Моя жизнь среди индейцев

Есть люди, которые любят лес, густые заросли, где блистают уединенные озера и медленно текут тихие темные реки. И правда, в них есть свое очарование. Но только не для меня. Я предпочитаю беспредельную прерию с ее далекими горами и одинокими холмами, ее каньоны с фантастическими скалами, ее прелестные долины, манящие под кров тенистых рощ на берегах прозрачных рек. В лесу поле зрения ограничено всегда несколькими ярдами или десятком-другим ярдов. Но в прерии… часто я взбирался на вершину плоского холма или на гребень и часами сидел там, глядя на огромные пространства, простирающиеся предо мной далеко-далеко до горизонта равнины по всем направлениям, кроме запада, где плоскость прерии внезапно нарушалась поднимающимися вдали Скалистыми горами. Хорошо было смотреть на бизонов, антилоп и волков, видневшихся на прерии; они ели, отдыхали, играли, бродили вокруг нас. По-видимому, их было здесь так же много, как и столетия тому назад. Никто из нас не подозревал, что все они так скоро исчезнут.
Мы потратили почти три дня на сорок пять миль, отделявшие нас от цели путешествия. В пути мы не видели ни индейцев, ни даже признаков того, что они где-то поблизости. Бизоны и антилопы мирно паслись вокруг; при нашем приближении они отбегали недалеко в сторону и останавливались, принимаясь щипать короткую, но сочную траву прерий. На второй день к вечеру мы разбили лагерь на берегу ручья у подножия Гуз-Билл (Гусиного клюва), холма странной формы неподалеку от реки Марайас. Фургоны расположили, как обычно, так, что они образовали как бы корраль  note 17 и в центре поставили нашу превосходную палатку из шестнадцати шкур. В ней спали Ягода и его жена, два человека из обоза и я; остальные укладывались спать в фургонах на товарах. Мы съели хороший ужин и рано легли спать. Ночь была очень темная. Немного после полуночи я проснулся от тяжелого топота в коррале; что-то с грохотом ударилось о фургон по одну сторону от нашей палатки, потом о другой фургон с другой стороны. Люди в фургонах перекликались, спрашивая друг у друга, что случилось. Ягода велел всем взять ружья и собраться у фургонов. Но раньше, чем мы успели вылезть из постелей, что-то ударило в нашу палатку, и она опрокинулась. Жерди с треском сломались, а шкуры покрова палатки стали носиться по корралю, подобно живым существам. В полной темноте мы едва различали палатку, кружившуюся в бесовской пляске с невиданными фигурами. Мгновенно возникла суматоха. Миссис Ягода визжала, мужчины кричали что-то друг другу, и вдруг все разом бросились под прикрытие фургонов и поспешно заползли под них. Кто-то выстрелил во вращающиеся шкуры. Ягода, лежавший рядом со мной, тоже выстрелил, и тут все мы начали стрелять; ружейные выстрелы трещали в коррале со всех сторон, С минуту, может быть, палатка вихрем кружилась и носилась из одного конца корраля в другой еще бешенее, чем раньше. Затем она остановилась и осела на землю бесформенной кучей. Из-под шкур послышались глубокие хриплые вздохи, потом все затихло. Ягода и я вылезли из-под фургона, осторожно подошли к смутно белевшей куче и зажгли спички. Мы увидели громадного убитого бизона, почти целиком закутанного в истрепанные и разорванные шкуры покрова палатки. Мы так и не смогли понять, как и зачем этот старый бык забрел в корраль и почему, когда он ринулся на палатку, никто из нас не был растоптан. Ягода с женой спали в глубине палатки, и бизон в своем бешеном беге перескочил через них, по-видимому, даже не зацепив копытом их постель.
На следующий день около полудня мы достигли реки Марайас и расположились лагерем на лесистом мысе. После обеда наши люди начали валить лес на бревна для домов, а Ягода и я, сев на лошадей, поехали вверх по реке на охоту. У нас было вдоволь мяса жирных бизонов, но мы решили, что для разнообразия хорошо было бы убить оленя или вапити.
Охотясь, мы подъехали в этот день к тому месту, где впоследствии произошла «битва Бэкера». Так называлось это событие, а место называлось «полем битвы Бэкера». Но никакой битвы здесь не было; здесь произошло чудовищное избиение людей. Вот как это случилось. Черноногие из пикуни, перехватывавшие золотоискателей на пути с приисков в Форт-Бентон, убили одного человека по имени Малькольм Кларк, старого служащего Американской пушной компании, жившего со своей индейской семьей неподалеку от водораздела Бэрд-Тэйл. Между прочим, этот Кларк был человек жестокого и буйного нрава; в припадке гнева он сильно избил молодого человека из племени пикуни, который жил у него и пас его лошадей. Молодой индеец уговорил проходивший мимо военный отряд поддержать его и убил Кларка. Военное министерство решило, что настало время прекратить грабежи, и отдало распоряжение полковнику Бэкеру, часть которого стояла в форте Шоу, разыскать клан Черного Хорька и проучить индейцев.  note 18 Днем, 23 января 1870 года, команда подошла к обрыву, под которым лежала поросшая лесом долина реки Марайас.
Среди деревьев стояло восемьдесят палаток пикуни, но это не был клан Черного Хорька. Вождем этого клана был Медвежья Голова, но полковник Бэкер не знал этого. Люди Медвежьей Головы были в большинстве настроены дружественно по отношению к белым.
Полковник Бэкер вполголоса сказал своим солдатам короткую речь, приказывая сохранить хладнокровие, бить наповал, не щадить врага. Затем он скомандовал «огонь». Разыгралась страшная сцена. Накануне многие из индейцев этого лагеря ушли к холмам Суитграсс-Хиллс на большую охоту на бизонов. Поэтому, кроме вождя Медвежьей Головы и нескольких стариков, некому было отвечать на выстрелы солдат. Первый залп солдаты направили по низу палаток; этим залпом они убили и ранили множество спящих. Остальные кинулись вон из палаток — мужчины, дети, женщины, многие с младенцами на руках, но они тут же падали под выстрелами. Медвежья Голова, размахивая бумагой, удостоверяющей, что он вполне достойный человек и дружественно относится к белым, побежал к команде на обрыве; он кричал солдатам, чтобы они прекратили стрельбу, умолял их пощадить женщин и детей. Он упал, простреленный несколькими пулями. Из четырехсот с лишним душ, находившихся в это время в лагере, уцелело лишь несколько человек. Когда все кончилось, когда добили последних раненых женщин и детей, солдаты свалили в кучи на опрокинутые палатки тела убитых, домашний скарб и дрова и подожгли их.
Я побывал на этом месте несколько лет спустя. В высокой траве и среди кустарника белели уже обглоданные волками и лисицами черепа и кости безжалостно перебитых людей. «Как они могли это сделать? — спрашивал я сам себя много раз. — Что за люди эти солдаты, которые хладнокровно расстреляли беззащитных женщин и невинных детей?» В их оправдание нельзя даже сказать, что они были пьяны; не был пьян и командовавший ими офицер, не грозила им и никакая опасность. Хладнокровно, умышленно, спокойно прицеливаясь, чтобы бить наповал, они перестреляли свои жертвы, добили раненых, а затем попытались сжечь их тела. Но я не буду больше говорить об этом. Подумайте обо всем этом сами и попытайтесь найти подходящее имя для людей, учинивших эту бойню.  note 19 Во время путешествия вверх по реке мы видели много важенок и годовалых оленят, группу самок и молодых вапити, но ни разу не встретили самцов этих видов. На обратном пути перед заходом солнца самцы-олени стали выходить к воде из оврагов и лощин. Мы убили большого жирного оленя. Мадам Ягода повесила всю переднюю четверть туши над очагом в палатке. Мясо, вращаясь над огнем, медленно жарилось в течение нескольких часов. К 11 часам она объявила, что мясо готово, и мы не устояли перед соблазном отведать жаркого, хотя уже основательно поели, когда начало темнеть. Оленина была так вкусна, что очень скоро от туши не осталось уже ничего, кроме костей. Я не знаю лучшего способа жарить мясо. Жарить нужно на малом огне в палатке, где нет ветра. Мясо подвешивается на треноге; пока оно жарится, время от времени его нужно подталкивать, заставляя вращаться. Чтобы зажарить тушу как следует, надо несколько часов, но результаты с лихвой окупают труд.