Молодые, способные

Позднее он слышит, как она болтает по телефону с какой-то подружкой, вертихвосткой из привилегированной школы.
– Он так изменился... – пауза для соболезнований. Наверное, собеседница выспрашивает подробности, чересчур напирая на одно какое-нибудь слово в каждой фразе. Такая у них манера.
– Играет на компьютере и смотрит телевизор. – Вероятно, подруга отвечает, что это нормально. – Да, знаю, но чтобы постоянно... И он стал таким чужим. Сегодня заявил, что хочет пойти поклубиться. – Она заговорщически хихикает. – Знаю, знаю – это было бы забавно. Но он-то настроен серьезно. А на прошлой неделе ему вздумалось сходить на рок-концерт... Что?.. Кажется, «Бла».
Еще пауза.
– Вот-вот, «Блю».
Даже название группы «Блёр» выговорить не может.
Под кроватью спрятан номер журнала «Фейс». Джейми вытаскивает его и долго разглядывает людей на снимках. Наверное, и он стал бы, как они, не будь он таким способным. Это слово он ненавидит. Так его называли с младших классов, когда он еще картавил, и до окончания школы. «Джейми – он такой способный!» – и каждый раз вздыхали, словно устав от его ослепительных способностей.
С точки зрения этих людей, его прошлое – сбой в системе, отклонение. Джейми способный, он выкарабкался.
Ладно, а теперь он хочет обратно.
Джейми помнит, как любил свою начальную школу и всех друзей. Но незадолго до экзаменов его перевели в специальный класс, к другим способным мальчикам и девочкам. Учил сам директор, к обычным ученикам их не подпускали. С тех пор из жизни Джейми исчезли его лучший друг Марк и подружка Джемма, а он в то время и не заметил.
Прошлые летние каникулы он провел в Тонтоне, с матерью и ее новым другом. Гулять по родному городу – на редкость сюрреально. Иногда в банке или музыкальном магазине он замечал знакомое лицо, но не мог вспомнить, чье. Попытался разыскать Марка и Джемму и выяснил, что они поженились. Его на свадьбу не пригласили. Да и с какой стати? Он же чужой. Пока Джемма и Марк бились над делением столбиком, он занимался алгеброй с директором школы. Ведь он был чертовски способным.
Народ на фотографиях в «Фейсе» смахивает на торчков. Похоже, им нравится одеваться по-дурацки и позировать для авангардных снимков. А он бы так смог? Наверное, если б не числа. Может, он еще пробьется. С его способностями прямая дорога в наркодилеры: в унции – 28 граммов, в одной восьмой унции – 3,5. Или наркотики отмеряют иначе? Он не знает. Но люди в журнале не наркоманы. Они художники, поп-звезды и лидеры андерграунда, а не неудачники, как думают Карла и ее друзья. Скорее всего, просто славные ребята.
Джейми оглядывает собственную одежду: хлопчатобумажные штаны из «Гэпа», белую тенниску – мать купила пять лет назад. Застиранная тенниска слегка посерела. Хорошо это или плохо? Надо многому учиться. Еще больше придется забыть. Он вытаскивает из пачки сигарету и закуривает. И вспоминает, как много лет назад курил в центре Тонтона, а Джемма дышала ему холодным дымом в ухо и уверяла, что всегда будет Джейми любить.
Прихватив газету и пачку, он важно выходит из спальни и спускается в гостиную. Увидев его, Карла морщится и зажимает трубку белой ладошкой.
– Господи, Джейми, что ты делаешь? – почти беззвучно выговаривает она.
– Иду в паб.
– Что?
– Что слышала.
Она закатывает глаза и говорит в трубку:
– Я перезвоню.
Джейми с вызывающим видом выпускает дым.
– Ближе к народу? – наконец спрашивает Карла.
– Ближе к народу?
– Да.
– Значит, ближе к народу?
– Ты же слышал. Джейми смеется.
– Где ты это вычитала?
Она кивает в сторону газет, взмахивая челкой.
– В «Телеграф мэгэзин».
– Ни черта ты не понимаешь.
– Я? Джейми, тебе нужна помощь.
– Ничуть.
В буром зале паба тихо. Джейми никогда раньше здесь не бывал, но ему нравится спокойная, созерцательная атмосфера заведения для мужчин, которым некуда идти. С пинтой пива он садится за пустой столик возле мишени для дротиков. Надо решить, как быть дальше. Учеба закончена, оставаться в Кембридже незачем. Если все вокруг хотят, чтобы он стал математиком, это еще не значит, что он обязан им стать. Всерьез его судьба волнует только бывших преподавателей да Карлу.
Он просматривает раздел вакансий в газете, подыскивает способ вырваться отсюда. Чем дальше – тем лучше, по возможности дальше Лондона. К творческой работе, желательно в сфере искусства, которая ему так нравится, он не готов. Но одно объявление заинтриговало. «Требуются способные молодые люди для крупного проекта». Абонентский ящик в Эдинбурге. То, что надо. Конверт с адресом он посылает по пути домой, опасаясь, что потом не хватит духу. О письме никому не говорит: не желает, чтобы кто-нибудь знал, куда он исчез.
 
Тия
– Запихни ее обратно, дорогая.
– Что, простите?
– Запихни ее назад.
Тия думает, как быть. Она стоит в тесном туалете дома престарелых, старуха Мейбл Уэллс ждет, когда ее подотрут. Путь к двери перегораживает здоровенное кресло на колесах, напоминая об уже разрешенной проблеме – как усадить подопечную на унитаз. Тие никого еще не приходилось сажать на унитаз или возить в инвалидном кресле. Правый бок до сих пор ноет: выволакивая старуху из кресла, Тия не удержалась под внушительным весом и ударилась об стену. Теперь Мейбл с трудом балансирует, вцепившись Тие в левое плечо, а из ануса торчит большая багровая штуковина вроде брюквы. Похоже, какой-то внутренний орган.
Тия обливается потом, хватается за хромированный поручень.
– Затолкай ее обратно, дорогая. У Мейбл голос ведьмы.
– Затолкать?
– Да, Вероника.
– Я... хм... Тия.
Мейбл щурится, повиливая объемистым задом.
– Ти-и-я... – тянет она, притворяясь, что ей трудно выговорить. – Редкое имя.
Тия молчит.
– Ты новенькая?
– Да.
– Мне нравится Вероника.
– Ну конечно. Она придет завтра утром. Мейбл покрепче хватается за плечо Тии, недовольно бурчит:
– У меня выпадение прямой кишки, дорогая.
– Вы хотите сказать, это ваша кишка?
– Да.
– Вы уверены, что ее надо вправить?
– Разумеется, дорогая.
– А больно не будет?
– Поскорее вправь, и все. Тут сквозняк. Тия оглядывает комнату в поисках резиновых перчаток. Они тут на вес золота, хотя первое правило дома престарелых гласит: работай только в перчатках. Но перчаток нет. Глубоко вздохнув, Тия наклоняется и мельком осматривает выпавшую кишку. Сосчитав в уме до трех (привычка появилась в детстве, когда приходилось сдирать лейкопластырь), она хватает кишку правой рукой и пытается запихнуть куда надо. Кишка отливает лиловым и дрожит, как желе. Все равно что заталкивать желе в соломинку.
– Не лезет, – говорит Тия.
– Толкай сильнее, дорогая. Мне не больно. «Да-а, – думает Тия, – а если она лопнет?» Вслух она ничего не говорит и продолжает трудиться. Наконец кишка сама втягивается в анус. Тия левой рукой вытирает взмокший лоб.
– Ну, вези меня обратно, – нетерпеливо скрипит Мейбл. – «Большая перемена» [6] скоро.
– Вы же только что ее посмотрели.
– Правда? – Мейбл вздыхает. – Ох, господи!
В этот час в общей комнате обычно многолюдно. Телевизор включен, но его мало кто смотрит. Идет какой-то триллер в двух частях – из тех, что показывают в выходные. На экране девушка идет по темному переулку, не подозревая, что ее преследует какой-то мужчина. Он настигает жертву и оттаскивает ее к стене, приставив нож к горлу. Его лица не видно. Тия отворачивается: от этой сцены ей неуютно. Она переключила бы канал, но правило номер семнадцать гласит, что включать следует только «Би-би-си-1», за исключением получаса в будни, когда старичье смотрит «Обратный отсчет» [7].
Тия гадает, почему обстановка в комнате не угнетает ее. Нормальных людей угнетала бы. Ее беда, а может, преимущество в том, что она видит мир через объектив камеры в голове. Камера беспристрастна, и все, что происходит вокруг, не радует Тию и не удручает – оно просто есть. Тия оценивает имеющийся в комнате материал. Вон там, в углу – слабоумная старуха с одной грудью. Об этом должен рассказывать голос за кадром, решает Тия, мысленно продумывая сценарий воображаемого документального фильма «Почти мертвые».