Дорога ветров
3 ВОСТОК МИРА
— Я теперь рыцарь, верно ведь? — Саймон провел рукой по густому меху на шее Кантаки. Волчица бесстрастно посмотрела на него.
Бинабик оторвался от куска пыльного пергамента и кивнул.
— После подавания клятвы твоему Богу и твоему принцу. — Тролль вернулся к рукописи Моргенса. — И это удовлетворительно скатывается на твоих рыцарских свойствах.
Саймон глядел вдаль, за каменные плиты Сада Огня, пытаясь найти слова, которыми можно было бы выразить его мысль:
— Но я не вижу… никакой разницы. Я теперь рыцарь и мужчина… Почему же я чувствую себя, как тот же самый человек? Вторично оторванный от чтения, Бинабик ответил не срезу.
— Питаю сожаление, Саймон, но я не был достаточно внимательным другом для выслушивания. Не мог бы ты повторить все сначала?
Саймон нагнулся, поднял камень и швырнул его в подлесок через каменные плиты. Кантака бросилась за ним.
— Если я уже взрослый и рыцарь, почему же я чувствую себя, как тот же глупый судомой?
Бинабик улыбнулся:
— Не ты один в этом мире имеешь подобные размышления, друг Саймон. Приходит новый этап для жизни, и ты добиваешься очень большой награды, но в тебе самом не протекает никаких изменений. Джошуа производил тебя в рыцари за храбрые поступки, которые ты совершал на Урмсхейме. Если ты изменялся, то не вчера, на церемонии, а очень раньше — на горе. — Тролль рассеянно похлопал Саймона по носку сапога. — Не сам ли ты говаривал, что кровь дракона, пролившись, указывала тебе путь.
— Да, — буркнул Саймон, покосившись на хвост Кантаки, мелькавший над вереском, как клуб серого дыма.
— Люди, тролли и жители долин становятся взрослыми, когда приходит их время, но не тогда, когда им сообщают, что пора взрослеть. Будь доволен. Ты всегда будешь отличаться большой похожестью на Саймона, но даже за те месяцы, в которые мы становились друзьями, я замечал много изменений.
— Правда? — Саймон остановился, так и не бросив очередной камень.
— Да. Ты делаешься мужчиной, Саймон, но это имеет должность происходить самостоятельно, без помощи твоих размышлений. — Он зашуршал бумагой. — Послушай, я хочу кое-что читать для тебя. — Коротким пальцем Бинабик водил по строчкам паучьего почерка доктора Моргенса. — Я испытываю превеликую благодарность к Стренгьярду за то, что он выносил эту книгу из обломков Наглимунда. Это последняя вещь, которая связывает нас с этим знаменитым человеком, твоим учителем. — Палец тролля наконец остановился. — А, вот. Моргене говаривает про короля Джона.
…Если он и был отмечен Богом, это более всего сказывалось в умении найти подходящий момент для штурма и отступления, в искусстве определять единственное место, в котором необходимо было оказаться в нужное время и вследствие этого преуспеть.
— Я читал эту часть, — заинтересованно сказал Саймон.
— Тогда ты наверняка отмечал ее значительность для наших усилий.
Джон Пресвитер знал, что в войне и в дипломатии, так же как в любви и коммерции — занятия хоть и различные, но чем-то схожие — награда достается не сильнейшему и даже не справедливейшему, но скорее удачливому. Джон знал также, что тот, кто передвигается быстрои без излишних предосторожностей, готовит тем самым свою победу.
Саймон нахмурился, глядя на довольное лицо Бинабика.
— Ну, так что?
— А, — тролль был невозмутим. — Слушай дальше.
Поэтому в битве, сокрушившей Наббанайскую империю, Джон провел свое войско через Онестрийский проход и бросил его прямо на копья легионов Адривиса, хотя все были уверены, что только глупец может поступить подобным образом. Однако этот поступок оказался тем безумием и безрассудством, которое предоставило войску Джона огромное преимущество внезапности и заставило ошеломленную армию Наббана принять его за божественный промысел.
Саймон с беспокойством прислушивался к нотке триумфа, звучавшей в голосе Бинабика. Похоже было, что тролль считает суть дела совершенно ясной. Саймон снова нахмурился, размышляя.
— Ты хочешь сказать, что нам надо поступать, как король Джон? Мы тоже должны застать Элиаса врасплох? — Эта идея была совершенно ошеломляющей. — Ты думаешь, мы сможем атаковать его?
Бинабик кивнул, обнажив в улыбке желтые зубы.
— Умница, Саймон. Почему нет? Мы все время ответствовали на удары, но никогда не имели храбрости наносить их. Может быть, немного изменения этой традиции приносило бы нам пользу.
— Да, но остается еще Король Бурь! — Сам напуганный этой мыслью, Саймон невольно оглянулся на затянутый тучами горизонт. Ему даже не хотелось называть это имя в диком месте Под низким небом. — И кроме того, Бинабик, нас ведь всего несколько сотен, а у короля Элиаса тысячи солдат, это же каждый знает.
Тролль пожал плечами.
— Разве я говариваю, что мы имеем должность сражаться сразу со всей его армией? Кроме того, наше народонаселение все время растет. Каждый день люди приходят, чтобы поселяться… как это называл Джошуа?.. А! В Новом Гадринсетте.
Саймон покачал головой и швырнул в заросли вереска еще один сглаженный дождями и ветром камень.
— Я думаю, что это глупо. То есть не глупо, а слишком опасно.
Бинабик не был обескуражен. Он свистнул Кантаку, и она тут же примчалась рысью, легко перемахивая через огромные валуны.
— Может быть в твоих словах есть правильность. А пока что мы пойдем немного прогуляться.
Принц Джошуа смотрел на меч, и лицо его было озабоченным и усталым. Хорошее настроение, которым он порадовал всех на торжествах в честь Саймона, совершенно исчезло.
Дело наверное не в том, что принц действительно стал счастливее в последнее время, думал Деорнот, просто он понял наконец, что его вечные: сомнения в своих силах заставляют окружающих чувствовать себя неловко. В такие времена люди предпочитают бесстрашного принца честному — поэтому Джошуа вынужден был носить маску оптимизма в обществе своих подданных. Но Деорнот, хорошо знавший Джошуа, ни минуты не сомневался, что груз ответственности, лежавшей на плечах принца, на самом деле становился все тяжелее.
Он похож на мою мать, понял Деорнот. Странно думать так. о принце, но как и она, он чувствует, что должен взять на себя все заботы и страхи, потому что никому другому не снести этой ноши.