Второе рождение Жолта Керекеша
– Привет, милая! О чем я хотел тебя спросить? – вслух сказал он.
– Чао, Тибор. Понятия не имею, о чем ты хотел меня спросить.
– Да вот, милая, Жолт бесследно исчез.
– Объявится, – спокойно сказала Магда.
– Конечно, – согласился Тибор, сознавая, что Магда безусловно права. Она ведь и раньше не ошибалась: Жолт объявлялся всегда.
Старик почти успокоился и поплелся к шезлонгу. Бросив взгляд на могучий каштан, он внезапно вспомнил, что ему говорила Беата: под каштаном поставят покрашенную в зеленый цвет собачью будку.
Тибор тяжело опустился в шезлонг.
– Чудно! Прелестно! Просто нет слов. Собака будет тявкать мне в самые уши, будить! – забормотал он, но огорчиться по-настоящему не успел: голова его запрокинулась и он заснул.
Итак, новость, что решено приобрести собаку, до дяди Тибора дошла, но со значительным опозданием. Ибо тот, кто спит, новостей не знает. Решение же купить собаку родилось примерно в полдень, после пожара, о котором старик даже не подозревал, так как был в то время у себя в комнате и, как обычно, видел сладкие сны. Заметив под окном клубы черного дыма, он, правда, буркнул: «Какие страшные тучи» – и сразу вновь погрузился в сон. Позднее он услыхал телефонный звонок, отдаленные крики, какую-то возню, проснулся и констатировал, что в доме вечно шумят.
А в подвале, когда пенсионер-почтальон увидел густой, плотный дым, вырывавшийся через вентиляционное окно, весело трещал огонь. Почтальон позвонил жильцам, потом взял шланг для поливки двора, втащил в подвал и тщательно залил очаг пожара. И весьма своевременно, потому что в отсеке, принадлежавшем художнику, горели санки, метла и пламя лизало уже поленницу.
Покрытый копотью, возбужденный, экс-почтальон объяснял во дворе происшедшее. С быстротой поистине феноменальной жильцы всех шести квартир оказались на месте события. Вскоре прибыла и милиция. А спустя еще несколько минут на такси примчался доктор Керекеш. Более бледный и измученный, чем обычно, он бросился сразу в подвал.
– Что случилось? – спросил он художника, который стоял позади всех и нервно пощипывал рыжеватую бороду.
– Вы же видите, что случилось. Как раз мой подвал. Кому-то понадобилось поджечь наш дом.
– И кто-то его поджег, – ревниво сказал экс-почтальон.
– Но кто… кто? – запинаясь от волнения, спрашивал Керекеш.
– Все-о узнается, господин главный врач. Все-о при допросе выяснится, – сказал экс-почтальон, и в его мрачном, хриплом голосе Керекеш уловил затаенную угрозу.
– Вы полагаете? – спросил он.
– Я знаю, – отрезал экс-почтальон.
Оба умолкли под неодобрительным взглядом старшего сержанта милиции. Острый луч милицейского фонарика прошелся по дымящейся закопченной поленнице, по обгоревшим санкам, потом выхватил из подвального сумрака обуглившуюся, совсем черную чурку и на ней расплавленную металлическую тарелку.
– Ага! – обронил старший сержант и многозначительно оглянулся.
Младший сержант, шаривший по полу, тоже нашел кое-что и, подняв пинцетом находку, подошел к старшему. В пинцете был грязный от копоти носовой платок.
– На полу валялся, – таинственным шепотом сообщил младший сержант.
Мельком взглянув на платок, Керекеш вздрогнул. Скомканный, грязный, он, однако, был страшно знаком.
– Свечные огарки, – сказал старший сержант.
– И промасленная тряпица, – словно продолжая стихотворную строфу, подхватил младший.
– Вы чувствуете запах пороха в дыме?
– И как еще, товарищ старший сержант!
– Ребячья работа.
– Вот именно. Ребячья.
– Давайте, товарищ младший сержант, собаку!
Из подвала Керекеш не выходил, а пятился задом. И, спотыкаясь, поднимался в свою квартиру. На лестнице он остановился и посмотрел в сад. Все – трава, сирень, одуванчики, ели – изменило цвет, стало серым, как камень.
– Это не может быть явью, это сон, – бормотал он почти в отчаянии. – Сейчас я проснусь.
Но он не просыпался, в ушах его, перекатываясь, гремел грозный, низкий голос сержанта: «Ведите собаку наверх!» — «Почему наверх? – вдруг со злостью спросил себя Керекеш. – Почему не вниз? Собаку следует вести вниз, ведь поджог совершен не на чердаке, а в подвале».
Он неторопливо шагал по последнему лестничному пролету и ругал себя страшным образом. «Я думаю о самых пустячных вещах, как узник в камере смертников, – говорил он себе. – Не все ли равно, куда поведут собаку? Вверх или вниз – разницы никакой. Вопрос лишь в том…» Но мысль, «в чем вопрос», он не решился додумать до конца и испуганно оглянулся, будто услышал за собой мерный, негромкий стук собачьих лап. «Они действительно поведут собаку наверх, и собака приведет их к нашим дверям!.. Ужас! Кошмар!»
В дверях он столкнулся с женой. Ничего не подозревавшая Магда безмятежно улыбалась, и Керекешу показалось, что мягкий, ласковый свет ее карих глаз находится в чудовищном противоречии с жестокой действительностью.
– Добрый день! – тихо поздоровался Керекеш, едва сдерживая волнение.
– Что с тобой? – спросила Магда.
Керекеша всего передернуло.
– Где Жолт? – спросил он вместо ответа.
– В Тёрёкмезё, – сказала с удивлением Магда.
– Ты уверена, что он в Тёрёкмезё?
– Абсолютно. А где же еще? Ты же сам его отпустил.
– Войдем в квартиру. Зачем стоять здесь!
Магда устремила на мужа долгий, испытующий взгляд. Керекеш был бледен до синевы, и лицо его странно подергивалось.
– Что-то там внизу загорелось, сгорела какая-то ерунда… – сказала Магда.
– Кто знает, что там сгорело, – пробормотал Керекеш и вошел торопливо в ванную. – Почему ты дома? – наконец спросил он более спокойно.
Магда засмеялась.
– Мне позвонили, что горит дом.
– Хм! Звонил я.
– И забыл. Ну, неважно. Какие-то санки. Стена закоптилась. Сущие пустяки.
– Пустяки?
Он вышел из ванной, подошел к входной двери и прислушался к звукам на лестнице: шум голосов словно бы приближался…
Керекеш глубоко вздохнул, отвернулся и закурил; ему было стыдно, что страх перекрасил лицо его так, будто его покрыли густым слоем косметики.
Вдруг он схватился за голову:
– Тибор! Что сейчас делает Тибор?
– То же, что и всегда, – сказала Магда.
– А ты, как всегда, совершенно спокойна, – обиженно сказал Керекеш.
Магда промолчала, неслышно подошла к комнате Тибора, заглянула в дверь и кивнула: ну конечно, то же, что и всегда.
– Этот Тибор настоящее бедствие! – сказал Керекеш.
– А что он может с собой поделать?
– Ты даже не спрашиваешь, почему я взволнован!
– Спрашиваю.
– Я тебя все же не понимаю, Магда.
– Тамаш! Я почти уверена… нет, убеждена, что ты волнуешься зря. Ничего не произошло!
– Что-то, к сожалению, очевидно, произошло! – Керекеш нервно погасил сигарету. – Все признаки указывают на то, что дом поджег Жолт.
– Не говори чепухи!
– Я был бы счастлив, если бы оказался неправ! Но я собственными глазами видел свечные огарки, крышку коробки, я ощутил запах пороха…
– Ну и что? Жолти в Тёрёкмезё. Трудновато, находясь к Тёрёкмезё, поджечь дом в Буде.
– Скажи, пожалуйста, был ли случай, чтобы Жолт уходил не туда, куда собирался?
– Нет. Но…
– Для поджога, который был совершен сейчас, его присутствие вовсе не обязательно. Он сделал адскую машину, а сам ушел. Ты ведь помнишь, как год назад он взорвал этот камень, дорожный указатель?
– И все-таки это не он.
– Почему?
– Если бы это сделал Жолт, он остался бы, чтоб увидеть свой механизм в действии. Если бы дом поджег он, то стал бы смотреть, как дом горит.
– Об этом я тоже думал. Но я бы не удивился, если б за результатом своих деяний он наблюдал, скрываясь где-то поблизости…
– Ты сошел с ума!
– Магда! Это так мило, великодушно, что ты всеми силами стараешься подчеркнуть свое доверие к мальчику. Но это смешно. Нас накажут и будут правы. Жолту тринадцать лет, и ответственность за него несу я. Но как, как разговаривать с собственным сыном, когда он… сделался поджигателем?!