Наследство

Все остальное, что я узнал о ней от пастора, не только не задело моих предрассудков, но еще больше обрадовало и прельстило меня. Отец Адель был, как и я, швейцарец. Поступив в молодые годы в английский флот, он дослужился до невысокого, но почетного чина и во время своего пребывания в Англии женился на матери моей Адель. Тут я нашел объяснение тому, что увидел на столе поэму «Времена года», и мне показалось, что интерес, который у нас обычно вызывают иностранки, придал облику Адель еще большую привлекательность. С тех пор я любил приписывать английскому происхождению ослепительный цвет ее лица, задумчивую кротость больших голубых глаз и девственную прелесть чистого лба. За несколько лет до нашей встречи мать привезла ее в Швейцарию, чтобы с наименьшими затратами дать ей образование, в котором она видела будущий источник средств существования своей дочери. После смерти отца, происшедшей за два года до этого, обе дамы были вынуждены жить на скромную пенсию, полагавшуюся по английским законам вдове офицера, умершего на своем посту, и поселились в той самой квартире, где случаю было угодно свести меня с ними. Вот откуда была замеченная мною изящная мебель и другие признаки того, что мать и дочь знали лучшие дни.
Все это мне пришлось чрезвычайно по вкусу. «Как вы думаете, – спросил я пастора, – неужели эти дамы примут мое предложение?… ведь они так предубеждены против меня… А как по вашему, сумею я внушить любовь этой девушке?… Она, конечно, не придает значения богатству, которое я ей могу предложить… и осмелится ли ее стыдливое и робкое сердечко откликнуться на зов любви?… Я чувствую, что вся моя надежда только на вас, на их достойного покровителя: только вы, столь почитаемый ими, сможете рассеять предубеждение против меня и побудить их благосклонно внять моим обетам, которым они бы не поверили…
– Я приложу к этому все усилия, мой молодой друг, – ответил он. – Однако бойтесь не их дурного мнения о вас, а скорее – их гордости. Как только сварливая соседка подняла крик, я постарался удалить моих приятельниц из-под ее влияния и заодно избавить их от ваших преследований, если бы я и вправду убедился, повидавшись с вами, что обвинения этой женщины основательны. Таким образом неблагоприятное мнение о вас не могло укрепиться, и моего свидетельства, которому они всецело доверяют, вполне достаточно, чтобы совершенно их успокоить. Однако им присуща гордость честной бедности: ваше положение и богатство могут их отпугнуть, тем более, что по убеждению матери, которое я и сам разделяю, счастье ее дочери надобно искать в скромном кругу, если только этому не помешает ее слишком заботливое воспитание. Вы не представляете себе, – продолжал он, в то время, как я жадно ловил каждое его слово, – сколько ума, вкуса, истинного блеска украшают обитательниц бедного жилища, в котором вы были. Эта девушка, столь застенчивая и неопытная, обладает обширными познаниями и постоянно их совершенствует; она занимается музыкой и рисованием и, благодаря природным способностям, вносит в эти занятия особое чувство изящного. Ее мать, кроме тех же достоинств, обладает также и опытом, почерпнутым из путешествий и разумно проведенной жизни, и что самое главное, отличается мягкой снисходительностью к людям, рожденной горестями и радостями чувствительного сердца. Вот почему я всякий раз с новой отрадой навещаю моих приятельниц. Их дом – самый приятный уголок в моем приходе; я часто забываю там о своих заботах и, уходя, не перестаю удивляться очарованию, какое добродетель, труд и образованность придают скромной обители, в двери которой стучатся лишения и нужда».
Наша беседа продолжалась допоздна. Я продлил ее, забрасывая моего почтенного друга вопросами, и, не уставая, слушал рассказ о женщинах, возбудивших во мне столь живой интерес. Мы решили, что он завтра же утром отправится к ним, и смотря по расположению духа, в каком их застанет, приступит к переговорам, а чтобы успокоить мое нетерпение, быть может еще до полудня принесет мне ответ. Тут пастор встал, собираясь уходить. Мне захотелось проводить его до дома, и там я простился с ним, полный любви, радости и надежд.