Шерлок Холмс и Священный Меч
10
НОВОСТИ СЭРА РЭНДОЛЬФА
Происшествие в Суррее уже подернулось легкой дымкой забвения, ибо вся наша последующая деятельность, имеющая к этому отношение, казалось, резко прекратилась. Я уже привык к постоянному пребыванию Холмса в наших апартаментах, что прежде случалось крайне редко, лишь когда какое-нибудь важное дело вытесняло на задний план все остальные. Но вот однажды ранним утром я обнаружил, что его нет. Однако за завтраком он присоединился ко мне и даже соизволил отдать должное яичнице с беконом и вкусным ячменным лепешкам, приготовленным миссис Хадсон. Он выглядел задумчиво, но я не заметил в нем того нервного беспокойства, которое бы свидетельствовало, что он мучается неопределенностью. Он проявлял явную сдержанность, а я терпеливо ждал, и наконец он счел нужным подытожить дни кажущегося бездействия.
– Мы зашли в тупик, Ватсон. Перед нами барьер, который невозможно преодолеть с помощью ускоренного изучения египтологии, не помогли нам и недавние события – ключа к разгадке этой тайны до сих пор нет. Мои собственные интеллектуальные ресурсы исчерпаны, и сегодня утром я первым делом посетил клуб «Диоген». Майкрофт, если помните, прибыл на Бейкер-стрит по нашей просьбе, и я должен был нанести ему ответный визит.
– И оказалось, что ваш брат находится в подобном же состоянии? – высказал я свою догадку.
– Более того, он озабочен еще сильнее, чем прежде. Состоялся целый ряд совещаний – в Афганистане, Сирии, Палестине, Персии и Аравии. Совещания эти религиозного характера, поэтому сведения о них весьма скудны; самым многолюдным и длительным было совещание, происходившее в Великой мечети в Дамаске. Главное, что там обсуждалось, – распространение мятежного духа на Востоке, особенно в Египте. Ислам объединил добрую сотню разрозненных народов, однако он разделен на множество сект, семьдесят две, если быть точным. Если какое-нибудь божественное откровение, великое чудо сплотит последователей полумесяца, можете представить себе, к каким результатам это приведет.
– Может быть, возвещано второе пришествие Пророка, – воскликнул я во внезапном озарении.
Холмс мрачно кивнул.
– Чтобы попытаться выйти из этого тупика, я договорился о встрече с сэром Рэндольфом Рэппом. Надеюсь, вы свободны и сможете сопровождать меня сегодня утром.
Я с готовностью принял это предложение. Меня интересовал не только сам этот джентльмен, но и окружающая его необычная обстановка. Его теории в значительной мере совпадали с некоторыми взглядами Холмса, а его влияние, пусть непрямое и неявное, было чрезвычайно сильно.
Но пока я собирался ехать в Майфэр, явился Уиггинс, предводитель нерегулярной армии уличных мальчишек, которые являли собой глаза и уши Холмса. На сей раз юнец ничего не сообщил, прибыл просто как посыльный.
– Это просил передать вам Тощий, мистер Холмс.
Холмс взял записку из грязной лапы Уиггинса и, пробежав ее глазами, поблагодарил и отпустил маленького помощника, наградив его шиллингом.
– Тощий начеку, Ватсон, – задумчиво пробормотал он. – Через двадцать четыре часа Чу Санфу и его люди должны отплыть на его личной яхте в Венецию.
– Что это может означать?
– Ничего. Если, конечно, мне не изменяет память. – Открыв книжный шкаф, Холмс снял с полки и развернул ллойдовское «Расписание движения пароходов». – Я был прав. «Хишури Каму» не заходит ни в Венецию, ни в любые другие итальянские порты.
– Меч везут в Египет, а Китаец плывет в Италию. Неужели в эту и без того сложную игру внесен какой-то новый элемент?
– Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, старина. А пока поехали в Мейфэр. До сих пор я все время держал Чу Санфу под наблюдением и отнюдь не намерен лишаться своего преимущества. Возможно, нам тоже придется совершить путешествие.
Усадьба Рэппа в Мейфэре, казалось, ничуть не изменилась. Сквозь деревья проглядывал все тот же довольно обветшалый дом, обнесенный со всех сторон забором из железных прутьев. Добраться до него можно было по единственной подъездной дороге, мимо сторожки. Будучи уже знакомы с этим необычным жилищем, мы с Холмсом покинули кеб и представились рослому, решительного вида человеку, который, только узнав нас, открыл ворота.
Кроны деревьев почти целиком закрывали дом с улицы, но возле дома не росло ни одного дерева, здесь находились только ровно подстриженные газоны. Место походило на пустой бильярдный стол. Где-то не очень далеко слышалось грозное рычание собак, нетрудно было догадаться, что это нервно мечутся в своих загонах доберман-пинчеры. С наступлением ночи собак выпустят во двор и появиться там одному будет равносильно самоубийству. Империя дорожила Рэндольфом Рэппом и принимала все необходимые меры для обеспечения его безопасности.
Дворецкий Рэппа, в котором без труда угадывался отставной полковой кузнец, провел нас внутрь. Мы с Холмсом вновь увидели типичную привлекательную обстановку английского дома. Лишь кое-где между дорогими коврами поблескивали полоски хорошо отполированного паркета. Флотский адмирал мог бы провести своей безукоризненно белой перчаткой по любому предмету мебели, не боясь, что к ней прилипнет хотя бы пылинка. Поленца в камине и в стоящей рядом корзинке оказались все примерно одной формы и величины. Ни на одной из них не было потеков смолы, из-за чего дрова могли бы вспыхнуть с жутким треском. Картины висели ровно, как по линеечке, в подходящих для них местах. На двух больших масляных полотнах красовалась подпись Джона Эверета Милле, а то, что висело над большим диваном, несомненно, принадлежало кисти Беллини.
Если большая прихожая и гостиная отражали взыскательный вкус достаточно чопорной Аманды Рэпп, кабинет сэра Рэндольфа Рэппа, куда нас ввели, – его, можно сказать, святая святых, – отнюдь не являлся образцом порядка.
После ухода дворецкого бывший профессор, ныне специалист по мотивации человеческих поступков, поднялся из-за огромного стола, заваленного заметками, письмами и отчетами. У него была чрезмерно большая голова с копной взлохмаченных волос, круглое, улыбающееся румяное лицо. Роста он был невысокого, и когда двинулся нам навстречу, его раздутое, как большой пузырь, туловище заколыхалось на кривых ногах.
– А, Холмс, – приветствовал он, протягивая руку. – Всегда рад вас видеть. Присаживайтесь. – Указав на кожаный, местами сильно потертый диван недалеко от стола, он схватил мою ладонь двумя руками. У него были короткие и сильные пальцы. – Ах, милый Ватсон! Вы как будто созданы друг для друга.
Усадив меня в кресло со свалявшейся набивкой, он указал на коробки с сигарами и табаком, которых в комнате было несколько. Из нефритовой шкатулки на столе Рэндольф извлек длинную египетскую папиросу. На указательном пальце темнело никотиновое пятно: усевшись, он рассеянно уставился на него.
Я с удовольствием закурил одну из пропитанных ромом сигар, в то время как профессор расчистил стол, тем самым усугубив царивший на нем хаос. Вздохнув, он небрежно махнул рукой.
– Аккуратность – добродетель посредственности. Не могу припомнить, кому именно принадлежит это изречение, но я нахожу его утешительным. – Пыхнув дымком, он отложил папиросу. – Итак, что интересного было в вашей жизни? Вы люди активные, много где бываете, пока я сижу здесь, прикованный к столу.
Мы с Холмсом знали, что это неправда, впрочем, Рэпп и сам знал, что нам это известно. В случае необходимости он посещал любые правительственные учреждения, перед ним открывались почти все без исключения архивы. Часто после подобных вылазок в так называемый «внешний мир», по его словам, в этом самом кабинете рождались докладные записки, которые затем с посыльным отправлялись начальникам департаментов и нередко приводили к весьма неожиданным результатам.
– Знакомы ли вы, – спросил Холмс, – с последними донесениями со Среднего Востока?
– Ваш брат присылал мне отчеты. – Ответ сопровождался утвердительным кивком. – Новости не из приятных. Особенно это совещание в Великой мечети Дамаска. Присутствовали по меньшей мере семеро виднейших мусульман. Когда секты начинают объединяться, жди беды. Особенно со стороны приверженцев Мухаммеда, ибо бедуины всегда отличались склонностью к насилию.