Башня Зеленого Ангела
Мириамель покачала головой:
— Хочет, чтобы ее видели?
Исарда задумчиво поджала губы:
— Я не хорошо владею вашим языкам. Ей… нужно? нужно выйти.
Похожи на садовников, озадаченно подумала Мириамель. Ухаживают за камнем.
Вслух она сказала:
— Вы вырезаете что-то? Я видела, что развалины Асу'а сплошь покрыты великолепной резьбой. Это работа дворров?
Исарда сделала нерешительный жест, согнув пальцы:
— Мы готовили стены, а потом зидайя создавали картины. Но в других местах мы сами ухаживали за камнем, помогая ему… стать. Когда строили Асу'а, зидайя и тинукедайя все еще работали бок о бок. — Голос ее был скорбным. — Вместе мы делали прекрасные вещи.
— Да, я видела некоторые из них. — Она огляделась — Где Джнсфидри? Мне нужно поговорить с ним.
Исарда казалась смущенной.
— Я сказала что-то плохое? Я не могу говорить на вашем языке, как на языке смертных из Эрнистира. Джисфидри говорит лучше, чем я.
— Нет. — Мириамель улыбнулась. — Совсем ничего плохого. Но он и я разговаривали кое о чем, и я хочу поговорить с ним еще.
— Он вернется спустя время. Он ушел отсюда.
— Тогда я просто посмотрю, как вы работаете, если вы не возражаете.
Исарда ответила улыбкой.
— Нет. Я расскажу вам про этот камень, если вы желаете. У камней есть истории. Мы эти истории знаем. Иногда я думаю, что их истории мы знаем лучше, чем наши собственные.
Мириамель села прислонившись спиной к стене. Исарда продолжила работу, и, пока руки ее трудились, она говорила. Мириамель никогда особенно не задумывалась о скалах и камнях. Но, слушая низкий мелодичный голос женщины-дворра, она впервые поняла, что для Исарды и ее народа они были своего рода живыми существами, как растения. Камни двигались, но эти движения длились целую вечность. Они менялись, но ни одно живое существо, даже ситхи, не ходили под небом настолько долго, чтобы видеть эти изменения. Народ дворров изучал, обрабатывал и в некотором роде почитал камни земли. Они восхищались красотой сверкающих драгоценных камней и блестящих металлов, но также ценили спокойствие слоистого песчаника и дерзость вулканического стекла. У каждого из них была собственная история, но Требовался особый взгляд и мудрость, чтобы понять медленные рассказы камней. Жена Джисфидри, с ее огромными глазами и бережными пальцами, знала их очень хорошо. Мириамель была почему-то тронута этим странным существом, и, прислушиваясь к медленной веселой речи Исарды, она забыла даже собственные несчастья.
Тиамак почувствовал, что чья-то рука сомкнулась на его плече.
— Это вы? — Голос отца Стренгъярда звучал недовольно.
— Это я.
— Мы не должны, мы оба не должны выходить на палубу. Слудиг рассердится.
— Слудиг будет прав, — сказал Тиамак. — Море кишит килпами.
Тем не менее вранн не пошевелился. В закрытой каюте было трудно думать, а мысли, двигавшиеся на краю его сознания, были слишком важны, чтобы потерять их из-за страха перед морскими чудовищами, как бы ужасны те ни были.
— Мое зрение никуда не годится, — сказал Стренгъярд, озабоченно вглядываясь в темноту. Он приложил руку к здоровому глазу, прикрывая его от сильного ветра. — Мне, вероятно, не стоит гулять ночью по палубе, но я… беспокоился за вас. Вас так долго не было.
— Знаю. — Тиамак погладил руку священника, лежавшую на мокрых поручнях. — Я думаю о тех вещах, о которых говорил вам раньше. То, что пришло мне в голову, когда Камарис сражался с Бенигарисом. — Вранн замолчал, впервые заметив странные движения корабля. — Мы на якоре? — встревоженно спросил он.
— Да. В Вентмуте не горит Хайефур, и Джошуа боится подходить слишком близко к камням. Он послал сообщение на берег сигнальным фонарем. — Архивариус поежился. — Гораздо хуже, когда приходится стоять на одном месте! Эти отвратительные серые твари…
— Тогда давайте спустимся вниз. Все равно мне кажется, что вот-вот снова пойдет дождь. — Тиамак отвернулся от ограждения. — Мы согреем немного вашего вина — обычай сухоземцев, который я научился ценить, — и подумаем еще о мечах. — Он взял священника под локоть и повел его к двери каюты.
— Конечно, это лучше, — сказал Стренгъярд. Он прислонился к стенке, когда в промежутке между волнами корабль нырнул, потом передал плещущуюся чашу вранну. — Я прикрою угли. Будет ужасно, если жаровня опрокинется. Боже мой! Надеюсь, что все остальные тоже соблюдают осторожность.
— Мне кажется, что Слудиг почти никому не разрешает зажигать жаровни и даже фонари. — Тиамак глотнул вина и причмокнул губами. — Ах, хорошо. Но у нас есть привилегия, потому что нам нужно читать, а времени очень мало.
Архивариус опустился на матрас на полу, тихо покачиваясь вместе с кораблем.
— Итак, я полагаю, мы должны снова вернуться к нашей работе. — Он отпил из своей чаши. — Простите меня, Тиамак, но не кажется ли вам все это тщетным? Все наши надежды возложены на три меча, два из которых даже не принадлежат нам. — Он уставился на свое вино.
— Я позже других занялся этим вопросом. — Тиамак устроился поудобнее. Что бы там ни говорили, качка очень напоминала о том, как ветер баюкает маленький дом на баньяновом дереве. — Если бы вы спросили меня год назад, какова вероятность того, что я окажусь на борту корабля, направляющегося в Эркинланд, чтобы свергнуть Верховного короля, что я буду носителем свитка, что я увижу заново родившегося Камариса, попаду в плен к гартам, буду спасен герцогом Элвритсхолла и дочерью Верховного короля… — Он махнул рукой. — Вы понимаете, о чем я говорю. Все, что случилось с нами, — это безумие, но когда мы оглядываемся назад, то понимаем, что события вполне логично вытекают одно из другого. Возможно, когда-нибудь захват и использование мечей будет казаться нам таким же ясным и разумным.
— Это хорошая мысль. — Стренгъярд вздохнул и поправил свою слегка покосившуюся повязку. — Я больше люблю события, когда они уже произошли. Книги могут отличаться одна от другой, но большинство их, по крайней мере, претендует на знание истины и ясно излагает ее.
— Когда-нибудь, возможно, все это будет в какой-нибудь книге, — сказал Тиамак, улыбаясь. — И тот, кто когда-нибудь напишет ее, будет прекрасно разбираться в том, что происходит сейчас. Но мы не обладаем подобной роскошью. — Он подался вперед. — Так где же та часть манускрипта доктора, в которой говорится о сотворении Скорби?
— Здесь, я думаю. — Стренгъярд рылся в одной из многочисленных груд пергаментов, разбросанных по комнате. — Да, здесь. — Он, прищурившись, поднес свиток к свету. — Прочитать вам что-нибудь?
Тиамак протянул руку. Он испытывал огромную нежность к архивариусу. Такой близости у него не было ни с кем, если не считать старого доктора Моргенса.
— Нет, — сказал он мягко. — Лучше я сам. Сегодня для ваших бедных глаз было уже достаточно работы.
Стренгъярд пробормотал что-то невнятное и дал ему связку пергаментов.
— Вот этот кусок о Словах Творения не дает мне покоя, — сказал Тиамак. — Возможно ли, чтобы все эти три меча были сделаны одними и теми же могущественными словами?
— А почему вы так думаете? — Лицо священника стало сосредоточенным. — Книга Ниссеса, по крайней мере исходя из цитат, приведенных Моргенсом, по-видимому, не говорит ничего подобного. Все мечи были выкованы в разных местах, один сделали смертные…
— Должно быть нечто, что соединяло бы их, — отозвался Тиамак. — А я не могу больше ничего придумать. Почему обладание только ими всеми может дать нам такую силу? — Он перебирал пергаменты. — Великая магия сопровождала их появление. Это должна быть та магия, которая дала бы нам силу противостоять Королю Бурь.
Пока он говорил, снаружи поднялась песня ниски, пронзившая скорбный стон ветра. Мелодия билась с невероятной силой. Этот чуждый звук был даже более тревожным, чем отдаленное рокотание грома.
— Если бы только был кто-нибудь, кто знает, как были выкованы эти мечи, — задумчиво пробормотал Тиамак; глаза его смотрели на четкий, затейливый почерк Моргенса, но па самом деле вранн не видел пергамента. Песня ниски поднималась все выше, потом завибрировала и закончилась нотой жестокой потери. — Если бы только мы могли поговорить с дворрами, которые сделали Миннеяр, но Эолер говорит, что они жили на севере, далеко от Хейхолта. А наббанайские кузнецы, которые выковали Торн, мертвы уже много веков. — Он нахмурился. — Так много вопросов у нас и по-прежнему так мало ответов! Это утомительно, Стренгьярд. Кажется, что каждый шаг вперед уводит нас на два шага назад, к хаосу.