Запретный плод (Найди меня, Путь к счастью)

– Отдыха?
– За два месяца до родов нас увольняют с работы и сестра Блэшфорд велит после обеда обязательно отдыхать, с полпервого до четырех. Она следит за нашим здоровьем. Вообще она очень хорошо к нам относится.
– А ты уже сколько здесь?
В цветастом широком платье и туфлях без каблуков Тельма выглядела так по-домашнему, что, казалось, прожила здесь всю жизнь.
– Пришла, когда у меня было два месяца. Я сказала жениху, что беременна, а он говорит, мол, откуда мне знать, мой это ребенок или нет? Хотя мы уже полгода были помолвлены. Ничего не хотел слушать. Мало ли, говорит, с кем ты его нагуляла. А он у меня первый был и единственный. Ну мамка меня сюда и спровадила. Я тебе все это по секрету говорю, – простодушно добавила Тельма. – Если соседи пронюхают – ужас, что будет: мамка страх как боится, что другие скажут. Мы всем сказали, что я уезжаю на остров Уайт к тетке Элси, отдохнуть после учебы. Я училась на медсестру. После родов вернусь домой и уж не буду такой дурочкой.
Тельма накрыла чайник вышитой салфеткой.
– А ты как сюда попала?
– А я первый раз в жизни пошла на вечеринку, меня подпоили – джину подлили в апельсиновый сок, а потом изнасиловали. И я забеременела.
– Сколько тебе лет?
– В следующем месяце исполнится семнадцать.
– Мне девятнадцать. Пэт – двадцать два. Она сейчас на работе. Ей рожать только в феврале. И ты будешь работать, пока не останется два месяца до родов. Тебе когда срок?
– В апреле. А что тут за работа?
– У сестры Блэшфорд есть знакомый, владелец фабрики, где шьют занавески, он нас там у себя пристраивает. Работая сидячая, невредная. А на эти денежки нас здесь содержат. Вообще тут все делается ради будущих малышей. Только из-за них с нами и цацкаются.
Неожиданная в устах простодушной провинциалки ирония больно кольнула Мэри, и она спросила:
– А ты хотела своего сохранить?
Сказать «ребенка» или «малыша» у нее не поворачивался язык.
– Меня матушка поставила перед выбором: или отдать его на усыновление, причем потихоньку, без всяких там благотворительных организаций и прочего, либо убираться из дому куда глаза глядят. Куда я денусь – ни кола, ни двора, ни специальности, мне же учебу пришлось бросить. Папашка мой у мамки под каблуком, на него никакой надежды. Здесь меня никто не навещает. Да что там – даже письмеца ни разу из дома не получила. Никакой связи с семьей. Да и какая уж это семья! Мамка врет соседям, что получает письма с острова Уйат, и к тетке туда ездить наладилась, чтобы соседи думали, будто она меня навещает. Все предусмотрели, чтобы все было шито-крыто. Только зря они стараются. Я все равно туда не вернусь. Зачем? Мамке мнение соседей важней переживаний родной дочери. Вот пускай с ними и остается. А я поступлю в школу медсестер при монастыре Святого Фомы. Там миссис Блэшфорд преподавала. Она обещала замолвить за меня словечко. А ты что будешь делать?
Все это Тельма поведала спокойно, без эмоций. Острота переживаний давно притупилась, и она могла рассуждать о своих бедах без слезы в голосе. А я-то думала, что несчастнее меня и на свете нет, подумала Мэри. Сколько же безжалостных, злых людей!
– Я собираюсь стать актрисой, – коротко ответила она. Ей казалось, что тут больше нечего объяснять.
– У нас Пэт из шоу-бизнеса, – не удивившись, сказала Тельма. – Работает в ночном клубе. Заколачивает десятку в неделю плюс чаевые. Иной раз до тридцати фунтов в неделю выходит! Вот бы мне такие денежки, – задумчиво закончила Тельма.
Вот откуда такие шикарные шмотки, подумала Мэри и сказала:
– Ты, значит, все-таки хотела бы сохранить своего?
– Еще как! А ты разве нет?
– А я, представь, нет. Какой-то негодяй воспользовался моей беззащитностью, и я попала в дурацкое положение. Зачем мне эта обуза?
– Когда любишь, все по-другому, – сказала Тельма. – Я ведь влипла из-за того, что Кевин настаивал, говорил, мол, если любишь, докажи. Я-то хотела дождаться, когда поженимся. А он одно твердил: теперь не старое время, что естественно – не позорно и что я могу на него положиться, ничего не случится. А сам обманул.
Тельма взяла чайник и разлила по чашкам янтарный ароматный напиток.
– Он из меня мог веревки вить, – продолжила она все тем же ровным голосом. – Я во всем его слушалась, никогда не перечила, ничем не докучала. А теперь и подавно не буду. Я пока тут живу, со многими девушками перезнакомилась, многое узнала. Оказывается, такие, как моя матушка, – не исключение, это в наши дни в порядке вещей. А меня так воспитали, что я и мухи не обижу. А уж робкая какая была! А теперь, пожалуйста, не успели мы познакомиться, как я тебе про себя все и выложила. Потому что мы с тобой одного поля ягоды. Я стала разбираться в людях. Да... Повзрослела, видно. Теперь меня за здорово живешь не провести. – Тельма протянула руку за хлебом. – Корочку любишь?
Когда в кухню вошла сестра Блэшфорд, девушки по-приятельски болтали.
– Вижу, вы уже подружились. Ну и отлично. Вам вместе жить, так что хорошо, что вы сразу нашли общий язык. Я по опыту знаю, что лучше всего дружить по трое. Четверо начинают делиться на враждующие пары, пятеро – это уже слишком много. А трое – в самый раз. Тельма, налей-ка мне чашечку. Как твои суставчики? У Тельмы суставы опухают, – пояснила она, обращаясь к Мэри, – я слежу, чтобы не возникло осложнений.
Сестра Блэшфорд взяла из рук Тельмы чашку, положила сахар, размешала и сделала небольшой глоток, оценив вкус.
– А теперь я тебе расскажу, как мы тут живем. Прежде всего тебе надо пройти медицинский осмотр. Утром придет врач и тебя посмотрит. Ты расскажешь, чем болела, он даст заключение. Если состояние здоровья позволит, начнешь работать, пока не останется два месяца до родов. Работа нетрудная, швеей-мотористкой на гардинной фабрике. Тебя там научат. Три фунта десять шиллингов будешь отдавать на хозяйственные расходы, остальные деньги из заработка можешь тратить по своему усмотрению. Вечером можно в кино ходить, но к полоВинс одиннадцатого надо быть дома. В это время мы запираем двери. Одно опоздание – выговор, два – предупреждение, три – до свидания. Это надо усвоить сразу. Комнату следует содержать в чистоте и порядке, в конце недели у нас бывают дежурства.
Теперь Мэри стало ясно, почему так блестят перила.
– Питаться будешь здесь. Сейчас у нас Тельма готовит – у нее прекрасно получается. Завтрак в полвосьмого, ужин в шесть. В выходные завтракаем в десять, обед в полпервого, ужинаем в семь. Питание калорийное, мы следим, чтобы будущие мамы получали в достатке и минеральные вещества, и витамины. В течение последних шести недель врач будет следить, все ли идет нормально. Рожать будешь здесь же, у нас есть родильное отделение со всем оборудованием. Принимать ребенка буду я сама. Если возникнут осложнения, обратимся к врачу. У нас очень опытный доктор. Все наши детки рождаются здоровенькими. Я умею присматривать за будущими мамашами. Как только малыш появится на свет, его тут же передают в руки приемных родителей. Опыт показывает, что так лучше всего. Родители ждут тут же, неподалеку, и получают свое дитя, как только оно является на свет божий. Все формальности, связанные с регистрацией, я улаживаю сама. Тебе об этом думать не надо. Родишь – и свободна. Никакой ответственности. Недельку или дней десять отдохнешь, оправишься, потом получишь вознаграждение и можешь начинать новую жизнь.
Закончив свою речь, сестра Блэшфорд допила чай и протянула пустую чашку Тельме, чтобы она налила еще.
– Вопросы есть?
– А кто будет стряпать, когда Тельма уйдет?
– Только не Пэт! – уверенно сказала Тельма. – Единственное, на что она способна, – вскипятить чайник.
– Да, Пэт на это не годится, – с улыбкой согласилась сестра Блэшфорд.
– Я умею готовить, – с надеждой сказала Мэри, которой совсем не хотелось на фабрику.
– Но ты будешь занята на фабрике, – возразила миссис Блэшфорд, пропуская мимо ушей ее слова. – Вот когда будешь дома сидеть, тогда, конечно, кухня в твоем распоряжении. Ну а теперь пейте чаек, а мне надо пойти позвонить доктору.