Война на краю времени
Слэйтер, стоявший к нему вполоборота, повернулся всем телом и посмотрел на него сузившимися глазами.
— И что же это за предмет?
— Мозг.
Наступила долгая пауза, и Марину показалось, что цвет лица коротышки значительно изменился. Весь он словно слегка усох.
— Дэвид, — наконец сказал он, — если я проинформирую Великого Судью о том, что вы упомянули это название, он будет немало огорчен.
Марин ждал, не доверяя своему языку.
Эдмунд Слэйтер продолжал тихим голосом.
— Я руковожу бесконечным поиском Мозга. Мои люди — это агенты, которые знают, что им грозит смерть, если они хотя бы заикнутся кому-то, что такой поиск ведется. Я предложил бы вам забыть, что этот разговор когда-то имел место.
Марин не пропустил мимо ушей ни одного слова предупреждения. Но он не стал колебаться. Он сказал:
— Я хочу довести до вас следующую мысль. Если Мозг все еще существует, то вам известно, где он находится.
Острый ум невысокого, жилистого человека, стоящего перед ним, похоже, мгновенно вникал во все нюансы значений его слов.
— Настолько много данных, — он говорил, будто бы размышляя вслух. — Десятки тысяч направлений поиска — столько разрозненных кусков, которые нужно объединить вместе; может быть, для этого требуется свежее, острое мышление, которое воссоздало бы всю картину, — его направленный в бесконечность взгляд сфокусировался на Марине. Он казался очень напряженным и как бы сдерживал внутреннее возбуждение. — Дэвид, — голос его был таким же сдержанным, как и все его манеры, — мне кажется, что вы выразили самую грандиозную мысль, которая только возникала за последние десять лет этого поиска. Мне бы хотелось еще раз с вами это обсудить перед тем, как я решу, следует ли мне продолжать самому или же предоставить это дело на рассмотрение Великого Судьи.
Марина уже поджимало время. Он спросил:
— Где Мозг видели в последний раз?
— Наши сведения противоречивы, — ответил Слэйтер. — Последняя из известных версий состоит в том, что это было двадцать четыре года назад. Бродяга, теперь уже умерший, показал под присягой, что однажды ранним утром, он видел гигантский корабль, зависший над горой, в которой содержался Мозг. Он видел, как наверх открылись огромные замаскированные стальные двери и корабль опустился в огромную шахту, которая была сконструирована таким образом, чтобы в случае опасности Мозг можно было вывезти. Что гораздо важнее, конструкция явно предусматривала защиту Мозга от атак с воздуха. Стальные выступы, отверстия, посверленные в стальных стенах здания, зацепляющиеся устройства, при помощи которых всю структуру можно было бы привинтить, приварить и подсоединить при помощи «мужских» или «женских» разъемов к кораблю изнутри и таким образом транспортировать его в цельном виде — все было явно спланировано с математической точностью. Не стоит и говорить, что мы попытались отследить каждого человека, имеющего отношение к этому полету.
Марин вспомнил утверждение Ривы Аллен о том, что Мозг перевезли на другую планету, и понял, что ему предлагают самый откровенный отчет о событиях, который только имеется в наличии.
— И что же вы обнаружили? — спросил он.
— Гипноз, мысленный контроль на расстоянии, странное использование электронных схем, вживленных непосредственно в мозг человеческих существ — мы просто не могли рисковать с большинством этих людей, которые были связаны с Мозгом хотя бы косвенным образом. Я мог бы сказать вам, сколько людей было убито, но вам не понравятся эти цифры. В конечном итоге они производят неприятное впечатление. Но даже и в этом случае мы жалели некоторых из них и просто продолжаем наблюдать за ними или каким-то другим образом контролируем их или их потомков.
Марин подумал о Риве. Теперь картина стала ему ясна. Ее история и этот отчет вполне соответствовали друг другу. Единственное, чего она никогда не узнает, — это каким образом они с матерью чудом избежали смерти. По сути дела, их было бы проще уничтожить. Да, для двоих таких людей, как Великий Судья и Слэйтер, число убитых должно было стать немалым, чтобы они в конце концов отказались от своей роли палачей и смягчились.
— Вам известно, — медленно проговорил Марин, — кто был самым главным действующим лицом, руководившим спасением Мозга?
— Да.
— Кто же?
— Сам Мозг, — ответил Эдмунд Слэйтер.
Пустое помещение казалось вполне подходящим фоном для этих слов. Бетонные стены и пол обеспечивали защитный барьер против любых подслушивающих устройств. Казалось, что здесь, в этой унылой камере, — и только здесь — человек может считать себя защищенным от уловок электронного мозга. Немного пофантазировав, можно было даже представить, как человечество принимает в таком помещении свой последний бой против вторжения орд, контролируемых думающей машиной.
Марину было трудно принять концепцию существования подобной супермашины. Он знал, что эксперты исследовали выходы Мозга; не могло быть никаких сомнений, что они представляли собой воплощение таких аспектов электронной науки, которые были утеряны и не открыты снова. Однако в словах Слэйтера подразумевалось еще нечто колоссальное, выходящее за пределы человеческого понимания и — эту мысль понять было еще труднее — заинтересованное в человеке.
Он встал спиной к окну, хмурясь, и спросил:
— Чего надеется достичь Мозг?
— Мировой диктатуры. Полного контроля над человеческой расой.
Марин чуть было не рассмеялся, но затем заметил, что Слэйтер совершенно серьезен. Быстро подавив смех, он сказал:
— Не знаю точно, почему это показалось мне забавным. Но я не вполне понимаю, как машина может беспокоиться или заботиться о человеческих существах.
Слэйтер покачал головой.
— Мы имеем здесь не «это», а расчет, не монстра, помешавшегося на захвате власти, но тонкий инструмент. Он решает задачу, которую перед ним поставили. Мы не хотели бы уничтожать Мозг, если этого можно избежать; мы только хотим захватить над ним контроль и переформулировать ту же задачу в условиях менее радикальных мер. Да, мы хотим избавиться от войн, и мы хотим, чтобы мирное мировое сообщество функционировало на позициях здравого смысла — но не за счет потери человеческого самоопределения. Мозг получил инструкции сделать все необходимое для того, чтобы достичь оптимального решения проблемы войн. Очевидно, он слишком конкретно понимает значение слова «оптимальный».