Запретный плод (Найди меня, Путь к счастью)

– Да они там так обжимались...
– А где же это могло произойти? Ведь надо было какой-то укромный уголок найти.
Дорри нахмурилась, напрягая память.
– Там была боковая комнатушка, где все раздевались.
– Он, конечно, был уже готов, ему много времени не понадобилось. Пять минут, и все дела. А теперь ей нести крест всю жизнь.
Дорри ничего не ответила. «Вот телка тупая, – думала она. – Могла бы мне сказать, что не пила никогда. Вот и делай людям добро после этого. Зря я ее в дом привела».
– Надо, чтобы она от этого избавилась, – буркнула Дорри. – Как ты от своего последнего.
– У меня выбора не было – за Билли надо было смотреть, а тут эта шлюха мужика у меня увела. Но Энни уехала в Холлоуэй, а больше я никого не знаю, кто этим занимается, кроме...
– Кого?
– Энни дала мне адресок. Погоди-ка...
Рини подошла к буфету, открыла средний ящик и пошарила в куче бумаг.
– Тут где-то был... Ага, вот.
Она вытащила смятый листок из тетради в полоску.
– То, что нужно. Одна баба интересуется девушками в таком положении. Если аборт сделать нельзя, она их берет к себе в приют, они там рожают и ребеночка тут же отдают приемным родителям. Никаких вопросов, все тихо-мирно. По-моему, это то, что надо. Куда Мэгги с дитем! Она сама еще ребенок, хоть иной раз рассуждает куда как мудро. Дорри шумно вдохнула через нос.
– Артистка она! Спит и видит свое имя в огнях. На кой ей этот ублюдок!
– Да. Но сначала надо все же убедиться, что она в положении.
Доктор Харгривз подтвердил диагноз Рини. Ребенок должен появиться на свет 20 апреля.
– Но я никак не могла забеременеть! – запротестовала Мэгги. Голос у нее от волнения сделался высоким и тонким. – Я девственница! У меня никакого секса не было!
Доктор Харгривз, с которым Рини успела перемолвиться словечком наедине, мягко сказал:
– Боюсь, что это не так. Ты уже не девушка, дорогая. Девственная плева нарушена, причем грубо, возможно, это было сделано большим пальцем. Края рваные...
Мэгги промокнула глаза платком.
– Царапина! – невольно вырвалось у нее. Она в отчаянии закрыла глаза, кляня свою наивность. – Это тот парень, он меня изнасиловал! Господи! А я ничегошеньки не помню! Как же это? – Она закрыла лицо руками и затряслась от рыданий. Что же с ней сделали! Слава богу, родители ничего не знают. – Но как же он мог! – истерично выкрикнула она. – Я пьяная была. Ничего не помню. Господи, что же мне делать-то?
– Рожать, – ласково ответил доктор, пытаясь справиться с ее истерикой.
– Не хочу я рожать! – дико заорала Мэгги. – Я хочу быть актрисой. Как я справляюсь с этим ребенком? Я и подступиться к нему не умею!
Доктор посмотрел на ее заплаканные глаза, распухшее лицо и вздохнул. Конечно, плохо, когда ребенок должен родить ребенка. По инструкции он обязан доложить в полицию о случае изнасилования – по словам миссис Уилкинсон, это именно такой случай, девочку подпоили, – но какой в этом теперь смысл? Сколько воды утекло. Парня этого она не знает, даже узнать не сможет. Да и какие у нее аргументы против него? Не раз выступая в суде при разбирательстве подобных дел, доктор знал, насколько отвратительна эта процедура, как она травмирует молодых женщин. А девочка и так довольно настрадалась. Нет, от полиции лучше держаться подальше. У нее хватит силенок справиться с бедой.
– К счастью, ты абсолютно здорова, беременность протекает нормально, но на всякий случай я советую время от времени показываться врачу. Тебя поставят на учет. Надо заранее зарегистрироваться, чтобы получить направление в родильный дом. А то теперь с этим проблемы. – Доктор выписал справку, вложил в конверт и подал Мэгги. – Если хочешь, я могу связаться с организациями, которые оказывают помощь девушкам, попавшим в такое положение, как ты.
– Надо сперва оправиться от шока, – вмешалась Рини, взяв из дрожащих рук Мэгги конверт. – Она сейчас не в состоянии что-либо решать.
– Вы, пожалуй, правы. Когда она успокоится, зайдите ко мне, я с ней подробно побеседую.
– Обязательно, – уверила его Рини. – Огромное вам спасибо, доктор. Я знала, что вы подскажете верный путь...
Мэгги проплакала весь день и всю ночь, отказывалась есть и пить. Она никак не могла поверить в то, что с ней произошло. Это было похоже на кошмар. Вот она проснется, и все будет по-прежнему. Но время шло, а кошмар не рассеивался. И наконец до нее стало доходить, что никакого пробуждения не будет. Это не сон. Это ужасная, отвратительная явь.
На следующий день она не пошла на работу. Была не в состоянии. Рини позвонила и сказала, что Мэгги больна. Это было правдой: Мэгги была совсем разбита.
– Я же была пьяная, – всхлипывая, снова и снова приговаривала она, не понимая, как мог взрослый мужчина воспользоваться беззащитностью молоденькой девчонки. – Каким же надо быть чудовищем, чтобы такое сотворить! И за что же я страдаю? Ни за что ни про что потерять невинность! Что же я буду делать с этим ребенком! Я с ним не справлюсь! Не знаю даже, чей он. – Ее голос снова и снова срывался в рыдания.
– Ты уверена, что не хочешь его сохранить? – осторожно спросила Рини.
– А как же? Со мной-то что будет?! В следующем месяце мне исполнится семнадцать, а я работаю контролершей в кинотеатре! Что мне делать с ребенком? Я даже его отца не знаю!
– Ну тогда я знаю, как тебе помочь, – сказала Рини. Мэгги подняла на нее глаза, как побитая собака, увидевшая, что жестокий хозяин отложил свою палку.
– Ради бога, Рини, сделай что-нибудь, все, что угодно...
– Хорошо. Я сейчас кое-куда позвоню.
Когда Рини вернулась, Мэгги, не спавшая почти сутки, лежала в постели, но уже не плакала, а только всхлипывала в немом отчаянии. Рини привела с собой симпатичную полную женщину лет сорока. На ней было синее пальто и шляпка, в которых обычно ходят медицинские сестры.
– Мэгги, это сестра Блэшфорд, – слегка заискивая, представила Рини. – Она хочет поговорить насчет передачи твоего будущего ребенка приемным родителям.
Услышав ненавистное слово, Мэгги опять чуть не разрыдалась.
– Но до этого еще несколько месяцев, – прошептала она. – И не хочу я иметь никакого ребенка. Не хочу.
– Плачет, не переставая, – извиняющимся тоном сказала Рини. – Никогда не видела, чтобы так убивались. Но я уверена, она согласится...
– А не выпить ли нам по чашечке чайку? – предложила сестра Блэшфорд. Рини поспешила поставить чайник.
Оставшись наедине с Мэгги, сестра придвинула стул к кровати и спокойно села.
– А теперь, – сказала она, протягивая Мэгги бумажный платок, – послушай меня. Я понимаю твое огорчение. Поверь, я перевидала много девушек, попавших в беду. Мое дело – приходить им на помощь. И сюда я пришла, чтобы тебе помочь. Ты носишь ребенка, который тебе не нужен. А я знаю одну пару, которая мечтает иметь дитя, но не может. Они будут счастливы принять к себе твоего малыша и воспитать как родного. Неважно, кто это будет, мальчик или девочка. Был бы ребеночек здоровенький. Как тебе такое предложение?
– Да я вообще не хочу его рожать! Я думала, вы меня от беременности избавите. Я читала, есть такой способ...
– Аборт запрещен законом, – строго сказала сестра Блэшфорд. – Кроме того, это очень опасно, особенно если делается неквалифицированно. – Она помолчала. – И стоит уйму денег, которых у тебя наверняка нет. А я предлагаю вполне законный вариант и абсолютно безопасный и для тебя, и для ребенка.
Мэгги промокнула глаза и высморкнулась.
– А как это?
Сестра Блэшфорд улыбнулась.
– Сейчас объясню.
На следующий день Рини и Дорри посадили Мэгги в «Моррис» сестры Блэшфорд и простились с ней.
– Сколько она тебе отвалила? – спросила Дорри, когда они вернулись в дом.
Рини сунула руку в карман передника и вытащила пять хрустящих пятифунтовых бумажек.
– Черт возьми, неплохо!
– А если я ей еще кого-нибудь подкину, даст еще больше.
– Хлебное, видать, дело.
– Можешь не сомневаться. Энни посвятила меня в ее тайны. У этой бабенки всегда в работе три девчонки. Она предоставляет им стол и кров, следит за рационом, витаминами, отдыхом, а когда появляется маленький, его тут же передают какой-нибудь бездетной паре. У которой, конечно, деньжата водятся. Мать своего ребенка не видит ни разу, чтобы потом никаких слез. Будто тяжелый сон стряхнула. Как выражается эта дамочка, «у матери не возникает физически реального образа» – и никаких проблем. А приемные родители подбираются из тех, кому официальные органы отказали – либо из-за возраста, либо еще почему. Словом, все делается шито-крыто, никто лишних вопросов не задает.