Дикая магия
Занятия с колдуном были для него и благом, и проклятием, ибо, когда он наконец смирился с тем, что на самом деле обладает некоей силой, неким оккультным талантом, который со временем, если он научится им управлять, сослужит ему хорошую службу в стычке с Рхыфамуном в царстве эфира, он начал чуть-чуть понимать безграничность этого другого мира. До сих пор он преследовал колдуна в физическом плане. Он считал, что ему и его товарищам предстоит догнать Рхыфамуна и сразиться с ним на клинках. Теперь же, по мере того как знания его расширялись, он начал понимать, что Рхыфамун — его суть, его душа — существует в физическом смысле только благодаря украденному телу. Теперь он понял, что ему и его товарищам — ибо предсказания, кои свели их вместе, оставались в силе — предстоит встретиться с колдуном на другом уровне. За долгие века тёмных деяний Рхыфамун превратился в существо, состоящее почти полностью из эфирной энергии, злая сила его росла по мере того, как он приближался к Фарну. Каландрилл вообще начал сомневаться в возможности победы клинка над этой угрозой.
Это своё сомнение, как и некоторые другие, он сформулировал Очену.
Небо темнело, быстро убывающая луна поднялась над ломаной линией низких холмов. На землю опустилась летняя прохлада. Они, по своему обычаю, накинув одеяла, сидели на некотором удалении от остальных. Вокруг поднимался лес: начинающие желтеть листья шуршали на лёгком северном ветерке. Колодцы более не отмечали их дневной путь — в них просто отпала необходимость: со склонов холмов, весело журча, стекали ручейки, сливавшиеся в реки. Чазали, опасаясь нападения тенсаев, усилил ночные караулы, и перед каждой ночёвкой сумерки наполнялись крепким запахом миндаля — Очен оберегал их своим колдовством. Утром они войдут в деревню, в поселение гетту, где узнают новости о войне и о передвижениях преступников. Но это пока не особенно заботило Каландрилла. Он говорил с серебристоволосым магом о своих сомнениях.
— Его можно убить, — сказал Очен, — можешь в этом не сомневаться, ибо нет по-настоящему бессмертного человека, а некая часть Рхыфамуна все же живёт в нашем мире. Будь это по-другому, он стал бы призраком.
— И все же он намного пережил отведённые ему годы, — настаивал Каландрилл. — Ежели — не обижайся, я не хочу тебя обидеть — ваше представление о загробной жизни верно, то он уже должен быть в Заджанме, где кончается всякая жизнь. По вашим поверьям, он, видимо, сбежал оттуда.
— Возможно. Молодые боги тоже ведь могут ошибаться — Очен не обиделся на слова Каландрилла и даже рассмеялся. — Если бы они никогда не ошибались, то не было бы среди нас места Рхыфамуну. Хоруль и его божественные братья и сестры устроили бы мир по своему разумению, если бы могли. И тогда никто бы не угрожал их господству. Но реальность другая. По моему разумению, боги подчиняются определённому стоящему выше их порядку, природа коего мне не понятна. Бураш и Дера рассказывали вам о неком замысле, каковой они изменить не в силах. По моему разумению, Молодые боги нуждаются в людях, как люди нуждаются в них. Видимо, Ил и Кита, а возможно, и силы, стоящие над ними, оставили после себя нечто, что не дано изменить ни человеку, ни богу.
— И? — настаивал Каландрилл.
— Видимо, Рхыфамун приобрёл некие знания, кои позволили ему стряхнуть с себя узы, окутывающие душу в Заджанме, — пояснил Очен. — Он… как бы это сказать?., свободный дух, он не подчиняется порядку, лежащему на нашем существовании, он не подчиняется самим богам, он вернулся из Заджанмы не как дух, не как возрождённая душа, посланная Хорулем, а по собственной воле, отвергая моего и ваших богов, а это, безусловно, богопротивно.
— В этом мы согласны, — сказал Каландрилл. — Но меня интересует метафизическая сторона дела, и я вновь задаю тебе вопрос: может ли его победить сталь?
Очен подумал с мгновение и сказал:
— Я полагаю, что если тебе удастся вонзить кинжал в его человеческую оболочку, то да, ты её убьёшь. Клинок, освящённый Дерой, обладает достаточной силой, дабы отправить его душу назад в эфир, где она будет шарахаться из стороны в сторону во веки веков. Если…
Он замолчал. Каландрилл воскликнул:
— Если?..
— Если он не обладает такой силой, коя поможет ему вернуться на землю, — пояснил Очен.
— Дера! — воскликнул Каландрилл, воздев к небу сжатые в кулаки руки. — Ты хочешь сказать, — хриплым голосом продолжал он, — что он бессмертен, что, даже убитый, он вернётся на землю и будет вечно угрожать людям?
— Зло вечно, — сказал Очен. — Но ежели удастся убить его физическую оболочку, то та часть его, коя останется жить, может быть выслежена в эфире и уничтожена. Как ты не поймёшь? Сила его — его же слабость. Он жаждет власти над смертными. Что, если не она, заставляет его пробудить Безумного бога? Он мечтает встать по правую руку от Фарна, жаждет стать его вечным помощником. Он слишком любит жизнь, чтобы распрощаться с ней. Зачем ещё продлевает он своё существование? Он не в силах отречься от своей власти в мире людей.
В этом его слабость — в любви к плотскому существованию: он никак не может покинуть этот мир, никак. Ежели удастся отделить его душу от плоти, то он сильно ослабеет. Да, верно, я знаю, он существует уже много веков, и уничтожить его чрезвычайно трудно, но возможно.
— Но, дабы достичь этой победы, надо остановить его до того, как он пройдёт через ворота Анвар-тенга? — осторожно предположил Каландрилл, все ещё во власти сомнений. — Или до того, как он пересечёт Боррхун-Мадж, разве не так? Если я правильно тебя понял, то, для того чтобы взять над ним верх, мы должны отобрать у него «Заветную книгу», прежде чем он пройдёт через ворота в опочивальню Фарна. А дабы отобрать у него «Заветную книгу», его прежде необходимо убить.
— Истинно, — согласился Очен с загадочным в лунном свете лицом. — Ты все правильно изложил. Ты хорошо усвоил мои уроки.
Каландрилл коротко благодарно кивнул и сказал:
— Все, чему ты меня учишь, предназначено для того, чтобы оградить меня. А ежели все предсказания верны, то Рхыфамуну должны противостоять трое — Брахт и Катя должны быть рядом. Что оградит их, если нам придётся идти за Боррхун-Мадж?
Очен золотистыми ногтями погладил длинные усы, дёрнул себя за бороду и медленно проговорил: г
— Этого я не ведаю.
— Не ведаешь?
Вазирь слегка покачал головой.
— Как и то, выживут ли они?
Вазирь опять отрицательно мотнул головой.
Поражённый, Каландрилл во все глаза смотрел на своего наставника; ему хотелось кричать и спорить, но он взял себя в руки, заставил себя думать спокойно, и когда вновь заговорил, то с удовольствием отметил, что голос его звучит ровно:
— Ты должен обучить их тому же, чему учишь меня; ты должен дать им хоть какую-то защиту.
— Если бы такое было возможно, ты думаешь, я бы этого не сделал? — спросил вазирь. — Но я не могу, ибо нет у них твоего таланта. Подобной силой обладаешь только ты.
— Значит, я один должен это сделать, — заключил Каландрилл.
— Я полагаю, что замысел здесь другой, — возразил Очен. — Суть его выше моего понимания, но задача сия приписана вам троим. Замысел сей может быть нарушен в любой момент, это верно. Вы можете повернуть назад, уйти…
Каландрилл сердитым жестом заставил его замолчать:
— Нет, я даже мысли такой не допускаю. И мои товарищи тоже.
— В таком случае ни и у тебя, ни у меня нет выбора, — сказал Очен, — не правда ли?
— Но ты говоришь, что они обречены, — со вздохом заметил Каландрилл.
— Я лишь сказал, что остановить Рхыфамуна и не позволить пробудиться Фарну можете только вы втроём, все вместе. Возможно… — он на мгновение помолчал, пожёвывая кончики усов, — возможно, Ценнайра тоже к вам присоединится.
— Нет! — громко воскликнул Каландрилл, но тут же, хотя и не без труда, взял себя в руки. — Ей нет в этом деле места, если не считать того, что она видела Рхыфамуна в лицо. И ежели мы остановим его до того, как он перейдёт в другой мир, тогда разговор наш теряет всякий смысл. Тогда нам вообще незачем ходить в эфир.