаточно хорошо известен Эгону как скоростная военная машина одной из последних моделей. Через минуту Эгон и Бельц были в кабине.
Самолёт стремительно побежал по бетону дорожки и, совершив короткий разбег, оторвался от земли.
Увлечённый наблюдением за машиной, Эгон не заметил, как Бельц отдал пилоту какое-то приказание. Эгон только с удивлением увидел: вместо того чтобы лечь на определённый курс, пилот начал рыскать из стороны в сторону. Стрелка альтиметра перед глазами Эгона полезла вверх. Показания счётчиков оборотов обоих моторов подходили к красной чёрточке максимального режима. К басистому реву двигателей примешалась новая певучая нотка. Эгон узнал звук нагнетателя. Он испытывал такое ощущение, точно его поддели лямкой гигантских шагов и стремительно тащат вверх. В ушах звенело. Перед глазами вместо ничем не ограниченного простора неба проходила пятнистая муть земли. Петля… Вторая… Третья… Эгон догадался: Бельц решил выиграть шампанское. Эгона хотели «укатать» до такого состояния, чтобы он перестал что-либо соображать. Самолёт сделал полубочку. Ещё. Немыслимо было уловить что-либо в мешанине парков, дорог, озёр. Вот машина выравнялась. Она начала вибрировать от бешеного напряжения моторов и перешла в свечу, отвесно полезла в небо. И вдруг облака, голубые просветы, все начало вращаться, словно уносимое гигантской каруселью. Пилот начал новую фигуру…
Это было нечестно со стороны Бельца! Эгон решил тоже схитрить. Он сделал вид, что ему плохо, и откинул голову на спинку кресла. Но при этом, не поворачиваясь, следил за местностью. Сомнения не было, они летели над уродливыми башнями Адлерсгофа. Под самолётом прошла цепь озёр. Он летел вдоль Одерокого канала и вышел на автостраду Берлин-Познань.
Через десять минут пилот пошёл на посадку.
— Шампанского ты не получишь! — сказал Эгон Бельцу. — Дай карту, и я покажу тебе, где мы!
Бельц провёл Эгона через несколько кабинетов казино «москитной» эскадры, библиотеку, читальный и спортивный залы. Нигде не было ни души. Мертвящая тишина. Очевидно, эти помещения не пользовались большой популярностью у «москитов». Они предпочитали ресторан.
После обеда перешли в гостиную, где по стенам, вдоль карнизов, светились аргоном слова надписей. Они шли непрерывной чередой. Лозунги повторялись, настойчиво лезли в глаза, как прописи учебника.
Над всем господствовали портреты Гитлера и Рихтгофена.
Бельц познакомил Эгона с офицерами. Ленточки на пиджаке Эгона произвели впечатление. Около него собрался кружок. Разговор перешёл на войну, авиацию, воздушный бой. Эгон с интересом вглядывался в лётчиков.
Вот юный лейтенант. На его губе пробился первый пушок. Прилизанный проборчик, упитанная физиономия, — типичный маменькин сынок; повидимому, из богатой семьи, судя по говору — баварец. Можно сказать с уверенностью, что он не отдаёт себе отчёта ни в том, на каком пути стоит, ни куда этот путь его приведёт. А папаша-фабрикант, наверное, обещал своей супруге, что в случае войны сумеет вытащить сынка из мясорубки.
А вот тот ганноверец, в погонах ротмистра? На груди у него орденский знак «Германского орла». Вероятно, побывал в Испании.
Слушая одним ухом беседующих, ротмистр следил за шахматной доской. Его противник, худой капитан-лейтенант с испитым до прозрачности лицом, терял фигуры одну за другой. Время от времени ротмистр ловко пускал несколько колец сигарного дыма. Капитан-лейтенант недовольно морщился, отгоняя дым рукой.
Увлечённый наблюдениями, Эгон плохо следил за разговором. Он бессознательно улавливал, что беседа переходит в спор. Голоса повышались. Юный лейтенант с азартом доказывал, что «москитная» часть могла быть создана лишь в Германской империи.
— Перестань горячиться, мой мальчик, — сказал юноше бледный капитан-лейтенант. — Стоит ли ломать копья из-за того, что случится через сто лет и, бог даст, без нашего участия…
— Как можно это говорить! Мы существуем для битвы! Ты хочешь лишить меня лучшей надежды! — воскликнул лейтенант.
— Э, мой друг, карась, лежащий на сковороде, понимает, что значит быть зажаренным, — сказал ротмистр. — Смерть — это серьёзно.
— Так говорят живые! Я ни разу не слышал подтверждения этой версии от мертвеца, — возразил капитан-лейтенант.