Необходима осторожность

Может быть, вам покажется неожиданной мысль, что метаморфоза, подобная метаморфозе лягушки, свойственна человеку в гораздо большей степени, чем большинству других сухопутных животных. Но не моя вина, что вы этого не знали. Я в меру своих слабых сил сделал все, чтобы помочь вам и всем нашим современникам выбраться из глухих дебрей устарелых, неправильных представлений, ложных понятий, самодовольной ограниченности и глубокого невежества, в которых мы так безнадежно запутались. Я боролся с классической школьной традицией, не жалея сил. Если мысль о метаморфозе представляет для вас нечто неожиданное, браните тех негодных шарлатанов, которые претендовали на роль ваших учителей. Если вам покажется необычным и ошеломляющим то, что здесь написано – здесь и дальше, в первой главе третьей книги, – это их вина. Некоторые из нас, кому посчастливилось хотя бы отчасти получить настоящее образование, старались восполнить пробелы в вашем. Мы составили и тщетно пробовали добиться введения в школьный обиход серии энциклопедических руководств, из которых самым важным для нашей темы является «Наука жизни» [5]. В последнем – однотомном – его издании обзор достижений в этой области доведен до 1938 года. Вам необходимо прочесть эту книгу от доски до доски, так как без этого нельзя понять того, что делается вокруг нас, и быть на высоте современных, гигантски возросших требований жизни.
Но для наших непосредственных задач достаточно будет познакомиться с диаграммой и текстом к ней, которые я заимствовал из одной статьи д-ра У.Дж.Грегори, помещенной в «Трудах Американского философского общества». Вы найдете все это в конце книги, в «Приложении». Если вы познакомитесь с этой диаграммой, а также с другой, которая помещена перед ней и представляет собой итог всех наших сведений об эволюции плацентарных млекопитающих, вам станет понятным все, что я говорю здесь о метаморфозе человека и что буду говорить дальше, в книге третьей, о крайне низкой ступени, занимаемой Homonid'ами на лестнице бытия. В противном случае вы не поймете, до какой степени низко помещается Эдвард-Альберт на этой лестнице. Вы можете сопоставить данные д-ра Грегори со статьями «Приматы» и «Полуобезьяны» в энциклопедии. Вы можете, если угодно, дополнить сообщаемые д-ром Грегори сведения, ознакомившись в любом зоопарке с маленьким существом из семейства лемуров, так называемым Tarsier Spectrum, или с его чучелом в зоомузее. Он – обитатель Малайи, и в его движениях и взгляде есть что-то напоминающее нашего Эдварда-Альберта; это маленький, хвостатый, ведущий ночной образ жизни, покрытый шерстью и очень пугливый Эдвард-Альберт. Между прочим, один из его ископаемых родственников эпохи эоцена, судя по костям, был так похож на человека, что его окрестили Tetonius homunculus – первичным человечком (Strubei). Он гораздо ближе к вашему непосредственному предку, чем эта страшная особа – великолепная черная горилла. Он был очень близок к нашему предку и к предкам всех простых и человекообразных обезьян; но в то время как они ответвились от нашего родословного древа, стали развиваться в особом направлении, без всякой возможности вернуться вспять, и сделались нашими родственниками в разной степени родства, подотряд полуобезьян стал развиваться прямо в сторону Hominid'ов и в нашу.
После всех этих объяснений, в которых не должно было быть никакой надобности, вы, возможно, поймете, почему я хочу настаивать на замене видового названия Homo sapiens более скромным Homo Тьюлер. Мне очень жаль, если для вас окажется не совсем легко воспринять ход моей мысли. Я не стану порицать вас за это, но посочувствую вам. Вы невинная жертва своего воспитания.
Все вышеизложенное – вовсе не отклонение от темы. Я дал обещание писать о Тьюлере и пишу о Тьюлере. Но я должен был указать место, занимаемое им в мироздании. Место, которое вместе с ним занимаем и мы. Я хочу рассказать вам все, что мне известно о Тьюлере, я буду анатомировать и доказывать на живом материале, но будь я проклят на все те немногие годы, которые мне еще осталось прожить, если я соглашусь написать хоть одну оппортунистическую или компромиссную строчку о нашем происхождении в угоду всем Тьюлерам в мире. Мы – низкая, отсталая порода. Трудно найти в зоопарке четвероногое, которое было бы столь же дурно организовано, слабо развито, незаконченно и неполноценно, как мы. Пойдите посмотрите, например, как грациозны и совершенны тигр, газель или тюлень.
По мере развития метаморфозы Эдварда-Альберта в его внутренний мир все глубже вторгались две группы вопросов. Перед ним все ясней вырисовывалась необходимость готовиться к тому, чтобы, как говорится, зарабатывать на жизнь, и в то же время над ним все сильней нависал и охватывал его комплекс влечений, страхов, запретов и торможений, связанных с тем напором пола и половым опытом, которого с такой тревогой ожидала его мать. Займемся сперва менее сложным из этих двух моментов.
 
4. Наследие феодализма?
«Зарабатывать на жизнь». Эта формула стала звучать для него неясной угрозой еще до того, как умерла его мать.
– Тебе ведь придется зарабатывать себе на жизнь, когда меня не будет, – говорила она ему всякий раз, когда он приставал к ней, заставляя ее решать за него задачей.
Мысль об уроках, достаточно неприятная сама по себе, даже когда имеешь мать, на которую можно свалить их, не становилась привлекательнее от того, что к ней примешивалась мысль о необходимости зарабатывать Да жизнь, когда матери уже не будет. Он старался, Пока возможно, не думать об этом.
Англичанин Джордж Оруэлл, троцкистский журналист с огромными ногами, очень храбро сражавшийся в Испании, произвел недавно обследование литературы, поглощаемой английскими и американскими юношами и девушками накануне их превращения из головастика в лягушку. На основе своего материала он сделал ряд обобщений, которые я уже отчасти позабыл, – так что, мне кажется, с моей стороны не будет нарушением обязательства не допускать в этой книге никаких идей, если я приведу одно его замечание, которое застряло у меня в памяти. Между тем оно сильно облегчит правильное представление о том фоне, на котором протекало отрочество Эдварда-Альберта.
Оруэлл утверждает, что, судя по этой литературе, как в вопросах пола, так и в вопросах выбора профессии либо американская молодежь отличается преждевременным развитием, либо английская – известной отсталостью. Отсталость эта имеет свои преимущества. Благодаря более позднему пробуждению интересов зрелого возраста английские юноши и девушки могут отдавать больше душевных сил учению, а потому они более уравновешенны и больше успевают в школьных занятиях, чем их американские сверстники. Этого нельзя объяснить сколько-нибудь существенными расовыми различиями. У населения Англии кровь едва ли чище, чем у населения Америки. В чем же причина?
Я много думал над этим вопросом – вовсе не для того, чтобы распространяться на эту тему в данной книге, а просто для себя. И вдруг мне стало ясно, что, хотя Эдвард-Альберт родился в глухом переулке Кэмден-тауна, в той человеческой плавильне, которая называется Лондоном, отец и мать его, как и их предки, жили в феодальном мире, том феодальном мире, от чьих, пусть даже слабых, пут тринадцать колоний окончательно и бесповоротно избавились полтора столетия назад. Все, что американский читатель найдет странного в моем герое, объясняется именно этой разницей. Феодальный мир! Я нашел ключ. При этих словах все обобщения улетучиваются и факты вновь вступают в силу.
Мать м-сс Тьюлер была уроженкой одного из центральных графств; она родилась под сенью помещичьего дома и получила, так сказать, вполне феодальное воспитание. Баптистские связи объяснялись тем, что Воробышек происходил из баптистской семьи, принадлежавшей к местной общине Кэмден-тауна. Там был приобщен к тайнам религии его дед, но сам Воробышек так и не изведал благодати крещения, и супруги, вероятно, причалили бы опять к англиканской церкви, если бы не его явная неспособность находить нужное место в молитвеннике. Жена чувствовала неловкость за него. С баптистами было проще.