Когда Спящий проснется
Громадный зал был полон народа. Грэхэм не мог различить отдельных лиц — море голов с розовой пеной лиц, взмах рук, платков. Он чувствовал гипнотизирующее влияние толпы. Балконы, галереи, огромные арки, за которыми открывались далекие перспективы, — все кишело ликующим народом. Невдалеке, как мертвая змея, лежал канат, перерезанный в верхней части людьми с летательной машины. Люди суетились, убирая его с дороги. Стены здания содрогались от рева многотысячной толпы.
Грэхэм всматривался в окружающие его лица. Несколько человек поддерживали его под руки.
— Отведите меня в маленькую комнату, — сказал он, — в маленькую комнату.
Больше он ничего не мог выговорить.
Какой-то человек в черном одеянии выступил вперед и взял его под руку. Другие отворили перед ним дверь.
Его подвели к креслу. Тяжело опустившись, почти упав, он уткнул лицо в ладони. Он дрожал, как в лихорадке. Кто-то снял с него плащ, но он даже не заметил этого — его пурпурные чулки были мокры и казались черными. Кругом него двигались люди, совершались какие-то важные события, но он ничего не замечал.
Итак, он спасен. Сотни тысяч голосов подтверждают это. Он в безопасности. Весь народ на его стороне. Грэхэм задыхался. Он сидел неподвижно, закрыв лицо руками. А воздух содрогался от торжествующих криков огромной толпы.
9. Народ восстал
Грэхэм заметил, что кто-то из окружающих предлагает ему стакан с бесцветной жидкостью. Взглянув, он увидел перед собой смуглого, черноволосого молодого человека в желтом одеянии. Грэхэм выпил и сразу оживился, и согрелся. Рядом с ним стоял высокий человек в черном, указывая на полуоткрытую дверь в зал. Человек этот кричал ему что-то на ухо, но в реве толпы Грэхэм ничего не мог разобрать. Позади стояла красивая девушка в серебристо-сером платье. Темные глаза ее; полные удивления и любопытства, были устремлены на него, губы ее слегка шевелились. В полуоткрытую дверь виднелся громадный зал, полный народа; оттуда неслись аплодисменты, стук и крики. Все время, пока Грэхэм находился в небольшой комнате, гул то затихал, то снова разрастался.
Глядя на губы человека в черном, он понял наконец, что тот напрасно старается что-то объяснить ему.
Грэхэм тупо осматривался по сторонам, потом вскочил и, схватив за руку кричавшего человека, воскликнул:
— Но скажите же мне, кто я, кто я?
Услышав, что он говорит, остальные придвинулись ближе.
— Кто я? — Он старался прочесть ответ на лицах окружающих.
— Они ничего не объяснили ему! — воскликнула девушка.
— Говорите же, говорите же! — умолял Грэхэм.
— Вы Правитель Земли. Вы властелин половины мира.
Грэхэм подумал, что ослышался. Он отказывался верить. Он сделал вид, что не слышит, не понимает, и заговорил снова:
— Я проснулся три дня назад, три дня находился в заключении. Что это за восстание? Чего добивается народ? Что это за город? Лондон?
— Да, Лондон, — ответил юноша.
— А те, что собрались в большом зале с белым Атласом? Какое отношение имеет все это ко мне? При чем здесь я? Я ничего не понимаю. И потом эта отрава… Пока я спал, свет, кажется, сошел с ума. Или же я сумасшедший? Что это за советники, заседающие в зале с Атласом? Почему они хотели отравить меня?
— Чтобы снова погрузить вас в сон, — ответил человек в желтом. — Чтобы устранить ваше вмешательство.
— Но для чего?
— Потому, сир, что вы и есть этот Атлас, — продолжал человек в желтом. — Мир держится на ваших плечах. Они правят им от вашего имени.
Гул в зале стих, и кто-то говорил речь. Но скоро раздался такой оглушающий взрыв ликующих криков и рукоплесканий, что все находившиеся в маленькой комнате принуждены были замолчать. Из хаоса криков вырывались отдельные резкие, звенящие голоса, звуковые волны сталкивались, сливаясь в гул, похожий на раскаты грома.
Грэхэм стоял, тщетно стараясь понять смысл того, что он только что слышал.
— Совет… Но кто этот Острог? — спросил он безучастно, вспомнив это поразившее его имя.
— Это организатор восстания. Наш предводитель — от вашего имени.
— От моего имени? Почему же его нет здесь?
— Он послал нас. Я его сводный брат, Линкольн. Он хочет, чтобы вы показались народу, а потом увиделись с ним. Сам он теперь занят в Управлении Ветряных Двигателей. Народ восстал.
— От вашего имени! — воскликнул юноша. — Они угнетали нас, подавляли, тиранили… Наконец-то…
— От моего имени! Мое имя — Правитель Земли?
В промежутке между взрывами гула послышался громкий, возмущенный голос; это говорил молодой человек с орлиным носом и пышными усами.
— Никто не ждал, что вы проснетесь. Никто не ожидал этого. Они хитры! Проклятые тираны! Но они были захвачены врасплох. Они не знали, что делать с вами, — отравить, загипнотизировать или просто убить.
Крики толпы перебили его.
— Острог готов ко всему. Он в Управлении Ветряных Двигателей. Есть известие, что борьба уже началась.
К Грэхэму подошел человек, назвавшийся Линкольном.
— Острог все учел! — воскликнул он. — Доверьтесь ему. У нас все подготовлено. Мы захватим все воздушные платформы. Быть может, это уже сделано. Тогда…
— Эта толпа, наполняющая театр, — кричал человек в желтом, — только частица наших сил! У нас пять мириад обученных людей.
— У нас есть оружие! — кричал Линкольн. — У нас есть план. Есть предводитель. Их полиция прогнана с улиц и собралась в… (Грэхэм не расслышал слова.) Теперь или никогда! Совет теряет почву под ногами… Он не доверяет даже своему регулярному войску…
— Слышите, что народ зовет вас!
Сознание Грэхэма походило на лунную облачную ночь — то просветлялось, то безнадежно затемнялось. Итак, он Правитель Земли, он, промокший до нитки от растаявшего снега. Больше всего поражал его этот антагонизм: с одной стороны, могущественный дисциплинированный Белый Совет, от которого ему с трудом удалось ускользнуть, с другой — чудовищные толпы, огромные массы рабочего народа, выкрикивающие его имя, называющие его Правителем Земли. Одна партия заключила его в тюрьму, осудила его на смерть. Другая — эти волнующиеся, кричащие тысячи людей — освободила его. Но отчего это все происходило, он не мог понять.
Дверь отворилась, и голос Линкольна потонул в гуле возмущенной толпы. Несколько человек подбежали к Грэхэму и Линкольну, бурно жестикулируя. Губы их шевелились, но не слышно было, что они говорят. «Покажите нам Спящего! Покажите нам Спящего!» — раздавались оглушительные крики. «Тише, к порядку!» — призывали другие.
Взглянув в открытую дверь, Грэхэм увидел огромный овальный зал и множество взволнованных лиц и протянутых рук. Мужчины и женщины махали синими платками. Многие стояли. Худощавый человек в рваной коричневой одежде вскочил на сиденье и махал черным плащом. В глазах девушки Грэхэм прочел ожидание. Чего хочет от него весь этот народ?
Разноголосый гул изменился, сделался мерным, ритмическим.
Грэхэм почувствовал себя лучше. Он точно преобразился, недавнего страха как не бывало. Он начал спрашивать, чего от него хотят.
Линкольн что-то кричал ему в ухо, но Грэхэм не слышал. Все остальные, кроме девушки, показывали на зал. Внезапно он понял, почему изменился гул. Толпа пела хором. Это было не только пение. Голоса стройно сливались и усиливались могучей волной органной музыки, в которой слышались раскаты труб, мерные шаги войска, шелест развевающихся знамен, звуки военного марша. Тысячи ног отбивали такт: трам, трам!
Его увлекли к двери. Он повиновался машинально. Музыка и пение захватили, воодушевили и вдохновили его. И вот перед ним зал, где развеваются в такт музыке знамена.
— Помахайте рукою! — кричит Линкольн. — Приветствуйте их!
— Подождите, — слышится чей-то голос с другой стороны, — он должен надеть это.
Чьи-то руки коснулись его шеи, задерживая его у входа, и вот плечи его окутала черная мантия, спадавшая мягкими складками. Высвободив руку, он следует за Линкольном. Рядом идет девушка в сером; лицо ее пылает, она взволнована. Оживленная, восторженная, она кажется ему воплощением гимна. Вот он снова стоит в нише. Могучая волна звуков оборвалась при его появлении и рассыпалась пеной нестройных приветствий. Направляемый Линкольном, он прошел через сцену и взглянул на толпу.