Гора из черного стекла
— Да. Но сегодняшний день мы посвятим именно этому, хотят они того или нет.
Рени вдруг обнаружила, что она пальцами прорыла маленькую траншею в напоминающей мыло земле. Вспомнив свой сон, она вздрогнула и закопала ее.
— Они обязаны рассказать нам. Я не потерплю больше подобных секретов. Может, именно это убило Уильяма.
— Да, Рени. Но только не горячись. Мы союзники, заброшенные в этот враждебный мир, и должны друг о друге заботиться.
Рени подавила в себе нетерпение.
— Да, конечно. Но тем более нам необходимо знать, кто с нами рядом.
Последними вернулись Флоримель и Т-четыре-Б. К тому времени как они появились из-за холма и медленно побрели к костру по земле, оттенки которой беспрерывно менялись, будто на ней была пролита нефть, у Рени начали появляться подозрения относительно их отсутствия. Только они двое еще хранили тайну своего прошлого. Они были очень непохожи друг на друга, что проявилось сразу, как только они вошли в лагерь, — Т-четыре-Б тут же выложил все новости, чем явно разозлил Флоримель.
— Мы видели типа зверя, — сказал он. — Нет формы, ничего себе? Ну, просто… как свет. Но весь изгибается.
На первый взгляд, сим Флоримель мало отличался от сима Мартины, женщины из мира Темилюна Атаско: крупный нос, темный, красновато-коричневый цвет лица, как у майя. Но как одинаковая одежда по-разному выглядит на разных людях, так и сим Мартины производил впечатление незаконченности, что выдавало ее тонкое чувство юмора и умение сопереживать. Напротив, небольшой сим Флоримель был полон энергии, как Цаполсон, ее лицо не выглядело незаконченным или заурядным, как у Мартины.
«Еще одна загадка, — подумала Рени устало. — Но, пожалуй, не самая важная».
— …Это было животное в полном смысле слова, — рассказывала Флоримель. — Но мы впервые встретили подобный феномен, явно не соответствующий местности. Оно было подвижным, и Т-четыре-Б прав, оно сделано из света, или мы его видели не полностью. Оно появилось непонятно откуда и носилось вокруг, будто искало что-то…
— Потом оно просто сгинуло, как будто провалилось в воздушную яму, — закончил Т-четыре-Б.
— Куда? — Рени повернулась к Флоримель за разъяснениями.
— Он хочет сказать, что оно… ну, шагнуло в воздушную яму. Оно не просто исчезло, оно… — Флоримель замолчала и пожала плечами, — Что бы там ни произошло, оно ушло.
!Ксаббу закончил разжигать костер.
— А еще что вы видели? — спросил он.
— Я видел только множество ничто, — ответил Т-четыре-Б, с трудом усаживаясь у костра. Огонь, отражаясь от его доспехов, создавал почти осязаемые узоры.
— Мы видели много таких же существ, — продолжила Флоримель, указывая в сторону склона, где они находились. — Тысяча вариаций, но все очень похожи…
— Не прикасайся ко мне! — Эмили поднялась и отсела от Т-четыре-Б.
— И не думал. Ты задавака и воображала, — недовольно проворчал он. — Я просто хотел по-дружески. И только-то.
Если можно так сказать про робота-воина, Т-четыре-Б рассердился.
Флоримель тяжело вздохнула, как бы показывая, с чем ей приходилось мириться весь день.
— Везде одно и то же: незаконченность, беспорядок, тишина. Если честно, мне это не нравится, — она повела рукой вокруг себя. — Интересно, что мы не нашли ничего похожего на реку или ручей, даже воздушной реки, как в нашем последнем месте.
— Уильяму ужасно нравилось летать в той реке, — вдруг вмешалась Мартина, — он заливался смехом. Он заявил, что это первое место во всей Сети, которое стоило потраченных денег.
Все замолкли. Остывшее виртуальное тело Сладкого Уильяма лежало рядом, спрятанное в углублении в дальнем конце насыпи, переливающейся разными цветами. Никто не взглянул в том направлении, но все подумали об этом.
— Значит, нет рек, — сказала Рени, — Мы с !Ксаббу тоже не заметили рек. Мы, в общем, видели то же, что и вы. Мы также не встретили никаких животных, — она вздохнула, — Это означает, что простого и очевидного пути из этого сим-мира нет.
— Мы даже не знаем, куда нам идти, — добавила Флоримель. — Нет солнца, нет ни восхода, ни заката, никакого ориентира. Мы смогли вернуться только потому, что я пометила наш путь сломанными… можно, пожалуй, назвать их палочками.
«Как хлебные крошки, — подумала Рени. — Кажется, это из „Ганзель и Гретель“? Мы живем в какой-то дьявольской сказке, только наша история, как этот мир, еще не закончена… и, возможно, мы не те герои, что „жили долго и счастливо“ с тех пор».
А вслух она сказала:
— Нам помог нос и чувство направления !Ксаббу, если честно, я слегка волновалась — для меня все вокруг казалось одинаковым.
— Вы нашли еду? — спросила Эмили. — Я страшно хочу есть. Я ведь беременна.
— Как ни странно, — сказала Флоримель и тем самым избавила Рени от необходимости что-то сказать, — мы об этом догадались.
Наконец решившись, Флоримель торопилась высказаться. Не успели они рассесться вокруг костра, как она заговорила.
— Я родилась в Мюнхене, — начала Флоримель — В начале 30-х годов во времена диктатуры. Моя мама жила в городских трущобах. Мы ютились в маленьком перестроенном складе вместе с дюжиной других семей. Позднее я поняла, что это было не так уж и плохо, потому что многие семьи принадлежали к политической оппозиции, некоторых взрослых даже разыскивала полиция за то, что они совершили во время восстания иммигрантов, и я много узнала о том, как на самом деле устроен мир. Может быть, я узнала слишком много.
Она оглянулась, ожидая вопросов, но Рени и остальные слишком долго ждали ее историю, чтобы перебивать. Флоримель пожала плечами и тут же продолжила:
— Для моей мамы край настал тогда, когда ее муж был убит во время бунта, — так объявили власти. Но на самом деле это была попытка спровоцировать и посадить в тюрьму недовольных властями, и мама сбежала из Мюнхена в долину Эльзаса, в Черный лес. Возможно, вы не помните имя Мариуса Трогота — он давно умер. Он был учителем, целителем и, как мне кажется, мистиком. Он стал знаменит благодаря волне суеверий, прокатившейся в конце прошлого века. Трогот купил последний участок старого леса, приватизированного правительством Рейцлера, и основал приют, который назвал Убежищем Гармонии.
— А это не… не помню название?.. — Рени попыталась вспомнить репортажи новостей. — Это не религия Социальной Гармонии?
Флоримель отрицательно покачала головой.
— Нет, совсем нет. Один из первых учеников Трогота отошел от него и организовал Армию Социальной Гармонии в Америке, но мы от них сильно отличались, можешь мне поверить, хотя многие называли и Убежище Гармонии религиозным культом. Неважно, как это назвать: культ, коммуна, социальный эксперимент. Моя мама принадлежала к обращенным. Она примкнула к ним, когда мне было всего несколько лет, отдав то немногое, что имела, за койку в бараке и место у ног доктора Трогота.
Несмотря на диету, состоявшую только из сырых овощей и растительной пищи, Трогот прожил там только несколько лет и умер в восьмидесятилетнем возрасте. Убежище Гармонии не свернулось и не распалось. Несколько его помощников поддерживали приют. Они периодически меняли философию, иногда на очень экстремальную. Какое-то время, когда мне было лет двенадцать, жители лагеря выступили с оружием против намерения правительства начать наступление на демократию. А в другой раз наиболее мистически настроенные члены пытались передать послание звездам. Но в основном все оставалось таким же, как при докторе Троготе. Для меня это был просто дом. Мы, дети, ели, спали вместе, вместе пели песни. Наши родители тоже жили коммуной. Но дети и родители редко бывали вместе. Детей учили, особый упор делался на философию, науку о здоровье и религию. Поэтому неудивительно, что я заинтересовалась медициной. Правда, удивительно, что Фонд Убежища Гармонии на свои деньги послал меня учиться в университет во Фрайбург. Дело в том, что люди в Убежище не доверяли докторам со стороны и традиционной медицине, и в те времена только одна медсестра оказывала медицинскую помощь почти двум сотням жителей.