Синий рыцарь
– Это ложь. Он трезв. Так же трезв, как и ты.
– Ошибаешься, Марвин, – ответил я, – он напился в общественном месте и не в состоянии отвечать за свои поступки. Я вынужден арестовать ради его же защиты. Он просто должен быть пьяным, чтобы мог произнести то, что сказал мне, разве ты не согласен? А если ты не будешь вести себя поосторожнее, я могу подумать, что ты хочешь мне помешать его арестовать. Ты ведь не хочешь попробовать помешать мне его арестовать, верно, Марвин?
– Мы еще доберемся до тебя, Морган, – беспомощно прошипел Марвин. – Когда-нибудь мы доберемся до твоей работенки.
– Если вы, подонки, сможете заполучить мою работу, то она мне будет не нужна, – ответил я, успокаиваясь: дело уже было сделано.
Когда я вывел парня на солнечный свет и более или менее свежий лос-анджелесский воздух, он показался мне таким уж наклюкавшимся, как в «Драконе».
– Я не пьян, – повторял он всю дорогу к «Теплице», стряхивая с лица рывком головы копну светлых волос, потому что руки у него были скованы за спиной. «Теплицей» народ называет главное здание полиции, потому что на вид оно – сплошные окна.
– Тебя до тюрьмы языкдовел, мальчик, – отозвался я, раскуривая сигару.
– Вы не можете посадить трезвого человека в тюрьму под видом пьяного только потому, что он назвал вас свиньей, – заявил парень. По его речи и внешности я предположил, что он студент из «верхнего среднего класса», по какой-то извращенной прихоти забредший в окраинный кабак, набитый всякой сволотой, да и сам он, наверное, немалая скотина.
– В тюрягу за длинный язык попадает куда больше парней, чем за все остальное.
– Я требую адвоката.
– Вызовешь, как только тебя зарегистрируют.
– Я вызову тех людей в суд. Они подтвердят, что я был трезв. Я подам на вас иск за незаконный арест.
– Ничего у тебя не выйдет, малыш. На меня уже раз десять подавали в суд. К тому же эти поганцы из «Дракона» все равно не придут вовремя в суд, даже если ты им каждому подаришь по ящику будильников.
– Но разве вы сможете зарегистрировать меня как пьяного? Неужели вы готовы поклясться перед Богом, что я пьян?
– У меня на участке Бога нет, а в «Розовый дракон» он в любом случае никогда не заглядывает. Да и решения Верховного суда Соединенных Штатов здесь не очень-то и работают. Так что, видишь ли, парень, я был вынужден написать свои собственные законы, а ты в кабаке нарушил один из них. Мне лишь осталось признать тебя виновным в неуважении к полицейскому.
5
Зарегистрировав арест парня в полиции, я не знал, чем мне заняться. У меня вдруг появилось угнетающее чувство опустошенности. Я снова подумал о гостиничном взломщике, но понял, что сейчас мне лень им заниматься. И все из-за ощущения пустоты. Когда я свернул на Фугуероа, то уже погрузился в меланхолию. Возле телефона-автомата я увидел букмекера-почтовика по имени Зут Лафферти. Обычно он работал в районе Мейн-стрит, потом перебрался на Бродвей, а теперь и на Фугуероа. Если бы удалось заставить его перебраться на квартал поближе к Портовому шоссе, подумал я, находясь в настроении, когда готов кого-нибудь убить, то, может, я смог бы спихнуть сукиного сына через эстакаду.
Лафферти работал с обитающими в этих районах бизнесменами, принимал ставки и записывал их на внутренней стороне конверта со своим обратным адресом и маркой. Он всегда держался неподалеку от почтового ящика и уличной телефонной будки. Если он видел кого-нибудь, кто казался ему сотрудником полиции в штатском, то тут же мчался к почтовому ящику и бросал в него письмо. Таким образом он избавлялся от улик в своей деятельности – никто уже не мог у него обнаружить записи ставок или списки должников. На следующий день он получал по почте перечень сделанных ставок и в тот же день успевал собрать деньги и расплатиться. Как и все букмекеры, он панически боялся полицейских в штатском, но игнорировал полицейских в форме.
И поэтому, в один прекрасный день проезжая мимо, я резко нажал на тормоза, выскочил из своей черно-белой и успел ухватить Зута за тощую задницу раньше, чем он добрался до почтового ящика. Мне удалось заловить его с поличным, и ему предъявили обвинение в уголовно наказуемом букмекерстве. Я добился для него обвинительного приговора в Верховном суде после того, как убедил судью, что из достоверных источников имел информацию о том, чем занимается Зут. И это была правда. Но в том, что я спрятался за кустом возле телефонной будки и подслушал, как он принимает ставки по телефону, уже была ложь. Однако судью я убедил, а это самое главное. Зут заплатил штраф в двести пятьдесят долларов и получил год испытательного срока, и в тот же самый день перебрался с моего участка сюда, на Фугуероа, где возле телефонной будки не было куста.
Когда я проезжал мимо Зута, он помахал мне рукой, улыбнулся и встал поближе к почтовому ящику. Я призадумался, нельзя ли привлечь на помощь специальных агентов почтового ведомства и покончить с этим безобразием, но тут же понял, что будет чертовски трудно и усилия просто не оправдаются. Не так уж просто сунуть нос в чью-то почту. Когда я взглянул в последний раз на его гнусную рожу, мое скверное настроение стало еще паршивей. Могу поспорить на что угодно, подумал я, но когда я уйду, ни один полицейский в форме не станет с ним связываться.
Потом я начал думать о букмекерстве в целом и разъярился еще больше, потому что это был такой вид преступлений, против которого я ничего не мог поделать. Я видел, какой с него снимают урожай прибылей, видел, кто этим занимается, многих знал, и все же ничего не мог сделать, потому что они очень хорошо организованы и их оружие намного сильнее моего. Доходы с букмекерства были настолько велики, что они могли вкладывать их в полулегальный бизнес и при этом вытеснять из него соперников, их постоянно подпитывал поток незаконных прибылей, которых не было у законно действующих конкурентов. К тому же они были грубы и безжалостны и знали разные способы, как обескуражить соперников. Мне всегда хотелось взять кого-нибудь из них за шиворот, скажем, Реда Скаллоту, чье состояние, по слухам, даже не поддавалось оценке. Я думал об этом и о том, как меня бесит, когда я вижу в кино симпатичного букмекера типа Деймона Раньо. Потом подумал об Энджи Капуто, с мрачным удовольствием представил себе его облик и вспомнил, как другой старый участковый Сэм Гиральди взял его в оборот. После того, что сделал с ним Сэм, Энджи уже никогда не удалось реализовать свой потенциал мошенника.
Сэма Гиральди уже нет. Он умер в прошлом году, прожив лишь четырнадцать месяцев после выхода в отставку и отслужив двадцать лет. Ему было всего сорок четыре, когда его прикончил сердечный приступ – профессиональная болезнь полицейских. А куда нам деваться от сердечных приступов при нашей работе, когда ты то отсиживаешь задницу за долгие часы, то резко приходишь в движение и действуешь на пределе сил. Особенно если вспомнить, что многие из нас с возрастом сильно толстеют.
Сэму было тридцать семь, когда он доконал Энджи Капуто, но уже тогда Сэм выглядел лет на десять старше. Он был не очень высок, но с мощными плечами и мясистым лицом, а руки у него были крупнее моих и покрыты вздувшимися венами. Он неплохо играл в гандбол. Тело у него было крепкое, словно налитой весенними соками ствол дерева. Многие годы он проработал сотрудником в штатском, но потом снова надел форму. Участок Сэма был в Альварадо, а у меня – в пригороде, и время от времени то он заезжал ко мне на участок, то я к нему. Мы вместе обедали, говорили о всякой всячине или о бейсболе, который я любил, а он просто обожал. Иногда, если мы обедали в каком-нибудь из его любимых заведений в Альварадо, я немного прогуливался с ним, и несколько раз мы с ним вместе даже сделали неплохие аресты. А с Энджи Капуто я впервые повстречался чудесным летним вечером, когда в парке Макартура веял ветерок с залива.
Мне тогда показалось, что с Сэмом что-то произошло. Лицо его внезапно, как от удара, изменилось, и он сказал: