Дикая магия

Эти слова вселили в неё надежду, и она улыбнулась.
— Боюсь, сюда меня привёл несчастный случай. Как бы то ни было, я вам помогу.
— Отлично сказано! — захлопал в ладоши Каландрилл.
Катя, сидевшая с другой стороны костра, улыбнулась. Брахт молча кивнул и предложил отправиться спать, выставив охрану против тех самых бандитов, которых выдумала Ценнайра.
Первой дежурила Катя. Каландрилл — за ней. Небо переливалось звёздами, и лишь далёкий вой охотившихся в траве диких собак нарушал ночную тишину. Было уже по-летнему тепло. Каландрилл взял лук, вышел из круга света и присел на корточки в темноте. Перед глазами его стояло лицо Ценнайры.
Мириады пташек, обитавших в этой земле, объявили о наступлении рассвета. Исполнив приветственный хор нарождающемуся дню, они перешли каждая на свой мотив. Небо на востоке начало медленно сереть, а затем засинело в вырвавшихся из-под края земли сверкающих лучах. Лёгкие перистые облака походили на воздушные островки в безграничном море. Каландрилл поднялся на ноги, стряхнул с одеяла влагу, собрал с травы росу и протёр лицо. Затем достал из перемётной сумы расчёску и зеркало. Брахт уже сидел Н а корточках у огня, колдуя над завтраком. Он с усмешкой взглянул на Каландрилла.
— Красив как принц. Она не устоит, — пробормотал керниец, словно разговаривал с собой, и Каландрилл неуверенно улыбнулся — давно он уже так не заботился о своём внешнем виде.
Проснулись Катя с Ценнайрой и отошли в сторону для утренних омовений: Ценнайра старалась казаться неуклюжей. Каландрилл все равно смотрел на неё во все глаза.
Когда девушки вернулись к костру, Ценнайра уже выглядела вполне бодрой. Это потому, что теперь она не одна, решил про себя Каландрилл. Понимает ли она всю важность испытания, коему себя подвергает? Он поторопился отогнать от себя эту мысль. Зачем себя мучить, если выхода все равно нет?
Со своей стороны Ценнайра разыграла здоровый аппетит и с удовольствием выпила похлёбку, сваренную Брахтом. Скромно улыбнулась Каландриллу и послушно кивнула, когда керниец сказал, что она поедет с ним.
— Мой вороной самый сильный, — пояснил Брахт. — У него крепкие ноги. А Дагган-Вхе временами очень крут и узок. Держись за меня покрепче, а если боишься высоты, то закрой глаза.
— Хорошо, — пообещала она.
Каландриллу вовсе не понравилось, что Брахт распоряжается девушкой, как своей собственностью, но он тут же отругал себя за глупость. Брахт совершенно прав, так безопаснее и быстрее. Каландрилл подавил приступ ревности, но не мог не пожалеть о том, что руки её будут обнимать Брахта.
Они закончили завтрак, затушили огонь и оседлали лошадей. Каландрилл галантно помог Ценнайре забраться на вороного, и от её прикосновения у него опять закружилась голова — кожа у неё была мягкой и гладкой. Она поблагодарила, и Каландрилл поклонился, как когда-то при дворе Секки. Заметив на себе насмешливо-задумчивый взгляд Кати, он покраснел и вскочил в седло.
— Кто впереди? — спросил Каландрилл, думая о том, что Рхыфамун мог оставить за собой колдовских стражей. — Он мог устроить засаду.
— В Кандахаре Аномиус ослаб от слишком частого использования колдовства, — возразил Брахт. — Ты думаешь, Рхыфамуну это не грозит?
— Но Аномиусу все же достало сил создать великана, а Рхыфамун во много раз его сильнее. — Каландрилл поравнялся с керниицем и дотронулся рукой до рукоятки меча. — У меня есть меч. Так что лучше впереди пойти мне.
Брахт пожал плечами.
— Будь по-твоему, — сказал он так, словно понимал, что Каландриллу надо произвести впечатление на Ценнайру. — Только поосторожнее.
Каландрилл кивнул, повернул коня к оврагу и ступил в тень, где начиналась почти отвесная тропа.
Кесс-Имбрун производил жуткое впечатление. Особенно теперь, когда Каландрилл ступил на тропу. Впечатление было такое, будто он стоит на краю света, а под ним зияет бесконечная пустота. Справа от него скала резко уходила вниз. Отвесные стены и массивные хребты представляли собой настоящий лабиринт; каньоны хаотически падали вниз, закрывая собой реку на дне. Вдали скалы скрывались за синеватой дымкой. Птицы висели в потоках воздуха, создавая впечатление, будто небо прямо под ним. Гнедой его заволновался, чувствуя состояние всадника, и он направил его влево, ближе к стороне оврага. Позади раздался цокот копыт по камням.
— В чем дело? — крикнул Брахт.
Каландрилл откашлялся: от такой высоты у него перехватило дыхание.
— Все в порядке, — ответил он. — Можно спускаться. Вот только это место…
Он подстегнул коня. Брахт и Катя последовали за ним. Оказавшись на тропе, Ценнайра вскрикнула. У Кати перехватило дыхание.
— Это самый широкий участок, — как ни в чем не бывало сказал Брахт. — Ниже тропа сужается.
Тропинка, на которую ступил конь Каландрилла, была настолько узкой, что юноша ехал, сжимая зубы до боли в челюстях. Слева зиял обрыв. Рядом, пристально вглядываясь в него жёлтыми немигающими глазами, кружил орёл. Поднимающееся солнце залило расселину светом, переливаясь на отвесных стенах красным, коричневым и жёлтым. Свет проникал все ниже и ниже и наконец высветил далёкую голубую нитку реки. Каландрилл тут же усомнился, что когда-нибудь до неё доберётся. А уж о том, что потом надо подниматься, он предпочитал и не думать.
Петляя по узкой тропинке, они спускались все ниже и ниже. Местами им приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Все молчали, поражённые бездонной глубиной Кесс-Имбруна.
Свет ослабевал. Позади поползли длинные тени. Воздух колебался под лучами солнца, достигшего западного горизонта.
— Остановимся на ближайшем расширении, — сказал Брахт. — В темноте нам не спуститься.
Место для ночёвки они нашли за ближайшим отрогом. Тропинка и здесь была узкой, но расширялась настолько, что для них всех, включая и лошадей, хватило места.
— Здесь? — спросил Каландрилл и с облегчением вздохнул, когда керниец кивнул.
Площадка была словно выложена по периметру камнями. Унылое место, лишённое всякой растительности и воды, но для ночёвки вряд ли здесь можно было найти что-то лучше. А сумерки быстро сгущались, солнце уже опускалось за западные скалы.
— Придётся ночевать без костра, — заметил Брахт, вытаскивая конские путы.
Каландрилл кивнул, стреноживая мерина, и спросил:
— С лошадьми ничего не случится?
— Будем надеяться, — ответил керниец, заглядывая за дальний выступ скалы, где уже собирались тени.
Каландрилл тоже подошёл, но, кроме темнеющих, цвета высохшей крови, скал, ничего не увидел в наступающей ночи. Катя разложила одеяла и накидки, и они уселись между лошадьми и обрывом.
— Вану такая же? — спросил Брахт.
— Отчасти, — сказала Катя, откидывая с лица прядь волос, переливавшихся в опускающейся ночи как старинное серебро. — Я видела подобные тропинки, но у нас горы выше. А тропинки — шире.
— Ахрд! С меня теперь гор хватит на всю жизнь, — грустно, но с усмешкой пробормотал Брахт.
— Ничего, они тебе понравятся, — усмехнулась Катя и кивнула в сторону расселины.
— Только бы добраться до Джессеринской равнины, — улыбнулся ей в ответ Брахт.
Каландрилл вытаскивал продукты. Ценнайра подошла к нему и спросила:
— Тебе помочь?
Он передал ей сухое мясо.
— Возьми, — сказал он, вздрагивая от прикосновения её рук и безуспешно пытаясь скрыть смущение. — На большее сегодня рассчитывать не приходится.
Ценнайра кивнула, понимая и без сверхъестественных способностей, что её присутствие возбуждает его, но продолжая играть роль скромной девушки. Если он её полюбит, то пусть это случится само по себе, постепенно, без усилий с её стороны. Заманить его в свои сети будет проще простого — не раз она прибегала к своим чарам, — но лучше не делать этого в присутствии двух свидетелей. Брахт явно ей не доверяет, а Катя… Катя вообще сбивает её с толку. Хотя явного неудовольствия вануйка не выказала и даже поддержала решение о включении её в компанию, однако она многого не договаривала. Ценнайра улыбнулась, взяла мясо и отошла.