Слуга короны
– Через черный ход! – подмигнул Молот и потащил меня в подвал.
Он торопил, он не позволил мне взять с собой никаких вещей, кроме денег, и те отобрал на лестнице. Припрятав жестяную коробочку, он оттащил окованный железом сундук, стоящий в дальнем углу подвала со дня постройки дома, и любезно предложил мне первому спуститься в открывшийся лаз. С минуту я стоял с выпученными глазами и тупо смотрел в дыру. Это действительно походило на черный ход. И как только мой братец о нем узнал? Я жил тут вот уже почти двадцать лет, я излазил его вдоль и поперек, но даже не подозревал, что прячется под сундуком.
Ход вывел нас на берег реки за городской стеной, и там нас ждал парень с тремя лошадьми. Молот, тварь такая, все заранее подготовил.
– Это Следопыт! – представил парня Молот. – Это он нам сказал, что ты в погреб полез. На вашем месте, ребята, я бы поближе познакомился и держался друг за друга. Одиночки долго не живут, а вам потом еще служить вместе. У меня в отряде.
Следопыт улыбнулся и протянул мне руку, я пожал ее. Как-то странно я себя чувствовал в этот момент. Словно это не парень, не мой одногодок протягивает мне руку, словно это само будущее сжимает мою пятерню и уже не выпустит ее никогда. Словно эта маленькая сделка на всю жизнь.
Я не оглядывался ни когда взбирался на коня, ни потом, когда мы въехали на холм, с которого было видно половину города. Я не видел смысла смотреть назад. Все, что было, я оставлял там, за городскими стенами, в маленькой таверне с прогнившими стенами и протекающим потолком. Там останется все: и смертная скука, и надоевшие тараканьи бега, и бесконечная борьба с мышами и кредиторами. Все это уже позади. Впереди же меня ждет полная самых разных событий жизнь. И, пожалуй, по старой я скучать не буду, тем более по тому парню, что ею жил. С сегодняшнего дня я другой.
В ночное небо ударил сноп искр, выхватив из темноты три фигуры, стоящие на холме. Следопыт нахмурился и, прикрыв глаза рукой, смотрел на пожарище. Молот подошел и, положив руку мне на плечо, произнес:
– Хорошо горит! Масла не пожалели.
Я не оглянулся, мне достаточно было зарева, что отражалось в его полных слез глазах.
Глава 2
МЕДНЫЙ
Мне хреново! Вообще все хреново. Не то чтобы совсем, просто караул! И зачем я только согласился уйти с Молотом? Лучше бы меня Эркан разорвал на мелкие кусочки. Толку с того, что моя жизнь продолжалась, это и жизнью-то назвать нельзя.
Каждый день похож на предыдущий и на тот, что будет завтра, и будущее представляется одной сплошной черной словно ночь полосой. Каждое утро нас будит зычный голос сержанта. Не голос, глас божий! Мы вскакиваем с коек, пытаясь в прыжке попасть в сапоги, но как бы быстро это ни делалось, все одно сержант успевает отвесить паре из нас зуботычины. Попадало и мне. Сержантам плевать, что я чей-то там брат. Имя Молота в армии имеет одно действие, а в том аду, куда меня засунули, – совсем другое. С меня сержанты еще больше спрашивают.
И я тянусь, я стараюсь, выпрыгивая из штанов, я не хочу подвести брата. Да к черту его, я просто хочу выжить! Выжить и добраться до его заросшей мышцами шеи. Вот тогда я повеселюсь, вот тогда он ответит мне за все, что здесь со мной творилось. И за побудки среди ночи, и за пробежки в полном вооружении тяжелой пехоты, и за издевательства сержантов, и за последствие попыток объяснить тем же сержантам, что они уроды и мерзавцы, и за отсутствие вина и женщин, наконец. За все ответит Молот! Дайте только выжить и добраться до него.
Все вокруг твердят, что мучения, выпавшие на нашу долю сейчас, – это мелочи и нам же будет легче после всего этого на настоящей войне, словно сами они знают, что такое война. Все так твердят: и добрячки сержанты, заботящиеся о нас, и недотепы, поверившие им, и даже Молот, изволивший явить мерзко улыбающуюся морду. Но этот, похоже, действительно так думает. По крайней мере я не заметил в его словах лжи, когда абсолютно голый стоял перед ним и слушал его бред, а ведь я трактирщик со стажем. Правда, голому мне истории слушать не доводилось, но…
Молот уехал, оставил три кувшина вина и уехал. Три кувшина на меня одного – это, пожалуй, многовато, и я позвал друзей. Двоих, ближайших. Я показал им свое сокровище и был отблагодарен овацией. Мы с жадностью накинулись на вино и были пойманы с поличным сержантом. Он окинул нас ироничным взглядом, отхлебнул из кувшина приличный глоток, хлопнул Следопыта по спине, улыбнулся и ушел.
А на следующее утро нас вместо наказания ждали документы и открытые ворота. За воротами же нас ждал Трепа. Он обнял меня, поздравил с завершением мучений, проводил до повозки и всю дорогу болтал о том, каково было ему в наши годы. Врун поганый, он в отряде с пятнадцати, и в наши годы он уже был капралом. Правда, с тех пор так и не подрос.
Нас привезли, разместили, дали денег и отправили в город. Там я на собственной шкуре ощутил все то, о чем так красиво вещала Шепот. Мы были солдатами его величества, в новенькой форме, еще без знаков отличия и приписки, но в форме. А форма – это такая штука, что приклеивает к тебе и дам, и купцов, и алкашей, желающих выпить за твой счет, и тех, кто готов напоить тебя. Форма, хорошо подвешенный язык и пара придуманных на ходу историй могут сотворить поистине чудеса, куда там всем магам. Только что мы грустно взирали на опустевшие кувшины и искали мелочь в карманах, и вот Треска открывает рот и начинает свои истории. Конечно, от долгой речи горло его пересыхает и… Трезвыми мы не остались, и, если бы не Гробовщик, утащивший нас в казармы, праздник продолжался бы и дальше.
Так закончился первый день службы, но день закончился, а память о нем осталась, и, разгоряченный приятными воспоминаниями, мозг старался найти способ его повторить. Плоть не шибко сопротивлялась этому, и праздник повторялся. Ежемесячно, день в день. Как раз тогда, когда мы получали то, что начальство гордо именовало жалованьем. Собственно, его хватало на одну приличную пьянку, и откладывать ее никто не собирался.
В Восбуре наша троица оказалась аккурат в тот час, когда те, кто пил с вечера, уже расползлись по норам, а те, кто планировал напиться сегодня, еще не проснулись. Вот жизнь! Все местные кабаки в нашем полном распоряжении. Да и тамошние девки, лишившиеся ухажеров, откровенно скучали. Мы не могли им позволить растрачивать красоту понапрасну. Так что, воздав должное местным винокурням и по достоинству оценив успехи восбурских пивоварен, мы потихоньку расползлись по комнатам.
Странная штука жизнь, никогда не знаешь, что она выкинет. Обычно я задерживался дольше всех, обычно это меня приходилось ждать парням, обычно это на меня смотрели их злобные глазенки, когда я, изможденный, но довольный, спускался вниз. Обычно, но не сегодня. Сегодня я спустился первым. Сегодня я дожидался, когда мои ненасытные товарищи соизволят наконец явить свои мерзкие рожи.
Сидеть одному, в пустом трактире, тупо пялясь на лестницу, и ждать – хуже ничего и быть не может. Скучно, хоть башкой об стол бейся. Я бесцельно обводил кабак глазами, пускал пузыри и слушал, как они лопаются. Я разглядывал посетителей и не находил ничего интересного. Я задирал глаза к потолку, я следил за мухами, я пытался понять шевелящего усищами таракана и… тихонечко напивался.
Что-то тяжелое ударило в пол, что-то жалобно заскрипело, трактирщик обреченно охнул. Этот самый «ох» трактирщика должен означать как минимум одного грабителя. Я с готовностью вскочил и разочарованно плюхнулся обратно. Не в меру толстая тетка неопределенного возраста, вывалив не умещавшуюся в платье грудь на стойку, сидела вполоборота ко мне, призывно закинув тяжелую косу на плечо. И всего-то? А я так надеялся на грабителя, но она была все же веселее, чем опустевший кувшин. Я подмигнул ей. Она в долгу не осталась и улыбнулась.
Она строила мне глазки, поглаживая пухлой ручкой жир на бедрах. Она томно вздыхала, маленькими глотками отпивая из стакана красное вино. Вино капало ей на грудь и стекало, оставляя кровавый след на покрытой язвами и складками коже. Глядя на меня, она облизывала толстые губы и причмокивала огромным, словно лопата, синим языком. Она была как кошка перед миской сметаны, как армия, готовая взять штурмом неприступную крепость и собирающая для этого силы.