Наследницы

— Вы что, оглохли? — прошипела Кейт. — Я ничего не возьму у Чарльза Деспарда. Двенадцать лет назад он рассчитался со мной сполна.
Они не заметили, как Ролло тихонько проводил к дверям ошеломленную покупательницу и подошел к ним.
— Я полагаю, — вставил он бархатным голосом, — дальнейшее выяснение отношений было бы лучше провести вдали от посторонних глаз. Из-за тебя я потерял покупательницу, — сказал он Кейт и повернулся к Блэзу. — Прошу извинить мою компаньонку, мистер Чандлер, но должен вас предупредить, что в этом доме одно упоминание о Чарльзе Деспарде чревато последствиями, о которых не принято говорить в приличном обществе. — Он протянул Блэзу ухоженную руку. — Позвольте представиться, Ролло Беллами.
Кейт, возмущенная тем, как ловко Ролло выдал себя за ее компаньона, пыталась испепелить его взглядом, но, как бывало уже не раз, ей это не удалось: Ролло был сделан из асбеста.
Ее била дрожь, внутри все клокотало, к глазам подступали непрошеные слезы. Она с ненавистью уставилась на Блэза. Подонок! Чего он о себе воображает?
Законченная психопатка, презрительно подумал Блэз.
Так дрожат от возбуждения мустанги, когда раз в году возвращаются на ранчо. Если подойти к ним слишком близко, могут и покалечить. По этой кобылице узда плачет..
— Я полагаю, тебе следовало бы вежливо выслушать мистера Чандлера, — укоризненно произнес Ролло.
— Но ты же знаешь — все, что связано с Чарльзом Деспардом, для меня плохие новости, — горячо возразила Кейт. — Он давно расплатился с нами, бросив нас. И я ничего не хочу от него принимать!
— Признаться, не ожидал встретить в вас такую бурю чувств, — прозвучал голос Блэза, в котором было столько неприязни, что Кейт залилась краской.
Она понимала, что разошлась не в меру, но, как всегда, не могла остановиться. Она заранее знала, что произойдет: имя Чарльза Деспарда неизменно ввергало ее в клокочущую бездну ярости, боли и отчаяния.
— Меня не интересует, чего вы ожидали, — отрезала она. — Да как вы смеете являться сюда и кого-то осуждать! Где вы были двенадцать лет назад? Чарльз Деспард наверняка сочинил какую-нибудь трогательную историю о том, почему он бросил нас с мамой — которая от горя умерла — и как он от этого страдает. Но это ложь, как и все, что он говорил! Он не задумываясь бросил жену и дочь ради какой-то шлюхи. Он лгал нам, и я не собираюсь менять о нем свое мнение. — Кейт буквально трясло от ярости. — Проваливайте отсюда вместе со своим завещанием! Он умер для меня двенадцать лет назад! Я не помню о нем и не желаю вспоминать!
— Неужели? Что-то вы слишком разволновались из-за человека, которого якобы не помните.
Лицо Кейт исказила боль, голос срывался Ну почему ей никогда не удается совладать со взрывом чувств, когда при ней упоминают имя отца? Она понимала, что зашла слишком далеко, но не могла остановиться.
— Значит, вы не готовы выслушать объяснения, которые я могу вам предоставить. Вы не хотите знать причины, по которым ваш отец поступил так, а не иначе?
— Для человека, бросившего жену и дочь, не может быть никаких оправданий. Он обманул нас, предал, говорил одно, а делал другое. Двенадцать лет назад мой отец перестал для меня существовать. Я уже получила от него наследство: боль и страдания, мать, умершую от горя.
С меня довольно.
Кейт повернулась и снова распахнула дверь Она стояла, тяжело дыша, с искаженным лицом, и ждала, когда Блэз уйдет.
«Не отец ей нужен, — угрюмо подумал тот, — а психиатр».
— Тогда я попрошу вас прислать мне письменный отказ от всех прав на наследство, — сказал он, пряча за невозмутимостью желание влепить ей пощечину.
— С превеликим удовольствием!
Он смерил ее взглядом, от которого ее шесть футов уменьшились до шести дюймов, отвесил издевательски вежливый поклон и вышел вон из магазина с видом человека, исполнившего неприятный долг и наконец-то, хвала Всевышнему, свободного.
Дверь с треском захлопнулась, рука Кейт шарила вокруг в поисках подходящего предмета. Клокочущая ярость грозила вырваться наружу. Ролло быстро схватил великолепную мейсенскую статуэтку Нептуна, восседавшего на колеснице, запряженной дельфинами. Прижав к груди этот фарфоровый шедевр, в котором кремовый цвет великолепно сочетался с алым, зеленым и золотым, он наблюдал, как Блэз Чандлер пересек улицу и завернул за угол.
— Ты совершила ошибку, моя милая, — произнес он размеренно. — Я знаю, знаю, — он предупреждающе поднял руку, — твой отец поступил с вами не лучшим образом, но Блэз Чандлер знает только его версию случившегося. Если бы ты держала себя в руках…
— Плевать мне на то, что думает Блэз Чандлер! — набросилась на Ролло Кейт. — Я ничего не приму от человека, решившего облегчить свою вину и откупиться от дьявола!
— По-моему, ты хватила через край, дорогая, — растерянно пробормотал Ролло. — Я не судил бы так строго.
Но даже ты не можешь отрицать того, что твой отец тебе писал — много раз.
— Раскаяние! — горько воскликнула Кейт. — Да он пытался успокоить больную совесть. Если он так раскаивался, то почему остался с этой француженкой? Почему не вернулся к нам? — Голос у нее прервался, перед глазами поплыли круги.
— Как ты похожа на своего отца, — вздохнул Ролло— Бросаешься из одной крайности в другую. И такая же вспыльчивая и упрямая!
Он воздел бы руки к небу, но руки были заняты мейсенской статуэткой. Он осторожно поставил ее на место.
— Не смей сравнивать меня с отцом! — взорвалась Кейт. — Ты слишком много себе позволяешь. Представился как мой компаньон С каких это пор ты им стал?
— Так лучше звучит, — невозмутимо ответил Ролло. — Не говорить же Блэзу Чандлеру, что я безработный актер, который в свободное время помогает тебе в магазине Ты все еще не знаешь, кто он такой?
— Меня это не интересует. Какой-то напыщенный болван!
— Ему есть чем гордиться. Хотя бы тем, что он женат на Доминик дю Вивье! Постой-постой . — нахмурил брови Ролло. — Но ведь тогда выходит, что каким-то боком он твой родственник — муж твоей сводной сестры.
Еще совсем недавно ты была одна на белом свете: мать умерла, братья отца погибли на войне, — а теперь у тебя полно родственников…
— Какие еще родственники, когда у меня есть ты, — усмехнулась Кейт. Но ее голос и глаза потеплели. — Мне очень жаль, что я не сдержалась, Ролло, но ты же знаешь, как мне больно вспоминать о… том, что произошло.
— Ты слишком остро все переживаешь, Кейт. Что было, то прошло, и не стоит растравливать свои раны.
А ты все время носишься со своей ненавистью, словно это знак почета.
— Наверное, все дело в том, что, стоит мне только подумать о маме, как я все вспоминаю, — спокойно сказала Кейт.
Ролло быстро взглянул на нее. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Отсутствовавший взгляд свидетельствовал о том, что мысли его далеко.
Ролло Беллами любил повторять, что исполняет при Кейт Меллори роль серого кардинала. И одевался он соответственно Ролло всегда покупал самое лучшее. В конечном счете так дешевле — утверждала его жизненная философия. Его серый костюм был из тончайшей шерсти, рубашка от Тернбалла и Ассера, белая, в широкую красную полоску, но с белым воротничком; галстук от Кристиана Диора, серебристо-серый, в тон его светло-серым глазам с тяжелыми веками, над которыми, как у ящерицы, нависали складки кожи — его хирург наотрез отказался подтягивать их в очередной раз. Ролло стукнуло шестьдесят четыре. Лицо его всегда носило на себе печать усталости, а рот с опущенными углами придавал ему брезгливое выражение. Родившись ипохондриком, он постоянно ожидал от жизни самого худшего, и та редко его разубеждала.
Хотя он был актером по профессии, на подмостках он никогда не блистал так, как за прилавком, но, будучи снобом, никогда себе в этом не признавался. Он мог привести покупателя в уныние одним движением бровей, воодушевить блеском глаз, одобрить кивком головы. Это благодаря его усилиям магазинчик держался на плаву.