Ночь в монастыре с привидениями

 
Глава 9. Судья Ди пробуждается в чужой постели; молодая актриса рассказывает ему о своих любовных увлечениях
Придя в себя, начальник уезда почувствовал, что голова его раскалывается от страшной боли, а под ложечкой – ощущение пустоты.
Мягкий аромат женских духов заставил его открыть глаза. С удивлением увидел он, что лежит на незнакомой кровати. Поднеся руку к голове, он обнаружил, что повязка исчезла, а на затылке выросла большая шишка. Осторожно потрогав ее пальцем, он поморщился от боли.
– Выпейте это. – С чашкой в руке над ним склонилась барышня Тин. Она обняла его за плечи, чтобы помочь сесть. Голова его закружилась. Актриса поддержала его, а отпив немного горячего чая, он почувствовал себя легче и тут же вспомнил, что произошло.
– Кто-то ударил меня сзади, – воскликнул он, пристально глядя на молодую женщину. – Какова ваша роль в этом деле? Барышня Тин присела на край кровати:
– Я услышала сильный удар в мою дверь. Открыв ее, я увидела, что вы лежите на полу без сознания и затащила вас в комнату. К счастью, я крепкая женщина, потому что вы тяжелы и уложить вас в постель было отнюдь не простым делом. Затем я смачивала вам виски холодной водой, пока вы не пришли в себя и не открыли глаза. Больше мне ничего не известно.
Судья нахмурил брови.
– Кто находился в коридоре?
– Никого не было.
– Вы слышали шаги?
– Нет.
– Передайте мне вашу ароматическую подушечку.
Барышня Тин покорно отвязала от пояса и протянула ему маленькую парчовую подушечку. Запах был совершенно не похож на выдохшийся аромат, который он почувствовал перед тем, как потерять сознание.
– Как долго оставался я без чувств?
– Довольно долго. Может быть, около двух часов. Уже скоро полночь.
И лукаво взглянув на него, спросила:
– Каким же будет приговор вашего превосходительства, виновна или невиновна?
Судья не смог удержаться от улыбки.
– Простите меня, – сказал он. – Мои мысли еще путаются. Я вам многим обязан, барышня Тин. Если бы не вы, тот, кто меня ударил, вероятно, прикончил бы меня.
– Жизнь вам спас пластырь под шапкой. Апельсиновая кожура смягчила удар, который, в противном случае, раскроил бы вам череп.
– Это мои жены потребовали, чтобы я надел этот пластырь. Мне надо бы сразу же пойти к ним и поблагодарить, но сначала нужно задержать нападавшего.
Он хотел было подняться, но приступ головокружения снова заставил его лечь.
– Не так быстро, благородный судья, – воскликнула барышня Тин. – Знаете ли, вас крепко ударили! Давайте-ка, обопритесь о мою руку, чтобы дойти до того кресла.
Когда он наконец устроился перед шатающимся столиком, его хозяйка направилась смочить пластырь.
– Я снова вам его надену, быстрее рассосется шишка. Прихлебывая чай, судья присматривался к дружелюбному и открытому лицу молодой актрисы. Ей могло быть около двадцати пяти лет. Не будучи красавицей, она была чрезвычайно соблазнительна, и каждому ее движению придавала особое изящество тренированность акробатки. Узкое платье из черного шелка, перехваченное широким вишневым поясом, подчеркивало тонкую талию и маленькую упругую грудь. После того, как она наложила пластырь и надела поверх него бархатную шапочку, судья сказал:
– Присядьте и давайте поболтаем, пока я окончательно не приду в себя. Мне хотелось бы знать, почему вы с вашим умом и очарованием избрали эту профессию? Поймите меня правильно, я отнюдь не нахожу ее унизительной, но мне представляется, что вы могли бы добиться большего…
Барышня Тин пожала плечами. Снова наполнив чашку судьи чаем, она ответила:
– Боюсь, что я всего лишь капризное и упрямое существо, благородный судья. У моего отца в столице небольшая аптека и – на его беду – пятеро дочерей. Я – старшая. Он хотел продать меня в наложницы торговцу эликсирами, которому задолжал. Мне этот старикашка казался отвратительным, но альтернативой был публичный дом, что улыбалось мне еще меньше. Я всегда была крепкой и сильной, и поэтому с отцовского разрешения вступила в труппу господина Куана. Взамен он вручил нам сумму, в которой нуждался отец. Я быстро научилась выступать в комедиях, танцевать и жонглировать. Уже через год мой хозяин вернул себе все деньги с процентами. Это честный человек, он никогда не делал мне подлостей, не принуждал к сожительству с нужными людьми. И я осталась в его труппе. Сморщив очаровательный носик, она закончила:
– Знаю, что в глазах людей актеры все сплошь авантюристы, а актрисы – шлюхи, но могу вас заверить, что господин Куан – честный человек. Что касается меня, я отнюдь не претендую на звание святой, но никогда не торговала своим телом, и никогда не буду им торговать.
– Верю вам, мое дитя. Вы говорите, что Куан никогда к вам не приставал. А Мо Моте?
– Ох, вначале он увивался вокруг меня. Скорее по привычке, чем из страсти. Это не помешало ему очень плохо принять мой отказ. Предполагаю, было задето его самолюбие! С того времени он плохо ко мне относится, и я об этом сожалею, потому что он чудесно владеет саблей и мне бы хотелось приготовить вместе с ним номер.
Судья заметил:
– Мне решительно не понравилось, как он вел себя на сцене с барышней Нгеуян. Как вы считаете, не принадлежит ли Мо Моте к категории людей, которые получают извращенное удовольствие, истязая женщин?
– О, нет. Он вспыльчив, но не злобен. Поверьте мне, я знаю этих господ!
– Барышня Нгеуян тоже отвергла его домогательства? Молодая актриса заколебалась.
– Барышня Нгеуян, – наконец ответила она, – лишь недавно вступила в нашу труппу и, право…
Не закончив фразы, она быстро допила свою чашку, подбросила ее и подцепила палочкой. Чашка закружилась.
– Прекратите, – с раздражением сказал судья. – От этого у меня снова закружилась голова.
Когда же она ловко подхватила чашку и поставила на стол, он продолжал:
– Ответьте на мой вопрос: отвергла ли барышня Нгеуян ухаживания Мо Моте?
– Не стоит сердиться, я все равно ответила бы вам, – сухо сказала актриса. – Барышня Нгеуян проявляет по отношению ко мне слишком сильную дружбу, если вы понимаете, что я имею в виду. Мне подобные отношения не улыбаются, и я держу ее на расстоянии. Но Мо Моте убежден, что между мной и ею что-то есть, а поэтому ревнует и ее не терпит.
– Ясно. Давно Мо Моте в труппе?
– Год. Не думаю, что он профессиональный актер. Скорее ему просто нравится болтаться по империи и самому зарабатывать себе на чашку риса и кое-что еще. Мо не его настоящее имя. Однажды я видела на какой-то его куртке пометку «Лю», но он утверждал, что купил ее у старьевщика. И еще одно: он уже бывал в этом монастыре.
– Как вы это узнали? – живо спросил судья.
– Уже в день нашего приезда он свободно ориентировался в коридорах. От этого грандиозного сооружения у нас у всех бегут мурашки по коже, и мы стараемся не выходить из комнат, а Мо Моте постоянно, без страха заблудиться, бродит по монастырю.
– Будьте с ним настороже, возможно, это опасный преступник. Барышня Нгеуян меня также интересует.
– В чем вы ее заподозрили?
– Ни в чем. Но я бы не огорчился, разузнай о ней побольше, – ответил судья, вопросительно глядя на барышню Тин.
– Я обещала господину Куану хранить эту тайну, – поколебавшись, сказала она, – но вы начальник нашего уезда, и это все меняет. Да мне и не хотелось бы, чтобы вы заподозрили барышню Нгеуян в дурных замыслах. Она не актриса и зовется иначе. Я не знаю ее настоящего имени. Мне лишь известно, что она из столицы и богата. Она вручила господину Куану изрядную сумму для того, чтобы он предложил монастырю свои услуги на время юбилейных торжеств и включил ее в труппу. Ее единственной целью было, заверила она господина Куана, предупредить о чем-то некую находящуюся здесь особу. Ради этого требовалось, чтобы она выступила в сцене с медведем, загримировавшись на свой вкус. Господин Куан не увидел в этом ничего плохого, выгода же была двойная, и он охотно согласился. Она не участвовала в репетициях с монахами и предоставила нам разъяснить этим недотепам, как вести себя на сцене. Мо Моте также нам мало помог.