И пусть воссияет солнце

— И что он ответил?
— Сначала ничего. Потом сказал, что скорбел по ней с того дня, когда она ушла от него. Но что она оставила ему… тебя. И ты пришла, чтобы найти его.
— Мама ни разу не упоминала его имени, — печально проговорила она. — Была только… картина. Картина, изображавшая дом, который она никогда не видела. Как она это сделала?
— Отец посылал ей множество рисунков и фотографий. Воображение, должно быть, дополнило остальное. — Андреас горько вздохнул. — Возможно, она тоже так и не смогла до конца отказаться от своей мечты.
— Вдобавок ко всему они разрушили и наши мечты, — тихо проговорила Зоя.
— Ты знала, что отец подарил Джине дом. Почему не рассказала мне?
— Я собиралась — в то утро, когда мы должны были встретиться на вилле. Собиралась вернуть бумаги и сказать тебе, что мне ничего не нужно и что мы должны похоронить прошлое. — Она горько усмехнулась. — О боже, какая дьявольская, трагическая шутка! — Она помолчала. — Ты знал обо мне?
Нет, понятия не имел о твоем существовании. Отец всегда сердился, когда я пытался поговорить с ним о вилле «Даная». Он отказался даже назвать мне национальность своей возлюбленной, не говоря уж об имени. А мама всегда называла ее только «иностранка». Ни о каком ребенке никогда не упоминалось. Потом, в то утро в Афинах, отец излил мне всю душу, ничего не утаивая. Телефонный звонок Ставроса встревожил его, и он понял, что должен срочно положить конец нашим отношениям. Но даже тогда я ему не поверил. Да простит меня Бог, я подумал, что это уловка, чтобы подтолкнуть меня к другому браку. Ему пришлось показать мне фотографии твоей матери, даже последнее ее письмо, прежде чем я смог принять… правду.
— Мама должна была рассказать мне, — оцепенело проговорила Зоя. — Почему она молчала все эти годы?
— Возможно, тоже хотела забыть о прошлом, хотела, чтобы ты продолжала верить в свою счастливую семью.
— Да. — Девушка обхватила себя руками. — Ох, ну зачем я сюда приехала? Ты ведь знал, что я что-то скрываю…
— Да, — мягко произнес Андреас. — Но я убедил себя, что это просто часть любовной игры, в которую мы начали играть. И что скоро у нас не будет секретов друг от друга. И теперь, да поможет нам Бог, это правда.
— Твой отец был женатым человеком, — сказала девушка с горечью, — он не имел права влюбляться в нее.
— Не думаю, что у него был выбор, Зоя mou. Не больше, чем у меня, когда я смотрел, как ты спускаешься навстречу мне но ступенькам, и все, о чем я мог думать, было: «Вот она наконец».
Девушка наклонила голову, и одинокая слезинка скатилась по щеке.
— Андреас… не надо.
— Полагаю, нам лучше больше не встречаться наедине. — Мужчина поднялся, взял из шкафа чемодан, потом посмотрел на Зою долгим взглядом. — Наверное, стоит благодарить Бога, что ни о чем большем нам не нужно жалеть.
— Один поцелуй, — в отчаянии проговорила она. — О, Андреас, Бог не накажет нас за тот единственный поцелуй.
Он остановился у двери и мрачно взглянул на нее.
— Ты так считаешь? — Резкая издевка в его голосе заставила ее сердце мучительно сжаться. — Я думаю, мы уже наказаны — сейчас и до конца наших дней.
Дверь тихо затворилась — Андреас ушел…
Зоя сидела, не в силах пошевелиться. Казалось, так прошла целая вечность, потом она услышала рев мощного мотора и поняла, что вертолет забирает его у нее.
Девушка упала лицом в подушку и затряслась от беззвучных рыданий.
Чуть позже пришла домоправительница и, тактично не замечая ее заплаканного лица, мягко уговорила перейти в комнату в другой части дома.
Девушку уже не удивило, что ее вещи были привезены из гостиницы и распакованы, а ее простенькая ночная рубашка разложена на роскошном атласном покрывале. Восхитительно пахнущая ванна готовилась для нее служанкой.
Зоя подошла к окну и, раздвинув шторы, уставилась в темноту. Если бы только существовало лекарство, лечащее разбитое сердце или стирающее память…
— Kyria Зоя, — услышала девушка голос доктора Ванополиса, — ваш отец беспокоится о вас.
— Он — сама доброта, — криво усмехнулась она.
— Он хочет, чтоб вы знали, — продолжил доктор с легким укором, — что не потревожит вас сегодня, но просит разрешения увидеться с вами утром, когда вы отдохнете и успокоитесь.
— Отдохну? — вызывающе повторила Зоя. — Успокоюсь? Скажите, доктор, у вас нет средства, отнимающего память?
Он сочувственно вздохнул.
— Давайте лучше остановимся на таблетке снотворного — я оставлю ее на тумбочке.
Благодаря лекарству Зое действительно удалось поспать, но сны были тревожными и бессвязными.
Однако ночь закончилась, и девушке предстояло посмотреть в лицо мужчине, который объявил себя ее отцом.
Зоя уставилась на себя в зеркало, пытаясь отыскать хотя бы малейшую черточку Стива Драгоса в своей внешности, и не смогла разглядеть ни одной. Я похожа на свою мать, вот и все, подумала она.
Вчерашнее платье вместе с некоторыми другими вещами было унесено в стирку, поэтому она надела джинсовую юбку и белую кофточку с короткими рукавами. В конце концов, ей не надо ни на кого производить впечатление, она школьная учительница в отпуске, и это все.
Вчерашний слуга ожидал ее у лестницы, чтобы проводить в столовую. Зоя сделала глубокий вдох и вошла.
Стефанос Драгос сидел один во главе большого стола и просматривал кипу иностранных газет, но при ее появлении тут же отодвинул их в сторону. На нем были льняная рубашка и кремовые брюки.
— Kalimera. — Он выдвинул стул, указывая, что ей следует сесть возле него.
Зоя без улыбки ответила «доброе утро» и села на другой стул. Брови мужчины удивленно приподнялись.
— Могу я предложить тебе кофе? Или есть чай, если ты его предпочитаешь. Булочки только что испекли. — Стефанос сделал знак слуге.
— Только апельсиновый сок, пожалуйста, — попросила Зоя. — И кофе. Я не голодна.
— Но ты должна есть, — возразил он, — иначе заболеешь.
Девушка взглянула на него холодно и сдержанно.
— Мистер Драгос, у меня уже болит сердце, и еда тут не поможет.
Последовало молчание, затем он отрывисто заговорил по-гречески со слугой, и тот поспешно покинул комнату.
Стив Драгос откинулся на спинку стула, изучая Зою немигающими черными глазами.
— Если у тебя есть все, что нужно, тогда мы поговорим.
— Говорить-то особенно не о чем. — Зоя отпила апельсинового сока. — У вас была связь с моей матерью, и я явилась ее результатом. Я была счастливее, не зная этого. Что тут еще можно сказать?
— И тебе неинтересно узнать о прошлом?
Когда-то было интересно. Я и приехала сюда потому, что нашла документы о передаче матери в дар виллы «Даная». Я думала, что должна узнать об этом, но лучше бы я этого не делала.
— Ты говоришь о связи, — сказал Стив Драгос, немного помолчав. — Но это было большее. Твоя мать была любовью всей моей жизни, и я потерял ее.
Зоя отставила стакан, губы у нее скривились.
— Как все-таки история склонна повторяться.
— Я думал, что до дна испил чашу вины и страданий, но, видно, ошибался, — тихо проговорил Стефанос. — Я не стану оправдываться в том, что любил твою мать, малышка. Каждое ее слово, каждая улыбка, жест были благословением моей жизни. Но, видит Бог, я не хотел причинить боль ни тебе, ни моему Андреасу.
— В таком случае вы поймете, почему я не могу здесь оставаться и должна вернуться домой.
— Это твой дом.
— Нет! — выкрикнула Зоя. — Это не мой дом и никогда не будет моим. Это просто… невозможно.
— Пока нет, — спокойно сказал Стив. — Но однажды ты поймешь это. Потому что моя кровь течет в твоих жилах.
— Да? — Девушка покачала головой. — Если б это было правдой, я бы почувствовала это вот здесь. — Она прижала стиснутый кулак к груди. — Я бы почувствовала какую-то связь между нами, но я… не чувствую.
— Я умею быть терпеливым, — вздохнул Стефанос, — я научился этому. И однажды ты примешь меня как своего отца.
— Существуют тесты, чтобы решить это, мистер Драгос. — Зоя вызывающе вздернула подбородок.