Заговорщики (книга 2)
— Да, сэр?
— Завтра ваши ребята должны доставить сюда старого Чана.
— Вы же знаете, сэр: он в Мукдене.
— Хотя бы он был в преисподней! Они должны его доставить сюда. Его и всю его шайку. Соберите всех главарей. Понимаете?
— Да, сэр.
— Баркли!
— Да, сэр?
— Вы отвечаете за то, чтобы завтра не позже полудня мы имели возможность созвать совещание всей компании. Нет, нет, не семейный чай у «первой леди», а такое совещание, один созыв которого дал бы им всем понять: речь идёт о том, что, может быть, послезавтра им выпустят кишки! Понятно?
— Да, сэр.
— Мы берёмся за дело засучив рукава, или нас выкидывают отсюда по первому классу — такова дилемма. — Он обвёл мрачным взглядом лица присутствующих. — И клянусь небом: я сумею разделаться с теми, кто отвечает за операцию тут, а отвечаете вы, Баркли, и вы, Ченнолт, и все бездельники — китайские и американские одинаково…
4
День пришёл так же, как приходили здесь, на северо-востоке Китая, все летние дни: стремительный поток багрового света неожиданно хлынул из-за горизонта и залил половину неба. Грозное, как ком раскалённой лавы, солнце торопливо всплыло над холмами.
Ещё багровели непогасшие краски зари, а воздух был уже горяч. Небо дышало жаром, и марево начинало подниматься над землёй. Стебли трав, казалось, извивались и дрожали в струях устремлявшегося вверх воздуха.
Тишина висела над степью: ни радостной зоревой переклички птиц, ни треска кузнечиков, — словно все живое попряталось в страхе перед надвигающимся зноем.
С холма, где попутная машина высадила Джойса, было видно далеко. Джойс в последний раз окинул взглядом оставшиеся позади неприветливые просторы Чахара и посмотрел на юг, где простирались изрезанные отрогами Иншаня более плодородные долины Жэхэ. Почти десять лет провёл он в Китае и все никак не мог свыкнуться с его пространствами. Военная и политическая обстановка в течение того десятилетия, что Джойс прожил в этой стране, позволила ему познакомиться только с её северо-западной частью. Население там было значительно менее плотным, чем в Центральном и Южном Китае, и поэтому пространства казались Джойсу пустынными и необычайно большими.
За эти годы не только побелели виски Джойса, но серебряные нити пронизали и всю его курчавую шевелюру. Бывали минуты, когда он сам себе начинал казаться стариком. Правда, такие минуты бывали не часты. Стоило его пальцам, попрежнему гибким и проворным, притронуться к струнам любимого банджо, как забывалась седина и голос звучал попрежнему уверенно и звонко.
Впрочем, чаще, чем со струнами, его пальцы встречались теперь с металлическими частями моторов и самолётов.
Девять лет Джойс провёл в народных войсках, странствовал по западным и северным провинциям Китая вместе со школой командиров, выполнял все обязанности, какие возлагала на его плечи жизнь.
В первые годы этих странствований Джойс при каждом удобном случае справлялся, не знает ли кто-нибудь местонахождения госпиталя, в котором работает приехавшая из Америки китайская фельдшерица Кун Мэй.
— Такая красивая, с родинкой над переносицей, — неизменно прибавлял он, как если бы эта примета могла освежить чью-либо не в меру короткую память.
Наконец Джойс потерял надежду отыскать Мэй и перестал справляться. Для него было неожиданной радостью, когда он однажды обнаружил Мэй в одном из госпиталей Народно-освободительной армии.
Но долгожданная встреча не принесла Джойсу утешения: перед ним была не та Мэй, с которой он однажды ночью расстался в Улиссвилле. Вместо неуверенной и в себе и в своём будущем девушки он увидел врача, исполненного энергии и веры в своё дело и в свои силы, человека с окончательно сформировавшимися взглядами на жизнь и с ясной судьбой. Джойсу даже почудилось было, что Мэй забыла своё прошлое.
— Мне хочется, — мечтательно сказала она Джойсу при их первой встрече в Китае, — когда-нибудь вернуться в Штаты, чтобы рассказать американцам не только о том, как они виноваты перед китайским народом, но на примере китайцев доказать им, что значит вера в силы народа, в силы революции, в победу над эксплуататорами, когда народ бесповоротно решает сбросить их со своей шеи…
После этой первой встречи Мэй, по просьбе Джойса, получила перевод в санитарную часть школы. Но и Джойс и сама Мэй очень скоро поняли, что это было ненужным шагом Джойс не сразу решился взять её руки в свои. А когда взял, то её маленькие, загрубевшие от непрестанного мытья ладони безучастно лежали в его больших чёрных руках.
Скоро Мэй попросила перевода обратно в действующую армию. Её сделали врачом формируемого авиационного полка — первой боевой воздушной части Народно-освободительной армии Китая…
Глядя на юг, где был расположен авиационный полк, Джойс думал о Мэй, и ему казалось, что дело вовсе не в том, что между ним и ею порвалась какая-то нить, а просто они отвыкли друг от друга и, может быть, он не нашёл слов, которые должен был ей сказать. И вот сегодня, когда он снова увидит её здесь, непременно найдёт эти слова. Все станет на свои места.
На юге, где небо, сливаясь с землёю, переходило в желтовато-зелёную мглу, нет-нет, и в косом луче солнца вспыхивала полоска Ляохахэ. В её долине прятались аэродромы полка. Острый глаз негра различал на жёлтом склоне горы тёмные норки пещер, служивших лётчикам жилыми и служебными помещениями.
Джойс сидел ссутулившись, втянув голову в плечи. Над его головой целым облаком висели комары. Их гудение было единственным звуком, который негр слышал сейчас в этой мёртвой долине. Напрасно он то и дело с досадою взмахивал рукою, — комары не улетали. От их уколов зудели лицо, шея, руки. Не спасал от них и заправленный под фуражку платок. Насекомые жадно облепили каждый клочок незащищённого тела, жалили сквозь платок, забирались за воротник рубашки, в рукава. Их уколы заставляли механика то и дело ударять себя по лицу, размазывая кровь.
С запада, куда убегала жёлтая лента дороги, давно уже пора было появиться попутному грузовику, на котором Чэн должен был догнать Джойса Машина, довёзшая самого механика, не могла намного опередить этот грузовик. Между тем прошёл уже целый час, как негра высадили тут на съедение комарам, а лётчика все не было.