Уинтроп был упрям
Когда в Хьюстон, штат Техас, пришла телеграмма с уведомлением, что он один из всех жителей Соединенных Штатов наиболее подобен по внешнему облику и физическим характеристикам одному из предполагаемых посетителей из XXV века, Дэйв едва не обезумел от радости.
Прежде всего, это было передышкой. Передышкой и еще одной возможностью. Возможностью добиться получения более высоких ученых степеней, необходимых для преподавания в университете и исследовательской работы, не говоря уже просто о престиже, чему прежде препятствовали различные семейные обязанности — умирающий отец, больная младшая сестра. Слишком поспешная женитьба тоже не очень-то благоприятствовала продвижению по служебной лестнице, посадив его в западню между приятным для жизни пригородом и сверхсовременной средней школой, куда ежедневно приходилось мотаться вплоть до того самого мгновения, когда пришла телеграмма. Однако всю полноту везения Поллок осознал только при встрече с остальными четырьмя. Он, разумеется, слышал о том, как бились, расталкивая друг друга локтями, лучшие в стране умы, чтобы очутиться среди посетителей будущего и получить возможность разнюхать о том, что должно произойти в сфере их деятельности в течение следующей половины тысячелетия. Только переговорив со своими попутчиками — рабочим-поденщиком, домохозяйкой из Бронкса, напыщенным дельцом со Среднего запада и миловидной, но совершенно заурядной стенографисткой из Сан-Франциско, Дэйв, осознал, что он — единственный среди них, кто имеет научную подготовку. Он, столь страстно желавший посвятить свою жизнь поиску знаний, получит возможность просуществовать в течение двух недель в качестве единственного интеллектуала группы, который сможет осознать будущие перемены науки! Поначалу все было именно так. Все дышало здесь величием, открытиями, все приводило в трепет. Затем, как первые признаки надвигающихся холодов, стали подкрадываться различные мелкие, не очень приятные недоразумения. А затем — Поле для Визга, Стадион Ужаса…
Впервые очутившись в будущем, Поллок испытывал гордость за него, воспринимая широту интересов и высокую образованность его обитателей как упрек лично в свой адрес. Однако первое знакомство с Полем для Визга едва не вызвало приступ тошноты. Прекраснейшие умы, с которыми ему приходилось сталкиваться, должны были через определенные интервалы времени по собственной воле превращаться в брызжущую пеной, истерически вопящую свору животных… Правда, они пытались ему втолковать, что никогда не смогли бы быть такими прекраснейшими умами, если бы не высвобождали себя периодически таким манером. И все же один взгляд на это приводил его в неописуемый ужас. А уж перед Машиной-Оракулом человеческая логика вообще пасовала. Для человека мыслящего это было пределом отвращения. Глянув на часы, Поллок отметил, что осталось всего двадцать пять минут, не мешало бы поторопиться. И он смело вверил себя услужливой лестнице.
— Меня зовут Стиллия, — представилась встретившая его наголо обритая девушка с приятным лицом. — Сегодня у Машины дежурю я. Вам нужна моя помощь?
— Кажется, нужна.
Он с тревогой посмотрел на пульсирующую в отдалении стену. За желтым прямоугольником на этой стене, как ему было известно, находился мозг Машины-Оракула. Как же хотелось проткнуть дырку в этом мозгу! Но вместо этого он сел на поднявшийся из пола бугор и начал рассказывать девушке свою невеселую историю.
— О, этот ваш Уинтроп! — улыбнулась дежурная. — Это же просто замечательный старик. Я повстречалась с ним на прошлой неделе в аптеке, где заказывают сны. У него просто достойная восхищения способность воспринимать все новое! Он вызывает у нас искреннее уважение. Мы хотели бы, насколько это только возможно, помочь ему во всем, что он хотел бы сделать.
— Простите, леди, — холодно заметил Поллок. — Но в помощи нуждаемся мы, а не он.
Стиллия рассмеялась.
— Разумеется! Мы хотели бы помочь всем и каждому. Только Уинтроп — особый случай. Он изо всех сил старался вжиться в нашу эпоху, в этом никто из вас не может с ним сравниться. А теперь подождите меня здесь. Я изложу ваши затруднения Машине. Постараюсь активизировать соответствующие блоки памяти как можно скорее.
Она прошла сквозь расширившийся прямоугольник и вернулась через несколько минут.
— Машина работает над вашей задачей. Я дам знать, когда вам можно будет пройти внутрь.
— Спасибо, — поблагодарил Поллок. — Скажите мне вот что, мисс. Разве не обедняет ваше мышление и вашу жизнь знание, что Машина-Оракул решила намного лучше любую личную, научную или техническую проблему?
На лице Стиллии отразилось недоумение.
— Вовсе нет. Собственно решение проблем занимает совсем малую часть нашей творческой жизни. Следуя вашей логике, можно договориться до того, будто из жизни исчезает нечто существенное, если отверстия сверлить не ручной дрелью, а электрической. Машина-Оракул является главнейшим орудием нашей культуры. Она была создана для решения только одной задачи — задачи учета всех факторов, относящихся к данной проблеме, и соотнесения их с общей суммой соответствующих данных, которыми располагает человечество. Советуясь с Машиной-Оракулом, можно неправильно истолковать и применить ее ответ. А можно предпочесть не полагаться на него.
— И действовать, не полагаясь на него? Разве это не бессмысленно, если ответы содержат наилучшее из того, что можно сделать?
— А разве человеческие поступки всегда должны иметь какой-то смысл? Это весьма модная современная точка зрения. Всегда существует личное эксцентричное побуждение.
— Да, — тяжело вздохнул Поллок. — Отказывайтесь от своей личности, присоединяйтесь к визжащей толпе, но не забывайте о своих особых эксцентричных побуждениях…
Никогда, никогда не забывайте о своих личных несуразных побуждениях!
— Именно так, — спокойно произнесла девушка. — Даже несмотря на ваш, весьма очевидный, сарказм. Почему вам так трудно это воспринять? Человек является одновременно и стадным животным, и животным очень индивидуальным. Стадные инстинкты должны удовлетворяться любой ценой. В прошлом это выливалось в войнах, религии, национализме, различных формах группового шовинизма. Необходимость отказа от всего личного и растворения в чем-то большем была признана в незапамятные времена. Поля для Визга и Стадионы Ужаса направлены именно на это, удовлетворяют такую необходимость в абсолютно безвредной форме.
— Я бы не сказал, что это безвредно с точки зрения механического кролика…
— Я понимаю. Человеческие существа, которые прежде использовались вместо кроликов… Им было много хуже, — согласилась Стиллия. — Думаю, вы понимаете, о чем я говорю. Но, с другой стороны, осознанные личностью инстинкты также подлежат удовлетворению. Мы требуем при этом только одного
— чтобы это не касалось в значительной степени никакого другого человека.
— И пока это действительно не касается, дозволено все!
— Совершенно верно. Все дозволено. Абсолютно все, чего только может возжелать любое лицо, исходя из индивидуальных эксцентричных побуждений, не только позволяется, но и поощряется. Мы считаем, что многие величайшие свершения человечества имеют своим источником индивидуальные эксцентричные побуждения и остро ощущаем, что величайшим триумфом нашей цивилизации является то почетное отношение, которое мы питаем к подобному внутреннему самовыражению.
Дэйв Поллок не мог не смотреть на нее без уважения. Стиллия казалась очень смышленой. Именно на такой девушке он мог бы жениться, а не на Сюзи, если бы продолжал работу над своей докторской диссертацией. Хотя и Сюзи… Дэйв задумался. Увидит ли он ее когда-нибудь? И удивился тому, какая горькая тоска по дому охватила его.
— Это неплохо звучит, — согласился он. — А вот жить так — совсем другое дело.
За стеной послышалось какое-то жужжание. Стиллия поднялась.
— Машина-Оракул готова. Заходите внутрь, сядьте и повторите в наиболее простой форме свой вопрос. Желаю вам удачи.
Дэйв прошел в крохотную комнатушку сквозь раздвинувшийся желтый прямоугольник. Несмотря на все пояснения Стиллии, он чувствовал себя очень неуютно в этом мире легко удовлетворяемых стадных инстинктов и личных эксцентричных побуждений. И очень хотел вернуться туда, где все было привычным.