Ученик чародея
— Какое мне дело до интересов всякого прохвоста?
— А как же вы надеетесь держать его в руках? Я уже сказал: не всегда это надёжно… Страх?.. Ведь Силса могут и оградить от ваших угроз. Что ж у вас останется? Чем вы заставите его повиноваться? Где кнут, волею божьей вложенный в вашу десницу, чтобы управлять доверенными вам душами.
— Бог отпустил моей братии довольно тёмные души, — пробормотал Шилде.
— Господь ведает, что творит. Каждому отпущено то, что следует. Не нам испытывать его мудрость. — Ланцанс на мгновение молитвенно поднял глаза к потолку и опустился в кресло. — Я хочу дать вам совет… Не смотрите на меня так: опыт святой католической церкви измеряется двадцатью веками. — Он улыбнулся. — Это, кажется, немного больше опыта даже такого опытного организатора, как вы… Рядом со страхом и деньгами — силами временными и преходящими — существуют вечные силы… Вы вот упомянули о том не новом открытии, которое оперный сатана преподнёс вам, а забыли, что случилось с Фаустом. Вы забыли о страсти более сильной, чем страх и золото.
— Такой страсти не существует.
— А любовь, сын мой? Греховное стремление людей друг к другу? Только мы, убившие плоть свою во имя господне, не знаем над собою власти страстей, не подчиняемся земной любви. Но опыт говорит нам, что, начиная с грехопадения Адама, любовь царит надо всем, что есть живого на земле… Кроме нас, кроме нас! — поспешно добавил епископ. — Эта страсть ведёт человечество к мнимому счастью и к бедам, к процветанию царств и к гибели империй.
— Зачем этот устаревший трактат о любви, епископ?
— Затем, друг мой, что в вашей деятельности нельзя забывать: в сердцах людей любви отведено значительное место.
— Человек человеку рознь!
— И все же, по воле создавшего нас, я не знаю такого сердца, для которого хотя бы раз в жизни не пел соловей. И если вы не принимаете в расчёт земные привязанности своих людей — вы профан. И заранее можно предсказать вам проигрыш.
— Мои люди не таковы!
— Неправда, девять из десяти ваших агентов такие же, как все другие: из плоти и крови. Вы дурной организатор, Шилде, если не учли этих пут среди средств, которые провидение дало вам, чтобы связать Силса. Денег больше, чем вы, могут дать Советы…
— Они скупы.
— Только там, где надо, Шилде.
— Они не овладевают душами!
— При помощи денег, да. Но у них есть какие-то другие средства. Овладели же они душою Круминьша, не дав ему ни гроша. Да разве одного Круминьша?! А те сотни тысяч, миллионы латышей, что идут под их знамёнами?
Шилде слушал епископа, и взгляд его делался все мрачнее, все больше морщился лоб и сердитым становилась лицо.
— Чего же вы от меня хотите? — спросил он.
— Помочь вам взять в руки Силса. Я хочу, — как мог отчётливей, отделяя слово от слова, внушительно говорил епископ, — чтобы вы заинтересовались привязанностями Силса.
— У меня нет возможности установить слежку за любовными похождениями этого мальчишки. Один — двое калек, которые могут мне там кое-как служить, не поспеют за этим молодцом, когда он начнёт бегать по девчонкам…
Епископ остановил его, подняв руку.
— Не то, не то! — Он брезгливо поморщился. — Конечно, проследить за интимными связями Силса был бы смысл. Среди них может оказаться и такая, которую вы сумеете использовать хотя бы для наблюдения за ним. Но на этот раз я имел в виду иное: вы должны заняться связями Силса здесь, у нас.
Шилде рассмеялся:
— Какие же связи могли у него сохраниться тут в эмиграции? Женат он не был, детей не имел. Не думаете же вы, будто он сохранил какую-нибудь, с позволения сказать, «любовь».
— Именно это я и думаю, друг мой.
— Вы смешите меня, епископ. Силс больше года хранит верность какой-нибудь девчонке здесь?!
— Значит, Шилде, — все строже говорил епископ, — вы знаете меньше, чем должны знать… У Силса здесь есть привязанность. И очень крепкая привязанность… Это и есть тот козырь, который я вам дам, чтобы вы могли перекрыть все советские карты. — По мере того как епископ говорил, голос его делался все тише и сам он все ближе подвигался к Шилде. И даже руки его, перестав шарить по пуговицам сутаны, протянулись к собеседнику, словно что-то передавая: — Возьмите эту карту, спрячьте её, держите крепче. Если Силс узнает, что вы в любой момент можете её просто уничтожить, а то ещё… иначе использовать, скажем… взять себе в прислуги… — Епископ, прищурившись, посмотрел Шилде в глаза. — Вот Квэп, например, любил, чтобы горничные взбивали ему подушку… Она молода и хороша собой, эта… Силсова Инга.
Епископ интригующе умолк. Шилде с живым интересом спросил:
— Вы действительно её знаете?
Вместо ответа епископ не спеша проговорил:
— Поймайте её, возьмите её, и Силс станет мягок как воск.
— Как её зовут?
После некоторого колебания епископ сказал:
— Инга Селга!.. Должен сознаться: приказ уничтожить Круминьша представляется мне теперь ошибкой. Да, грубая ошибка — результат вашей плохой работы. Если бы я в то время знал, что в моей канцелярии служит возлюбленная Круминьша — некая Вилма Клинт, я ни за что не согласился бы его убрать. При помощи этой Клинт мы взяли бы Круминьша в тиски. Он пошёл бы для нас в преисподнюю. О, он ещё послужил бы нам! — Епископ насмешливо поглядел на Шилде: — Если бы наша разведка работала как следует… Это вы, мой дорогой Шилде, виноваты в том, что мы так примитивно разделались с Круминьшем и потеряли в нём отлично законспирированного человека в советском тылу.
— Теперь не стоит препираться по этому поводу! — примирительно сказал Шилде и тяжело поднялся с кресла.
— Ну что же, мир вам, сын мой, грядите со господом, — ответил епископ.
При этих словах его рука по привычке сложилась для благословения, но Шилде, словно не замечая этого движения, простился рассеянным кивком головы и пошёл к двери.
Мысли его бежали теперь так же быстро, как и в начале встречи: трудная лиса этот Ланцанс! Что может крыться за сообщением об Инге Селга? Действительно ли иезуит подкинул ему козырь, имея в виду интересы дела, или?.. Ох, трудная лиса!.. Как бы не оказалась краплёной эта «козырная» карта. Шилде не должен забывать, что не сегодня — завтра может случиться большая беда: Ланцанс приберёт к рукам все дела латышской эмиграции. Но что такое дела? Разве суть в делах?! Тот, кто знает епископа, понимает: перво-наперво он заграбастает денежки, отпускаемые оккупантами. Вот это будет настоящая беда!..