Метаморфозы вампиров-2

Карлсена от этих слов заполонило горькое, на грани отчаянья, сожаление (непонятно, Грубига реакция или его самого).
— Благодарю, — сказала Ригмар. — На этом хватит.
Карлсен, поднявшись, отправился было в соседнюю комнату.
— Хотя за мной еще одно обещание Грубигуг.
— Грубигу? — недопонял он.
Ригмар указала на розовый конус.
— Встань-ка туда еще раз.
Недоумевая, в чем дело, Карлсен взошел под конус. Из-под него он видел, как Ригмар проделала что-то за пультом, после чего цветность в конусе сменилась на синий, затем на фиолетовый. Одновременно тело прониклось теплом, переросшим вскоре в неимоверный, тоскующий восторг. До него сразу же дошло, что это. Конус наполнила некая чистая форма женской сексуальной энергии, которую плоть поглощала с хищностью голодающего. Возникло иллюзорное ощущение, будто о тебя томно трутся телами нагие красавицы, лаская влажными губами чувствительные места. Наслаждение такое, что приходилось сдерживать себя от бессмысленного, восторженного хохота. По мере того как сладкое безумство все нарастало, он стал полностью пассивен, словно растворясь сущностью во Вселенной (ощущение примерно как тогда у снаму).
И тут внезапно все кончилось. Он полностью насытился — настолько, что малейшее продолжение, и сделалось бы дурно. Когда свет потускнел, а конус пошел вверх, он почувствовал сбегающую по бедру скользкую влагу и понял, что незаметно закончил оргазмом.
Тело так отяжелело, что хотелось лечь на кушетку и закрыть глаза. Ригмар, очевидно, это понимала.
— Некогда, — потянула она в соседнюю комнату. — Ну-ка быстро туда. Грубиu уже очнулся: под конус Карлсен взошел под взглядом собственного тела. Через несколько секунд чувства схлынули, а восстановившаяся вскоре тщедушная легковесность дара понять: возврат в свою всегдашнюю оболочку произошел. Тепло и отяжеленность держались еще около минуты. В сравнении с остротой и ясностью ощущений Грубига собственное восприятие казалось каким-то размытым и невнятным: все равно, что из-за руля нового красавца— автомобиля пересесть в разбитый драндулет. Выходя из комнаты, Карлсен поймал себя на том, что в теле пока держатся и следы пребывания Грубига: грубая сила и постепенно утихающее вожделение к Ригмар.
К удивлению, Грубиг вид имел сердитый и раздосадованный.
— Ты почему ему дала, а не мне, а?!
— Ты знаешь, почему, — ответила Ригмар. — И на том спасибо.
— Нет не знаю!
— Ступай давай, — велела она.
Грубиг, свирепо зыркнув, тряхнул башкой и вышел.
— А сбежать он не может?
— Исключено. Каждый шаг его прослеживается. Интересно: не имея ни капли женской энергии у себя в теле, Карлсен тем не менее ощущал в себе сладостное насыщение. И Ригмар также утратила свою холодность и угрюмость — приобщения к восприятию Грубига хватило, чтобы она оказалась желанной.
— Что ты такое со мной сделала? — поинтересовался он.
— Влила немного женской жизненной энергии.
— Но как вы ее храните?
— Это наш секрет, — уклончиво ответила она.
Перемена в женщине спровоцировала на вопрос:
— Почему ты не дала это ощутить ему?
Ригмар посмотрела с удивлением.
— Разве не ясно? Он бы в таком случае делал все, чтобы его повторить. И стал бы крайне опасен.
— Жаль все-таки, что нельзя ему дать того, чего он хочет. При достаточном вливании он бы ведь наверняка перестал быть опасным?
В ее взгляде читалось изумление.
— Как, ты так и не понял? Побывал в его теле и не уяснил?
— Извини, такой уж дурень, — виновато улыбнулся Карлсен.
— Ложись снова, — кивнула она на кушетку. Карлсен без вопросов подчинился. Ложе теперь ощущалась гораздо жестче: немудрено, при таком уменьшении плотности тела.
Ко лбу ему она присосками прикрепила электроды, затем к голеням с помощью ремней. Затем, — неожиданно, — еще и к гениталиям, ремешок пропустив под мошонкой.
— Сейчас ты увидишь, почему это необходимо, — спокойно сказала она. Выпрямившись, Ригмар вернулась к пульту.
— Так, смотри на экран. — Синева монитора сменилась на сиреневый, затем на нежно-розовый, цвета весенней зорьки, и, наконец разом на яркий, чистый желтый, цвета подсолнуха. Одновременно от электродов заструились успокаивающие вибрации, от которых задышалось глубже, а веки смежились сами собой.
— Сейчас ты ощущаешь сексуальную энергию непосредственно, в чистом виде — ту, что оживляет мужскую сперму и оплодотворяет женскую яйцеклетку. Это одна из простейших форм жизненной энергии. От нее чувствуешь себя младенцем.
Точность ее описания удивляла. Его преполняло лучистое, кроткое счастье младенца, лежащего на руках у матери. Словно действительно заново переживаешь первые часы своей жизни.
— А теперь что будет, если я усилю поток. Вибрации усилились, вызвав прилив эротической энергии, от которой он с присвистом втянул воздух, словно от боли.
— Видишь?
Вначале до него не дошло, о чем она. И тут он увидел, что желтизна психограммы сменилась на красный, который снизу между тем разбавился серым, будто туда просочилась грязная вода. Ненадолго: поколебавшись, серость отхлынула. С усилием овладев голосом, Карлсен спросил:
— Что там серое такое?
— Вожделение, — ответила Ригмар с улыбкой.
Когда она снова сработала на пульте, паводок эротической энергии поднялся настолько, что им зажглось все тело.
— Попытайся освободить ум, — сказала она.
Невозможно: пронизывающий живой поток экстаза наводнял ум наисексуальными сценами. Самая желанная — притиснуть к себе Ригмар и пить, упиваться ее жизненной энергией. Серость между тем наводняла экран странно хлябающим движением, все равно, что капля чернил, пущенная в стакан с водой. Удивительно: в определенный момент вместо того, чтобы смешаться с красным и создать некий красно-коричневый колорит, серость пошла обособляться, создавая быстро чернеющие пятнышки-островки неправильной формы. Два цвета как бы отказывались сочетаться, все равно, что нефть и вода. Минуты не прошло, как экран напоминал уже абстрактную живопись вроде той, что на психограмме у Грубига. Хотя не ярко алое и черное, а как бы выцветшее. Разница еще и в том, что у Грубига алое и черное приходились примерно наполовину, а здесь красное преобладало на три четверти как минимум.
Карлсен в очередной раз начал испытывать смущение, уловив связь между абстракцией на экране и неистовым желанием возобладать женщиной, стоящей сейчас за пультом и направляющей поток. Ригмар не могла не понимать, что является объектом этого хлещущего фонтана вожделения. Через несколько секунд проблема разрешилась сама собой: нестерпимое наслаждение увенчалось оргазмом.
Когда Ригмар отсоединяла электроды, Карлсен пассивно, закрыв глаза лежал на кушетке. Чувствовалось, как она влажной тряпицей промокает ему на животе сперму.
— Ну, теперь понимаешь? — спросила она, глядя на него сверху вниз.
— Похоже, да.
— Что именно?
Карлсен с усилием сосредоточился.
— Сексуальное желание не может существовать без запретности.
— Нет, — она покачала головой. — Ты же помнишь ощущение сексуальной энергии, когда я только еще включила аппарат. Я тогда сказала тебе: вот она, сексуальная энергия в чистом виде, та, что оплодотворяет яйцеклетку. Но стоит этой энергии направиться на объект, как она разбавляется тем, что ты назвал «запретностью». И тогда красная энергия становится черной.
— У нас это еще называется «первородным грехом», — кстати вспомнил Карлсен.
— Да. Я знаю вашу легенду о садах Эдема. Но она не вполне соответствует. По Библии, Адам решает ослушаться Бога и вкусить яблока. На самом же деле это вина Бога. Природа решила сделать секс привлекательным, придав ему дух запретности.
Карлсен, слегка нахмурясь, покачал головой. Он сам над этим многократно размышлял.
— Но ведь это же, безусловно, не относится к более простым формам жизни — животным, птицам?
Ригмар покачала поднятым пальцем.
— Наши ученые всех их опробовали. Это относится к любой форме жизни, размножающейся совокуплением.