Тайна седьмого уровня
А немец продолжает: «Я, мол, знаю, что ваши так вниз и не смогли проникнуть, потому как про запасные выходы не знали, а у меня, мол, и схема есть, и ключ от одного из них». Вот он мне и предлагает сделку: я его отпускаю, а документы, план расположения запасного входа да секретный ключ себе беру. Войне, мол, все равно капут, а потому у него особого желания за своего фюрера погибать нет. И на чемоданчик свой указывает – сам, мол, посмотри. Открыл я его и вижу – не соврал фриц: внутри папки какие-то, все с грифом «совершенно секретно» да с личной резолюцией Гитлера – серьезные, видать, документики! А фриц опять за свое: «Отпускай меня, скажешь – сбежал; а тебе за такую информацию все на свете простят».
Тут бы мне, конечно, возмутиться: мне, офицеру государственной безопасности, какой-то диверсант сделку предлагает! А только чувствую, что не могу, что наплевать мне на этого немца с большой горы. Главное – вот оно, то, что лично товарищ Сталин ищет, то, ради чего я здесь столько времени безвылазно сижу да с ума схожу потихоньку.
И знаешь, внучок, что я дальше сделал? Догадываешься, наверное… Ну да, отпустил я его – сначала, конечно, к потребовал показать, как вход в бункер открывается, и ключ у него забрал – а потом, не поверишь! – отпустил.
А ведь за такое уже не просто трибунал – высшая мера со стопроцентной вероятностью светила! Что со мной тогда происходило – не могу тебе объяснить: я вроде и контролировал свои поступки, а вроде за меня кто-то решал, что и как сделать нужно.
Забрал я документы, ноги немцу развязал: «Беги, – говорю, – пока не передумал! Глупость какую-нибудь сделаешь – пристрелю, имей в виду». А он только усмехнулся криво да и исчез в темноте, вроде и не было его. Меня, честно говоря, аж страх пронял – немец-то еще большим профессионалом оказался, чем я думал! Похоже, что ему меня завалить даже и со связанными руками раз плюнуть было. Только вот не стал он этого делать, да и не собирался, как я понимаю. И не столько он от меня этими документами откупился, сколько избавился от них как от тяжкого груза!
Так ведь и это еще не все, внучок! Я пока назад возвращался – столько всего передумал. И знаешь, что понял? Что не смогу эти документы, будь они трижды неладны, никому отдать. И рассказать о них никому не смогу. Потому как мной словно кто-то управлять продолжал: знаю, что должен поскорей рапорт оформить, документы все переписать, подшить да опечатать, а в голове не то что голос какой-то, а твердая уверенность: «не надо так делать». Словно приказывал мне кто-то: «спрячь все и молчи, не пришел еще срок». И ведь понимал, чем рискую – не одного себя подставляю, всю семью, всех вас на поколение вперед! – а сделать ничего не мог. И бороться с самим собой не мог, потому как твердо знал, что сделаю именно так, как требуется.
И что это было, кто мной управлял, – так я и не понял. Да и не хотел особо понять, честно говоря…
Но то, что все это с бункером тем проклятым связано – это точно. Не знаю, каким образом, но уж поверь мне, внучок!
Вот с тех пор, аккурат с самого сорок четвертого года, я их и прятал. А теперь вот тебе передаю. Решай сам, что с ними делать. Дело это давнее, позабытое.
Хотя после войны, насколько я знаю, еще не раз тот бункер обследовать пытались, пару раз даже ко мне обращались – как к непосредственному участнику событий, так сказать… Последний раз не то в восемьдесят девятом, не то в девяностом году этим Московский геологоразведочный институт занимался, программа «Гермес» может, слышал? Ее вроде ваше ведомство курировало. Со спутника якобы снимки какие-то делали. Но чем все закончилось, я не знаю – засекречено все было да в архив, как водится, сдано…
Ну а насчет самих документов… У сейфа моего задняя стенка снимается, надо только полки вытащить и ее вытянуть. Там все и спрятано – вроде и на виду, да кто догадается? И ключ тот, и схема, как вход найти.
Ключ, к слову, это просто такая пластинка железная со штырьками с обеих сторон – его нужно только вставить куда положено и надавить до щелчка. А дальше механизм замка сам все сделает, если, конечно, он за столько лет не заржавел да не испортился окончательно.
Только вот документы с немецкого тебе самому переводить придется – я, веришь ли, за столько лет так и не смог себя заставить к ним прикоснуться. Вроде табу на них или проклятье какое лежит. Может, ты сможешь…
Только ты-уж будь там поосторожнее —уж больно секретным все это было – сейчас, конечно, не сталинские времена, но кто знает…
Вот такие, внучок, дела. Все, что хотел сказать, я сказал, до остального сам доходи – я и в молодые-то годы ничего из того, что в бункере этом да в окрестностях его происходило, не понимал, а сейчас и подавно.
Прощай, одним словом, не поминай деда злом…»
Окончив читать, я несколько минут сидел без движения, переваривая полученную информацию. Так вот он какой оказался, дед-то мой! Кто бы мог подумать! Да за подобное и в мои годы могли не то что под трибунал – под «вышак» отправить! А уж при товарище Сталине…
Затем на меня напала жажда бурной деятельности, этакая золотая лихорадка начала XXІ века. Или «синдром острова сокровищ», как я сам его назвал: несмотря на поздний час и самым наглым образом поправ закон жилищного кодекса о соблюдении тишины после двадцати одного ноль-ноль, я выломал обе внутренние железные полочки и, провозившись еще минут десять, догадался, как снимается задняя стенка. Все оказалось до обидного просто: нужно было лишь найти незаметный винтик в уголке, повернуть его отверткой и, ухватившись пальцами за выступившую шляпку, вытащить ничем более не удерживаемый металлический лист. Сам тайник представлял собой небольшое, сантиметров в десять, пространство между собственно сейфом и вырубленной в стене нишей – толщина несущих стен в домах сталинской постройки вполне позволяла это сделать.
Слегка волнуясь, я просунул руку в пахнущую пылью щель и извлек толстую дерматиновую папку на защелке, покрытую чуть ли не сантиметровым слоем полувековой пыли – похоже было, что дед не открывал своего тайника с самого момента его создания. А прожил он в этом доме немало – с сорок шестого или сорок седьмого года!
С трудом сдерживая желание немедленно взяться за ее изучение, я сперва ликвидировал все следы вскрытия тайника, кое-как установил назад обе полочки и запихал обратно найденное в сейфе добро. Закрыв дверцу вторым комплектом ключей (как хорошо все-таки, что я не поддался собственной слабости и не расстрелял замок!), я хорошенько протер от пыли потрескавшийся от времени дерматин и раскрыл наконец таинственную папку.
Под обложкой обнаружилось несколько казенных серых картонных папок с устрашающими запретительными надписями типа «совершенно секретно» и «работать с документами только в помещении». На немецком языке, естественно. Поняв, что спать мне сегодня уже не придется, я выложил документы на стол и со вздохом поплелся на кухню. Сварив себе крепкого кофе и выключив во всей квартире свет – четвертый час ночи все-таки! – я уселся в кресло и погрузился в доставшуюся мне в наследство тайну…