Злой гений Нью-Йорка-Дело Епископа]
— Что же сказал врач?
— Только то, что это похоже на несчастный случай, и что уже прошло десять часов с момента смерти.
Ванс спросил:
— Говорил он о проломленном черепе?
— Он говорил, собственно, что череп проломлен, как у Робина и Спригга.
— Несомненно. Техника убийцы проста. Он наносит своим жертвам удар по черепу, оглушает или убивает их, а потом придаёт им положения, соответствующие той роли, которая им назначалась в этой гнусной игре. Друккер, вероятно, стоял у края и смотрел вниз. Был туман, и он неясно видел окружающее, вдруг удар по голове, и Друккер бесшумно валится через парапет.
— Меня злит, — сердито сказал Хэс, — что наблюдатель Гилфойл, поставленный мною позади дома Друккера, не донёс мне, что Друккера всю ночь не было дома. Как вы полагаете, сэр, не лучше ли нам сейчас же поговорить с ним?
Маркхэм согласился. Хэс отдал приказ по телефону, и через десять минут явился Гилфойл. Хэс набросился на него, как только он вошёл.
— В котором часу Друккер ушёл из дому вчера вечером?
— Около восьми, сейчас же после обеда.
— Куда он пошёл?
Он вышел через заднюю дверь, прошёл по стрельбищу и через стрелковую комнату вошёл в дом Дилларда.
— Просто посидеть?
— Как будто так, сержант. Он проводит много времени у Дилларда.
— А в котором часу он вернулся?
Гилфойл беспокойно задвигался.
— Похоже на то, что он совсем не возвращался, сержант.
— Не возвращался? — жёлчно переспросил Хэс. — После того, как он сломал себе шею, конечно, ему было не до возвращения домой!
— Я хотел сказать, сержант…
— Вы хотите сказать, что Друккер, с которого вы не должны были спускать глаз, отправился в восемь часов к Дилларду, а вы уселись в беседке и задремали… В котором же часу вы проснулись?
Гилфойл вспыхнул.
— Я не спал всю ночь. То, что я не видел, как этот молодец вернулся домой, не значит, что я не караулил.
— Почему же вы не позвонили мне, что он развлекается где-то в городе?
— Я думал, что он вернулся через парадную дверь.
— Слишком много думаете, мозг-то у вас не очень утомлён?
— Послушайте, сержант, мне ведь не было приказано ходить следом за Друккером. Вы велели мне караулить дом и следить, кто в него входит и выходит, а при малейшем шуме вломиться в дом. Друккер ушёл к Диллардам в восемь часов, и я не сводил глаз с окон его дома. Около девяти часов кухарка идёт наверх и зажигает свет в своей комнате. Через полчаса свет гаснет. Потом около десяти часов свет появляется в комнате Друккера…
— Что такое?
— Да вы же слышите! В десять часов в комнате Друккера зажигается свет, и я вижу движущуюся тень. Спрашиваю вас, сержант, вы не были бы уверены, что Горбун вернулся домой через парадную дверь?
— Может быть, — согласился Хэс. — А вы уверены, что это было в десять часов?
— Я не смотрел на часы, но уверен, что это было около десяти часов.
— А когда свет погас в комнате Друккера?
— Он горел всю ночь. Друккер ведь не обращает внимания на время; уже два раза у него и раньше был свет до утра.
— Это понятно, — раздался ленивый голос Ванса. — Вчера он решал трудную задачу. Но скажите, а в комнате миссис Друккер тоже был свет?
— Как всегда. Старая дама на всю ночь оставляет свет в своей комнате.
— Кто-нибудь наблюдал за парадной дверью Друккера сегодня ночью? — спросил Маркхэм.
— Только до шести часов. Наш человек следит за домом Друккера весь день, но он оканчивает дежурство в шесть часов, когда Гилфойл становится на свой пост за домом.
— А на каком расстоянии от двери в переулок вы стояли ночью? — спросил Ванс.
— Может быть, на расстоянии сорока или пятидесяти футов.
— И между вами и переулком была железная решётка и ветви деревьев?
— Да, сэр. Вид был несколько закрыт, если вы на это намекаете.
— Возможно ли из дома Дилларда выйти и вернуться через эту дверь так, чтобы вы не заметили?
— Может быть, сэр, — согласился сыщик, — особенно, если малый не хотел, чтобы я его видел. Было туманно и темно, шум с Риверсайдской аллеи заглушал его шаги, если он был достаточно осторожен.
Когда Гилфойл был отпущен, Ванс дал выход своему недоумению.
— Дьявольски сложная ситуация. Друккер зашёл к Диллардам в восемь часов, а в десять был сброшен со стены. Записка, принесённая Кинаном, была проштемпелёвана в одиннадцать часов вечера, значит, она была отпечатана до преступления. Епископ заранее обдумал свою комедию и приготовил заметку в газеты. Поразительная дерзость! Возможно только одно допущение: убийца в точности знал все, что касалось Друккера, знал даже то, что произойдёт между восемью и девятью часами вечера.
— Насколько я понял, — сказал Маркхэм, — твоя теория заключается в том, что убийца вошёл и вышел через переулок между большими домами!
— У меня нет никакой теории. Я спросил о переулке, чтобы убедиться, что никто не проходил через него в парк, кроме Друккера. В таком случае навязывается гипотеза, что убийца прошёл в парк по этому переулку и таким образом ускользнул от наблюдения.
— Если этот путь был доступен для убийцы, то совершенно неважно, кого видели вместе с Друккером, — мрачно заметил Маркхэм.
— Совершенно верно. Тот, кто инсценировал этот фарс, мог смело войти в парк на глазах у сыщика или тихонько пробраться туда через переулок.
— Но что меня особенно сбивает с толку, — продолжал Ванс, — это свет в комнате Друккера в течение всей ночи. Он загорелся почти в то мгновение, кода бедный малый упал в пропасть. Гилфойл говорил ещё, что он видел ночью тень. — Он остановился. — Вы, вероятно, знаете, сержант, был ли ключ от парадной двери в кармане у Друккера, когда его нашли?
— Не знаю, но сейчас же могу узнать. — И он заговорил во телефону. Через несколько минут он повесил трубку. — Никакого ключа при нем не найдено.
Ванс сильно затянулся и медленно выпустил дым.
— Я начинаю думать, что Епископ стянул ключ у Друккера и ночью, после убийства, проник в его комнату. Невероятно, но все допустимо в этом фантастическом деле. Думаю, что когда мы узнаем мотивы этих убийств, мы поймём и причину ночного визита.
Маркхэм вынул шляпу из шкафа.
— Пойдёмте туда.
Но Ванс не двинулся с места.
— Знаешь, Маркхэм, мне кажется, что следует прежде всего повидаться с миссис Друккер. Может быть, она и откроет нам то, что таится в глубинах её мозга. Возьмём с собой Барстеда и поедем к ней.
Мы тотчас же вышли, заехали за Барстедом и явились в дом Друккеров. Нам отворила миссис Менцель, по лицу которой мы догадались, что она знает о смерти Друккера. Ванс спросил:
— Миссис Друккер знает?
— Нет ещё, — дрожащим голосом ответила она. — Мисс Диллард заходила около часа тому назад, но я сказала, что барыня вышла. Случилось несчастье…
— Какое несчастье, миссис Менцель?
— Не знаю, к завтраку она не спустилась…
— Когда вы узнали о происшествии?
— Почти в восемь. Газетчик сказал мне о Друккере.
— Не бойтесь, — утешал её Ванс, — с нами доктор, и мы обо всем позаботимся.
Мы подошли к комнате миссис Друккер, Ванс постучался. Ответа не было — комната оказалась пустой.
Не говоря ни слова, мы вернулись в переднюю. Одна из двух дверей вела в спальню Друккера. Ванс отворил её, не постучав. Свет, о котором говорил Гилфойл, не был погашен.
Ванс остановился на пороге. Маркхэм быстро отступил. На узкой постели лежала миссис Друккер, совершенно одетая. Лицо её было пепельно-бледным, глаза закрыты, руки прижаты к груди.
Барстед быстро подошёл и наклонился над ней. Прикоснувшись к ней раза два, он выпрямился и медленно покачал головой.
— Скончалась, может быть, ещё вечером. — Он снова нагнулся над телом и стал производить осмотр. — Она уже много лет страдала хроническим нефритом, атеросклерозом и гипертрофией сердца… Она умерла тогда же, когда и Друккер — около десяти…
— Естественной смертью? — спросил Ванс.
— Несомненно.