Война «невидимок»
Валя с неохотой притворила дверь. Найденов постоял перед ее купе и вышел в тамбур.
Мимо окна проносились последние немецкие станции. Поезд мчался с такой скоростью, что огоньки сливались в огненные линии или неожиданно вспыхивали и тотчас угасали, как проносящиеся за стеклом искры.
Наконец, Найденов решил, что достаточно долго искушал судьбу, стоя в этом опасном месте. Когда он снова вошел в коридор, ему показалось, что кто-то поспешно юркнул в дверь на противоположном конце вагона. Может быть, осмотрев его саквояж, гестаповец убегал? Найденов тихонько отворил дверь купе: агент был на месте! Словно в изнеможении, он привалился к стене в своем углу и накрыл лицо газетой. Черный котелок его скатился на пол. Он спал крепким сном утомленного человека. Найденов решил, что этого агента оставили только для присмотра за ним, а тот, уверенный в том, что его поднадзорный не сойдет с поезда до самой границы, решил отдохнуть.
Сняв с крючка пальто и трость и взяв из сетки саквояж, Найденов уже в следующее мгновение был в купе жены. Валя даже не старалась скрыть овладевшее ею радостное волнение. Она уронила голову ему на колени, и скоро Найденов услышал ее ровное дыхание. А там и сам он впал в усталое забытье.
Найденов не слышал, как к покинутому им купе приблизились чьи-то осторожные шаги, не видел, как кто-то заглянул в купе и, убедившись в том, что спутник Найденова сидит в прежней позе, запер дверь железнодорожным ключом. По-видимому, отсутствие Найденова его нисколько не интересовало.
Пастор Зуденшельд дает показания
Валя и Найденов, укрытые пледами, лежали в креслах на деке «Клариссы» и любовались белесым простором Балтийского моря. Берега негостеприимной Германии остались далеко на юге.
– Даже не верится, что можно снова свободно дышать, не думать об угрожающих тебе опасностях, – говорила Валя. – Ведь мы не слышали в Берлине ни одного открыто враждебного слова; никто не дал понять, что дурно относится к нам или к нашей стране, а между тем я была уверена, что каждый обращенный на нас взгляд любого официального лица скрывал неприязнь…
– Хорошо все, что хорошо кончается. Послезавтра – Финляндия, а там советский теплоход, и – мы дома. Наверно, нас ждет уже целая куча писем от Житкова. Удивительно, что он ни разу не написал.
– По-видимому, не хотел писать из-за немецкой цензуры.
– Интересно, чем же кончилось плавание на «Архангельске»?
Заметив приближающихся людей. Валя умолкла. К ним двигалась целая процессия во главе с помощником капитана. Найденов не знал финского языка, и потому не мог понять того, что сказал помощник какому-то здоровенному детине в штатском:
– Только, пожалуйста, без шума, чтобы не возбуждать разговоров среди пассажиров.
– Шум не нужен ни нам, ни этому субъекту, – ответил штатский и, подойдя вплотную к Найденову, бесцеремонно положил руку на его плечо.
Найденов сделал гневное движение, но почувствовал, что рука финна крепко впилась в него. К тому же Найденов заметил, что другой рукой тот наводит на него револьвер, не вынимая его при этом из кармана пальто.
Да, шум действительно ни к чему не мог привести, и потому, не меняя позы, Найденов спросил по-немецки:
– Кто вы такой и что вам нужно?
– Государственная полиция, инспектор Венсторп, – несколько смущенно пояснил помощник капитана.
– Какая полиция? – удивился Найденов.
– Вам придется последовать за ним, – сказал помощник капитана.
– Тут очевидное недоразумение, – негромко, но внушительно произнес Найденов.
– Каждый из вас прикидывается девицей, впервые идущей к причастию, – насмешливо сказал Венсторп.
Найденов взглянул на встревоженную Валю.
– Не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас вернусь. Какая-то чепуха, – сказал он и последовал за помощником капитана.
Они вошли в капитанский салон, и дверь захлопнулась. В этот же миг за спиной Найденова что-то звякнуло, и он ощутил на запястьях холодную сталь наручников, которые ловко защелкнул прятавшийся за дверью помощник Венсторпа, по имени Майерс.
Найденов невольно напряг все свои силы, натягивая цепь. Венсторп засмеялся.
– Ну, ну, не испытывай прочность своих костей, – пробормотал он.
Найденов старался трезво оценить положение. Немцам удалось схватить его руками местной полиции. Значит, прежде всего нужно, чтобы Валя снеслась с советским посольством в Хельсинки.
– Господин капитан, – обратился он к молча стоявшему в стороне капитану «Клариссы», – поскольку все это произошло на вашем судне, я требую объяснения от вас.
Капитан вынул изо рта сигару и, глядя на ее тлеющий кончик, смущенно проворчал:
– Чертовски неприятно! Я и сам никак не думал… И если бы ваша жертва не опознала вас, я бы ни за что не поверил…
Он протянул Найденову бланк радиограммы. Любекская полиция сообщала, что в купе берлинского экспресса, прибывшего в Любек накануне утром, был найден некто Зуденшельд, кем-то усыпленный и обысканный.
– Вот оно что! – вырвалось у Найденова.
Дальше в депеше говорилось, что если пострадавший Зуденшельд опознает своего подозрительного спутника, такового следует арестовать при содействии полиции ближайшего порта и доставить в Германию.
– К счастью, не пришлось ждать ближайшего порта, – со смехом сказал Венсторп и самодовольно ткнул себя пальцем в грудь. – Тут оказался я. А из моих рук ты уж не ускользнешь.
– Не понимаю, о каком пострадавшем тут говорится, – сказал Найденов. – Если бы он был здесь, этот Зуденшельд, то, наверно, не отказался бы подтвердить…
– Старый прием, приятель, – сказал Венсторп. – Но на этот раз он тебе не поможет. На твое горе господин Зуденшельд здесь. – И Венсторп обратился к капитану: – Разрешите пригласить пастора?
Через несколько минут капитан и офицеры почтительно поднялись навстречу входящему пастору.
Найденов узнал в нем… своего ночного спутника.
«Ловко подстроено!» – подумал Найденов, удивляясь тому, как своевременно его молчаливый спутник по экспрессу Берлин – Любек оказался на «Клариссе».
Между тем пастор, опираясь на руку стюарда, с трудом дошел до кресла и опустился в него с болезненным стоном.
– Узнаете ли вы его, господин пастор? – спросил Венсторп,
Взгляд темных спокойных глаз Зуденшельда показался Найденову проницательным и полным человеческого достоинства. На какой-то момент Найденов даже усомнился – действительно ли перед ним шпик гестапо?
– Это он, – спокойно проговорил пастор.
– Объясните, как все случилось, – сказал Венсторп.
Зуденшельд подумал немного и принялся не спеша рассказывать. Найденов обратил внимание на то, что, с трудом начав говорить по-фински, этот пастор поспешил перейти на немецкий язык.
– Я сразу заметил, что этот человек следит за мною, – говорил Зуденшельд. – Не стану объяснять вам, почему, но у меня были основания опасаться кое-кого. Я вез очень… ценные бумаги. Этот человек несколько раз выходил из купе. Каждый раз, как он возвращался, я ждал, что вместе с ним в купе ворвутся его сообщники и нападут на меня. Вы хорошо понимаете, господа, в той стране, где мы находились, можно было ждать чего угодно. – При этих словах он поглядел на офицеров «Клариссы». Те молча кивнули. – Я готовился к защите, хотя отлично понимал, что ничего не смогу сделать. И вот, незадолго до прибытия в Любек, он, – Зуденшельд указал рукой на Найденова, – снова ушел. А через несколько минут дверь отворилась. Это было сделано так бесшумно, с такой ловкостью, что я не сразу заметил образовавшуюся щель, а когда обернулся, было уже поздно. На лицо мне упало что-то мягкое, похожее на мокрую вату. Я тотчас потерял сознание и больше ничего не помню. Говорят, что меня так и нашли без чувств, когда поезд прибыл в Любек. Мое лицо было накрыто газетой. Купе оказалось запертым снаружи. Интересно и то, что никто не обратил на меня внимания на границе. Немцы столь тщательно проверяют паспорта, но отпереть мое купе немецкая полиция почему-то не сочла нужным.