Неизвестные солдаты, кн.1, 2
– Носов! – вызвал лейтенант.
– Я! – вскочил длинный, нескладный красноармеец с большими оттопыренными ушами.
– Вы на посту. Ночь. Слышите шаги. Ваши действия?
– Кричу: стой!
– Только не кричу. Командую: стой, кто идет?
– Стой, кто идет? – повторил Носов.
– Вам ответили: разводящий со сменой.
– Ну, скажу, чтобы разводящий подошел, а остальные подождали.
– Вы очень вежливый человек, Носов! Смысл ответа верен. Но в уставе есть четкая формулировка. Ее надо запомнить твердо. Фокин!
– Я!
– Как надо скомандовать?
– Разводящему идти, остальным стоять.
– Дьяконский!
– Разводящий ко мне, остальные на месте.
– Вот так, – кивнул Бесстужев.
На его румяном лице задвигались брови: вверх, вниз, вверх, гармошкой собирая кожу на лбу.
– Повторите, Фокин.
Сашка не успел ответить. Лейтенант скомандовал:
– Встать! Смирно!
– Отставить, отставить, – махнул рукой подошедший Патлюк. – Садитесь, товарищи. Что, орлы, словесные крепостя берем?
– Учимся, товарищ капитан.
– Учитесь или мучитесь? – подмигнул Патлюк. – Дело невеселое, по себе знаю.
– Да, уж это не у тещи на блинах, – заявил Карасев, рыжая голова которого красовалась в первом ряду.
– Не у тещи, орлы, верно. А учить надо. В нашем деле без устава ни шагу не сделаешь. И начальство требует.
Виктор видел, как чуть заметно поморщился Бесстужев. Или завидовал он капитану, умевшему запросто говорить с людьми, или не нравился ему панибратский тон ротного?
Красноармейцы были рады капитану. Все празднично блестело на нем, пуговицы и сапоги, глаза и зубы. Свежевыбритый, пахнущий духами, он приходил из того свободного мира, где были девушки, танцы, кино, где не нужно было соблюдать распорядок дня, думать о взаимодействии частей затвора…
– Ну, посмотрим, чему вы научились, – сказал Патлюк, и красноармейцы сразу перестали улыбаться. Отвечать самому ротному – это не шутка.
– Вот вы, – икнул пальцем капитан.
– Красноармеец Карасев.
– Какое первое действие бойца при команде «чистить винтовки»?
– Сперва вынимаю затвор, потом шомпол.
– А самое первое?
– Затвор, – уверенно сказал Карасев.
– Я учил их именно так, – задвигал бровями Бесстужев.
Капитан сделал жест рукой: помолчите. Ноздри у Патлюка раздувались, он с трудом сдерживал смех.
– Не знаете, Карасев?
– Никак нет, товарищ капитан.
– Тогда слушайте. Как возьмешь винтовку из пирамиды, первое действие – на номер взгляни, твой или нет. А для чего это надо? Чтобы не вычистить винтовку ленивого соседа. Ясно?
– Ясно, – сказал Карасев, а по голосу чувствовалось: не понял шутки.
– Садитесь… Ну, еще всем вопрос. Что делает часовой, когда на штык его винтовки садится воробей?
Эта загадка была с седой бородой. Ее задавали, наверное, еще суворовским гренадерам. Виктор не мог промолчать – хотелось поддержать честь своего взвода:
– Часовой спит.
– А разве положено спать на посту?
– Это, товарищ капитан, вопрос для школьников, – голос Виктора прозвучал сухо и резко.
В самом деле, дурачками, что ли, считает их ротный?
С лица Патлюка медленно сошла улыбка. Пристально, изучающим взглядом смотрел он на красноармейца. Капитан уже приметил этого бойца. На нем ладно, как на старослужащем, сидела гимнастерка, и выглядел он старше своих товарищей. Патлюк привык видеть молодых красноармейцев робеющими перед командиром. Он любил говорить с ними так, чтобы они ловили каждое слово, смотрели ему в рот. Капитану было лестно сознавать, что он, бывший счетовод, окончивший пять классов, распоряжается студентами, техниками, бухгалтерами, не говоря уже о колхозных парнях. На гражданке Патлюк был бы незаметным человеком среди них, а здесь он пользовался уважением, его побаивались. А этот высокий красноармеец с выпяченным вперед подбородком без всякой робости смотрел ему прямо в глаза, и капитану казалось, что боец вот-вот усмехнется.
– Ваша фамилия?
– Красноармеец Дьяконский.
– Я вас спрашиваю, а не школьника: положено часовому спать на посту?
– Не положено.
– Вот так надо отвечать. Коротко, без штатской болтовни… Лейтенант Бесстужев!
– Слушаю.
– Обратите внимание на четкость ответов. Продолжайте занятия.
«Обиделся он, что ли?» – думал Виктор, глядя в спину удаляющемуся Патлюку.
Вечером, в свободный час, красноармейцы занимались своими делами: подшивали подворотнички, чистили пуговицы, писали письма. В ленинской комнате полно народу. За длинным столом сидели любители чтения, листали газеты, журналы. В углу на диване человек пять плотно сдвинулись возле Карасева, разговаривали потихоньку, чтобы не мешать другим. Виктор, решавший шахматную задачу, слышал шепот Лешки.
– Не выдумываю, сам видел. На побудке. Все уже в строю стоят, а он дрыхнет. Дневальный хвать за одеяло: «Фокин, подъем!» А Сашка и не чешется. Перевернулся на другой бок и храпит. Ну, тут дежурный к нему: «Фокин, такой-сякой, вставай!» А Сашка ногой брык. Ему, ребята, может, снится, как он с Анькой в лопухах обнимается. Обоими руками подушку облапил и сопит. Ну, старшина Черновод видит, что на всю роту позор – сам за него взялся. Раз! – одеяло долой и как рявкнет: «Тревога!»
– Не бреши, – сказал Фокин. – Дежурный меня поднял, а не старшина.
– Ты же не помнишь, спал.
– Молчи, Саша. Принимай критику.
– Да! Старшина, значит, командует тревогу, и одеяло с него долой. А Фокин перевернулся на другой бок и опять слит. Тогда я говорю: «Товарищ старшина, его не так будить надо». – «А как?» – «Разрешите мне», – «Валяй!»
– Черновод так не скажет.
– Вроде этого… Я, значит, подошел к Фокину, нагнулся и говорю потихоньку: «Сашка, обед!» Он как вскинется, чуть меня не сбил. Глазами спросонок лупает: «Где мой котелок? Куда бежать?»
– Ну и здоров ты муку молоть, – добродушно ворчал Фокин.
– Тише, жеребцы, почитать дайте, – крикнул от стола Носов.
– А ты вухи заткни, – посоветовал кто-то. – Хошь, паклю дам?
– На его уши по пуду надо.
– Га-а-а!
Носов с грохотом отодвинул стул.
– Вот доложу политруку про ваш балаган…
– Брось, – примирительно сказал Фокин. – Ну, пошутили, и все.
– Каждый раз так!
Носов вышел. В комнате наступила тишина.
– Политрука нет, кажется, – неуверенно произнес Фокин.
– Темную надо Носову… Доносчик, гад, – выругался Карасев. – Я ему, стерве, ноги по вырываю и спички вставлю.
– Не горячись, Алексей, – предупредил Дьяконский. – Не болтай лишнего.
Дверь распахнулась. Появился лейтенант Бесстужев. За его спиной маячила стриженая, с оттопыренными ушами голова Носова.
– Товарищи, шумно у вас здесь, – сказал Бесстужев.
Красноармейцы заулыбались. Лейтенант – не грозный политрук, разноса не будет.
– Надо мной смеются, – объяснил Фомин. – Я подъем проспал.
– Плакать надо!
– Плачем, товарищ лейтенант, когда наряд отбываем.
Бесстужев помолчал, подвигал бровями.
– Любители поговорить – в курилку. А здесь чтобы тихо было. Садитесь, Носов, вам не помешают.
Ленинская комната наполовину опустела. Лейтенант остановился возле Дьяконского.
– Хотите партию?
– Давайте попробуем.
Виктор дважды получил мат. Неудача не огорчила его. Лейтенант играл явно лучше. Было интересно наблюдать, как Бесстужев обдумывает ход. Опершись локтями о стол, он смешно морщил лоб, двигая редкими белесыми бровями. Румяный, с белым пушком над верхней губой, Бесстужев похож был на юношу-десятиклассника. «Хороший он парень, наверно», – подумал Виктор и спросил:
– Товарищ лейтенант, почему вы волосы не отращиваете?
Бесстужев удивленно посмотрел на него, провел рукой по голове.
– Не хочу. Стриженая голова – чистая голова: ни забот, ни хлопот. Раз в месяц под машинку – и все.
– Девушкам прически нравятся. Такие чубы, как у нашего командира роты.
– Полюби меня стриженым, а с прической всякая полюбит, – улыбнулся Бесстужев, перефразировав поговорку. И тихо добавил: – Кстати, Дьяконский, капитан не любит шуток на занятиях.