Женская логика

Последний удар мне нанес директор студии. Я уже одевалась и собиралась идти, когда он подошел ко мне. Положив мне руку на плечо, он сказал, что разделяет мои чувства, а затем добавил тоном, не предвещающим ничего хорошего:
— Поживем — увидим, что из этого выйдет.
— Что вы имеете в виду?
— Будем ли мы и дальше терять слушателей. Публика непостоянна, Линн. Стоит однажды утратить ее доверие — и назад вы его уже не вернете.
— Ну, я пока еще ничего не потеряла, — возразила я. — Я только немного поколебала их веру в меня.
Напрасно я тешила себя этой надеждой. Я полагала, что «Инквайрер» окажется единственным изданием, опубликовавшим статью о нас с Кипом, и интерес к нашей семье спадет после следующей же железнодорожной катастрофы. Я надеялась, что слушатели, не говоря уже о пациентах, вернутся. Боже, как я была наивна!
Кипа я застала на кухне. Он стоял у плиты, помешивая что-то в большой кастрюле.
— Я сделал чили, — бодро сообщил он. — Как ты любишь.
Я молча смотрела не него. Он продал наши семейные тайны бульварной газетенке, разрушил мою репутацию, на формирование которой у меня ушли годы, а теперь смеет говорить мне о чили? Да он не просто негодяй, это уже патологический случай.
Я пришла в ярость. Оттолкнув его, я схватила кастрюлю и, обжигая руки, вылила все ее содержимое в раковину.
— Вот в таком виде мне гораздо больше нравится твой чертов чили.
— Линн! Что ты…
— Убирайся вон, — спокойно сказала я, когда произведение кулинарного искусства с хлюпаньем исчезло в канализации. — Собирай все самое необходимое и убирайся вон отсюда, Кип. Мой адвокат скажет тебе, когда прийти за остальными вещами.
Он заплакал — не притворно, а по-настоящему.
— Но почему, Линн? Почему именно сейчас? Я думал, что мы пришли к согласию…
— Я тоже так думала, — сказала я, дрожа от гнева. — Но тогда я еще не видела вот этого. — Я показала ему номер «Инквайрер», который купила по дороге домой.
— Можно посмотреть? — спросил он так, будто понятия не имел, чем вызван весь этот шум.
Я смяла газету и швырнула ему. Комок попал бедняге прямо в лоб. Он развернул газету и сделал вид, что читает статью впервые.
— Сколько тебе заплатили? — спросила я.
— Мне?! Я не имею к этому никакого отношения! — протестовал Кип со слезами на глазах.
— Сказки не рассказывай!
— Но я говорю правду! Для меня это такая же неожиданность, как и для тебя!
— Ну, конечно. Кто же тогда рассказал им о нас? Твоя подруга?
— Все может быть. Но я с ней порвал и с тех пор больше не разговаривал, поэтому не могу сказать точно.
— Хватит врать, Кип! Она тут ни при чем, и ты прекрасно это знаешь. Ей просто неоткуда знать всех деталей, которые упоминаются в статье. Разве что допустить, будто последние три месяца вы только тем и занимались, что обсуждали подробности моей биографии и нашей с тобой жизни. Но в этом я сильно сомневаюсь. Того, что она может знать, даже на абзац бы не хватило.
Кип только покачал головой и вытер слезы.
— Мне совершенно ясно, что именно ты рассказал о нас журналистам, так что убирайся вон из моего дома. Потом заберешь остальные вещи. Я ясно выразилась?
— Ухожу, ухожу.
Но Кип не двинулся с места. Он стоял как вкопанный, со слезами на глазах, а потом с тоской осмотрелся вокруг, словно хотел попрощаться с кухней, где провел столько счастливых часов за приготовлением обедов.
— В чем дело? — спросила я, полагая, что он сейчас разразится очередной историей о своем отце или еще какими-нибудь откровениями.
— Я…
— Что — ты? — нетерпеливо перебила его я.
— Я хотел спросить… — Его взгляд скользнул по полкам с кулинарными книгами. — Когда ты будешь делить имущество, ты позволишь мне забрать… хотя бы только классиков?
«Как мило! — подумала я. — Есть же на свете отзывчивые и разговорчивые мужчины, мечта любой женщины. А этот к тому же и в кулинарном искусстве преуспел».
А еще я подумала, что слишком хорошо знаю мужчин, чтобы позволить себе влюбиться в одного из них. Да, Кип отличался от пациентов, приходивших ко мне за помощью, но вот как все обернулось. Что и говорить, исключения лишь подтверждают правила. Я всегда полагала, что большинство мужчин — болваны, примитивные существа, которые портят воздух и не извиняются при этом, бросают свою одежду где попало и считают, что подруги, которые отправляются в отпуск вместе, — непременно лесбиянки. А я совершала благое дело, обучая мужчин Языку женщин, просвещая их, спасая их. И, к счастью, этот огонь не угас во мне. Вопрос был только в одном: найдутся ли теперь среди мужчин такие, которые, несмотря на все мои неприятности, захотят воспользоваться моими услугами…
 
5
Следующие несколько месяцев прошли как в кошмарном сне. Вначале, после появления статьи в «Инквайрер», падение интереса к моей методике было не так заметно. Правда, многие пациенты отказались от моих услуг, однако это было еще терпимо, до полного провала еще не дошло.
Но затем, когда я начала привыкать к мысли, что ничего страшного не случилось, вдруг обнаружился целый шквал злорадных и даже злобных статей в центральных газетах. Те же самые издания, которые совсем недавно боготворили меня, теперь смешивали меня с грязью. Досталось не только мне, но и моей методике, и это мучило меня больше всего. Я посвятила всю жизнь ее созданию и разработке, а теперь, только потому, что мой муж оказался ничтожеством, все мои труды пошли прахом!
Конечно, я пыталась защищаться. Я обошла все печатные издания в городе с просьбой позволить мне высказать свою позицию. Но они не проявили ко мне ни малейшего интереса. Ни из одного из них мне не перезвонили. В общем, на мне поставили крест. Я больше не заслуживала их внимания.
Вы спросите, почему я не попыталась вернуть расположение публики с помощью моей радиопередачи, колонки в газете, выступления в программе «С добрым утром, Америка!»? Почему я не воспользовалась этой возможностью и не объяснила, что мой случай не имеет никакого отношения к методике доктора Виман? Да просто потому, что такой возможности у меня больше не было. «Вы утратили доверие публики», — объяснили мне тем тоном, каким, наверное, разговаривают с прокаженными.
Удивительно, до чего быстро все меняется в мире шоу-бизнеса! Как легко вас могут забыть, растоптать и уничтожить. Стоит только вам вступить в конфликт с кем-нибудь или просто совершить ошибочный шаг — и вас забросают камнями, прежде чем вы успеете глазом моргнуть. Вы скажете, что я рассуждаю сейчас как моя подруга Сара. Но у меня самой голова пошла кругом, когда я осознала, как мало времени надо, чтобы полностью перестать существовать для них.
От меня отвернулись все — даже мой литературный агент. По наивности своей я надеялась, что даже если телевидение и радио от меня отказались, я могу рассчитывать на успех хотя бы в той области, с которой начиналась моя карьера, — на литературном поприще. Я решила написать новый бестселлер — продолжение моей книги, за которой совсем недавно охотились издатели. Но мне пришлось распрощаться и с этими планами. Литературный агент сообщил мне, что, «прощупав почву», он пришел к выводу: книги Линн Виман не будут пользоваться спросом на рынке. Он добавил, что я могу попытать счастья где-нибудь еще.
Оставалось только заниматься частной практикой. К счастью, не все пациенты отказались от моих услуг, но их было так ничтожно мало, что денег хватало только на зарплату Диане. На содержание дома на Гора-Киско средств уже не было. Честно говоря, я едва сводила концы с концами. Конечно, я могла продать дом, но это было бы невыгодно: изменились пристрастия покупателей — «деревенский стиль» вышел из моды.
Конечно, я не умирала от голода и у меня была крыша над головой, но сознание того, что я потеряла почти все, чего достигла, не давало покоя. Я ощущала себя изгоем. Я бродила по улицам Нью-Йорка, с тоской глядя на спешащих куда-то женщин в деловых костюмах. Во время обеда я не выходила из конторы. Вместо того чтобы идти в ресторан, где можно было встретить знакомых, я наблюдала, как Диана красит ногти. Я перестала уделять внимание своей внешности, редко мыла голову, не пользовалась косметикой и дезодорантом. Просто удивительно, что я не лишилась последних пациентов!