Подлинная история великого говяжьего контракта

Здесь я сменил уставшую ногу ровно четыре раза. Потом я сказал одному из клерков, читавших газету:
— Эй, голодранец, где великий султан?
— Что такое, сэр? О ком речь? Если вы имеете в виду начальника Всячины, то его нет.
— Посетит он сегодня гарем?
Молодой человек окинул меня негодующим взглядом и уткнулся в газетный лист. Я был спокоен. Я изучил этих клерков. Важно только одно, чтобы он покончил со своими газетами раньше, чем принесут пачку свежих, нью-йоркских. Оставалось всего две газеты. Просмотрев их, он сладко зевнул и спросил, что мне надобно.
— Почтеннейший несмышленыш, примерно…
— Вы человек с говяжьим контрактом? Давайте сюда бумаги.
Он взял у меня бумаги и стал рыться в своей Всякой Всячине. Затем этот клерк совершил открытие, равное открытию Северо-Западного прохода [2]: он обнаружил затерянную запись о говяжьем контракте! Так вот он подводный камень, на котором терпели крушение все, кто предшествовал мне и не добрался до цели! Я был глубоко потрясен. В то же время я ликовал — ура, я остался в живых! Прерывающимся голосом я сказал молодому клерку:
— Дайте сюда документ. Я улажу все сам с правительством.
Он холодно отстранил меня и сказал, что имеются кое-какие формальности.
— Где теперь Джон Уилсон Маккензи? — спросил он меня.
— Мертв.
— Скончался?
— Убит.
— При каких обстоятельствах?
— Ему размозжили голову томагавком.
— Кто размозжил ему голову томагавком?
— Индеец, понятное дело. Уж не думаете ли вы, что это сделал директор воскресной школы?
— Нет, не думаю. Значит, индеец?
— Я уже это сказал.
— Как звали индейца?
— Как звали индейца? Я не знаю, как его звали.
— Придется узнать. Скажите, видел ли кто, как индейцы размозжили Маккензи голову томагавком?
— Не знаю.
— Вы лично присутствовали?
— Нет, это легко угадать по состоянию моего черепа.
— Почему же вы так уверены, что Маккензи скончался?
— Потому что как только его убили, он сразу стал мертвым, а будучи мертвым, оставался мертвым и далее. Смею вас в этом заверить.
— Нужны доказательства. Индеец при вас?
— Нет, понятное дело.
— Придется его привезти. Томагавк не при вас?
— Томагавк?! Боже милостивый!!
— Томагавк придется представить. И индейца и томагавк. Если с помощью этих улик вам удастся удостоверить кончину Маккензи, вы получите право толкнуть ваше дело в Комиссии по претензиям — с тем чтобы ваши потомки до своей неизбежной кончины успели получить что им следует. Впрочем, сперва надлежит доказать кончину Маккензи. Далее замечу, что наше правительство не станет оплачивать вам ни перевозку говядины, ни путешествия столь горячо оплакиваемого вами Маккензи. Допускаю, что вам заплатят за ту бочку говядины, которая досталась солдатам, да и то лишь в том случае, если вы добьетесь специального ассигнования в Конгрессе. За съеденные индейцами двадцать девять бочек говядины правительство платить вам не будет.
— Выходит, мне следует только сто долларов, да и то без гарантии! После всех странствий Маккензи с говядиной по Европе, Азии и Америке! После всех жертв, страданий и перевозок! После избиения невинных младенцев, пытавшихся взыскать деньги по этому счету! Скажите, молодой человек, почему первый контролер Подотдела говядины не сказал мне об этом сразу?
— Он не знал, насколько обоснованна ваша претензия.
— Ну, а почему молчал второй контролер, почему молчал третий? Почему молчали все отделы и подотделы?
— Никто не мог ничего сказать вам заранее. Дела ведутся у нас в определенном порядке. Вы теперь познакомились с нашим порядком и знаете все, что хотели узнать. Наш порядок — прекрасный порядок, единственно возможный порядок. Дело вершится постепенно, без спешки. Зато результаты — верные!
— Да, верная гибель! Так погибли мои предшественники, так погибну и я! Я вижу, молодой человек, что вы влюблены без памяти в это прелестное существо с голубыми глазами и стальным пером за ухом. Я читаю страсть в ваших взорах. Вы хотите жениться на ней, но у вас мало денег. Вот, держите, я дарю вам свой говяжий контракт. Венчайтесь и будьте счастливы! Да благословит вас всевышний, дети мои!
Вот и все, что я знаю о великом говяжьем контракте, который вызвал в свое время столько толков и шума.
Клерк, которому я подарил свой контракт, недавно скончался. Больше я ничего не слыхал ни о контракте, ни о его дальнейших владельцах. Скажу только одно: если человек наделен долголетием и готов всю долгую жизнь тащить свое дело через Министерство околичностей в нашей стране, может статься ему повезет — и тогда ценою бессчетных усилий он узнает, приблизясь к кончине, то, что узнал бы немедленно, в первый же день в самой обыкновенной торговой конторе.