Агнес

— Ты видел Стоунхендж? — спросила Агнес, пока мы шли.
— Я как-то там был, — ответил я, — это было ужасно. Прямо рядом с монументом проходит автотрасса, и вся местность превращена в огромную ярмарку. Камней почти не видно за сувенирными киосками.
— Я там не была, но меня заинтересовала одна теория. Ее придумала женщина. Имени я не помню. Она считает, что у камней нет ни астрологического, ни мифологического значения; первобытные люди установили их только для того, чтобы оставить после себя след, отметину. Потому что они боялись, что природа поглотит их, что они исчезнут. Они хотели показать, что кто-то там был, что там жили люди.
— Многовато работы, если только для памяти.
— Но и пирамиды тоже, может быть, и башня «Сеарса»… Ты уже бывал в здешних лесах?
— Нет. Я еще ни разу не выезжал за город.
— Они бескрайние. Все деревья одинаковой высоты. Если сойти с дороги — заблудишься. Пропадешь, и никогда тебя не отыщут.
— Когда-нибудь в любом месте кто-нибудь да появится.
— Девчонкой я была скаутом, — рассказала Агнес. — Мой отец настоял, хотя я все это ненавидела. Как и другие девочки. Однажды мне пришлось поехать с ними в лагерь в Кетскиллс. Мы жили в палатках, сами вырыли яму для туалета. Мы построили веревочный мост, и одна девочка сорвалась и упала, дочь нашего соседа. Я всегда ее ненавидела. Училась она плохо, но руки у нее были умелые, и она часто помогала моему отцу в саду. Он относился к ней так, словно она была его дочерью, и всегда говорил, что хотел бы, чтобы у него была такая девочка. Сначала мы подумали, что с ней ничего не случилось. Ее звали Дженнифер. Но потом, два или три дня спустя, ее просто нашли поутру мертвой в палатке. Это было ужасно. Все кричали, и одной из воспитательниц пришлось пешком идти в ближайшую деревню. Тогда пришли люди с носилками и унесли Дженнифер. А мы поехали назад на автобусе и всю дорогу ревели. Только я не ревела. Я не радовалась ее смерти, но и скорби у меня не было. А еще я была рада, что можно ехать домой. Потом все набросились на меня, словно это я ее убила. Мой отец был хуже всех. До того я ни разу не видела, чтобы он плакал. Я думаю, если бы умерла я, он плакал бы меньше, а может быть, не плакал бы вообще.
 
7
Я уехал на пять дней в Нью-Йорк, чтобы достать книги, которые я не смог найти в Чикаго. Со времени знакомства с Агнес я вновь стал работать интенсивнее. Одна только мысль, что она где-то рядом, что я встречусь с ней, подгоняла меня. Хотя писал я о вагонах класса люкс, сам я из соображений экономии взял сидячее место во втором классе. Ночной поезд был почти полон, и я радовался, что место рядом со мной осталось незанятым. Но уже на второй остановке, в Саус-Бенде, на него уселась бесформенно толстая женщина. На ней был тонкий пуловер с вышитым Санта-Клаусом, она пахла застарелым потом. Ее колыхавшееся тело перетекало через ручку кресла, разделявшую нас, и сколько я ни вжимался в сиденье, я не мог не прикасаться к ней. Я встал и пошел в буфет, который был далеко, в начале поезда.
Я пил пиво. Медленно темнело. Местность, по которой мы ехали, была какая-то невнятная, неопределенная. Когда пошли леса, я понял, что имела в виду Агнес, когда говорила, что в них можно исчезнуть бесследно. Время от времени мы проезжали мимо домов, стоявших не поодиночке, и все же деревней это назвать было нельзя. И здесь, подумал я, тоже можно исчезнуть, и никто тебя не найдет. Со мной заговорил молодой человек. Сказал, что он массажист и едет к своим родителям в Нью-Йорк. Он рассказывал о своей работе, потом завел речь о магнетизме и ауральной терапии, или что-то в этом духе. Я стоял рядом с ним, смотрел в окно и пытался не слушать его.
Когда он предложил мне свои услуги со скидкой, как знакомому, я ушел обратно в свой вагон. Толстая женщина повернулась на бок и стала занимать еще больше места. Она спала и при этом сопела.
Я перебрался через нее и втиснулся в кресло. В кармашке кресла перед ней торчала книжка «What Good Girls Don't Do»  note 3. Я осторожно вытащил ее и перелистал. В середине я обнаружил схематическое изображение половых органов и две диаграммы, отображающие, согласно подписи, протекание оргазма у мужчины и женщины. Когда я засовывал книгу обратно в кармашек, женщина проснулась. Она улыбнулась мне и сказала:
— Я еду к своему любимому.
Я кивнул, и она продолжила:
— Мы еще не видели друг друга. Он алжирец. Я познакомилась с ним через бюро знакомств.
— Понятно, — пробормотал я.
— Вам нравится мой пуловер? Правда, я в нем миленькая?
— Оригинальный.
— Мне надо выспаться, чтобы завтра быть красивой и отдохнувшей.
Она захихикала, повернулась на бок и вскоре снова заснула. В какой-то момент наконец заснул и я. Когда я проснулся, начало светать. Поезд ехал вдоль широкой реки. Я пошел в вагон-ресторан и заказал кофе. Вскоре туда пришла и моя соседка.
— Разрешите? — спросила она и села напротив меня. — Правда, поезд гораздо удобнее самолета?
— Да, — произнес я и посмотрел в окно.
— Через шесть часов будем на месте, — продолжала она, — я больше не могу спать от возбуждения. — Она вытащила из сумки фотографию и показала мне. — Вот он. Его зовут Пако.
— Вам надо быть осторожной. Мужчины всякие бывают.
— Мы переписываемся уже несколько месяцев. Он играет на гитаре.
— Вы знаете еще кого-нибудь в Нью-Йорке?
— Я знаю Пако, этого достаточно, — ответила она, произнося его имя с какой-то странной нарочитостью и особым ударением. Она вынула из сумки затертое письмо и протянула его мне через стол: — Читайте.
Я прочитал первые строчки и вернул письмо обратно. Пако что-то писал о фотографии, которую ему прислала его возлюбленная.
— Как вы думаете, он меня любит? — спросила она.
— Все будет хорошо, — ответил я.
Она благодарно улыбнулась и произнесла:
— Мужчина, который пишет такие прекрасные письма, не может быть плохим человеком.
 
8
В воскресенье утром я вернулся из Нью-Йорка. Я снова ехал ночным поездом и позвонил Агнес прямо с вокзала.
— Ты придешь ко мне? — спросила она. — Мне надо тебе кое-что показать.
Она впервые пригласила меня к себе. Несмотря на точные объяснения, мне понадобилось много времени, чтобы найти улицу. Когда Агнес открыла дверь, у нее были красные от возбуждения щеки. Она сияла, приглашая меня войти.
— Сначала поедим. — сказала она, — я уже почти все приготовила. Садись же.
Пока она возилась на кухне, я оглядел комнату. Было видно, что Агнес постаралась навести уют. В нише на матрасе лежало несколько плюшевых зверей, а у окна стоял большой письменный стол с компьютером. Круглый обеденный стол посреди комнаты был накрыт и украшен цветами и свечами. На полке старого, замурованного камина стояли семейные фотографии и снимок Агнес в мантии, сделанный, должно быть, во время выпускных торжеств в университете. На снимке она смотрела прямо в камеру, и, хотя она улыбалась, выражение лица у нее было отсутствующим и непроницаемым.
— Тогда у тебя еще были длинные волосы, — крикнул я ей в кухню.
Агнес заглянула в комнату:
— На выпускном вечере? Это снимал мой отец. Я была пьяна.
— По виду не скажешь.
— Я не очень умелая хозяйка. Придется подождать еще минутку. Посмотри что-нибудь в комнате.
Она снова исчезла на кухне. Я подошел к окну. Оно было чуть приоткрыто. Середина дня. Моросил дождь. Улица была пустынна. Я оглянулся. Повсюду стояли комнатные цветы, и все равно квартира была словно нежилой, будто в ней годами никто не бывал. Только теперь я заметил, что у Агнес почти не было книг. Кроме специальной литературы и компьютерных справочников, которые аккуратно стояли на низком стеллаже, я заметил только поэтическую антологию Нортона.