Школа обольщения

— Но, Вэлентайн, это же, ну, я не знаю… — беспомощно бормотала она.
В Вашингтоне ей порекомендовали обзавестись по крайней мере шестью костюмами для дамских обедов, несколькими платьями для «небольших приемов» и не меньше чем дюжиной парадных вечерних нарядов и шубок для дипломатических раутов.
— Нет, миссис Вудсток, я знаю, что делаю! — отрезала Вэл, большую часть детства и отрочества проведшая в кулуарах дома моделей Пьера Бальмэна в Париже, уча в этом ателье уроки и одновременно наблюдая, как шьются бальные платья. Она была совершенно уверена в себе и намеревалась вселить уверенность в миссис Вудсток. — Вы не любите праздничные туалеты, миссис Вудсток?
— Бог мой, милочка, да я ненавижу их!
— Но, миссис Вудсток, у вас очень хорошая осанка.
— Неужели?
— И у вас самый лучший, действительно лучший тип фигуры для парадных нарядов. Я вам не льщу. Если бы у вас были недостатки, мы бы могли совместно поработать, чтобы скрыть их. Но вы очень высокая, очень стройная, у вас такая хорошая походка. Я могу точно сказать, какой фасон вечернего платья вы считаете «идеальным»: простое, без претензий, спокойное, такое, как у всех, ну, может быть, с небольшим драгоценным камнем у горловины — ведь я права? Что ж, они действительно идеально подходят для вашего шале в Сан-Вэлли, или на ранчо в Колорадо, или в поместье Санта-Барбары. Но в Елисейском дворце! В парижской Опере! На торжественных приемах в посольстве! Вы будете чувствовать себя нелепой, посторонней. Только в том случае, если ваше платье будет таким же, как на других гостьях, вы будете чувствовать себя удобно, не привлекая внимания, к чему, собственно, вы и привыкли. Забавно, не правда ли? Только став очень-очень шикарной, вы не будете выглядеть неуместной, не такой, как все, чужой.
— Полагаю, вы правы, — неохотно согласилась Маффи Вудсток, которую все же убедили последние, такие пугающие слова Вэлентайн.
— Прекрасно! Значит, решено. Я буду готова к первой примерке через две недели. И когда вы придете, не будете ли вы так добры извлечь из укромного места ваши драгоценности и принести их сюда? Мне нужно взглянуть, чем вы располагаете.
— Как вы узнали, что я держу их подальше от глаз?
— Вы не из тех женщин, что надевают их чаще чем два раза в год, и это просто позор, ибо я уверена, что они великолепны.
Маффи Вудсток заметно смутилась. Наверное, Вэлентайн — колдунья. К следующему визиту непременно нужно купить новые туфли — Вэлентайн обязательно заметит, что вечерние туфельки ее заказчицы знавали лучшие времена. Боже всемогущий, но почему ее мужу непременно понадобилось стать послом?
— Не унывайте, — ободрила ее Вэлентайн. — Подумайте хотя бы о чудесных прогулках верхом, которые вам предстоит совершать за городом.
Маффи Вудсток просветлела. Единственное, на что она любила тратить деньги, — это обувь для верховой езды. Но… сможет ли она ездить там верхом в джинсах и старом свитере?
— Вэлентайн, раз уж мы этим занимаемся, давайте сделаем еще и какую-нибудь одежду для верховой езды.
— О нет! — воскликнула возмущенная Вал. — За этим вам нужно сразу по прибытии в Париж зайти в «Гермес». Я могу сделать для вас все, что угодно, но только не костюм для прогулок верхом — это было бы просто неверно.
Провожая клиентку к дверям студии, Вэл радовалась вдвойне. Созданные ею модели получат теперь возможность конкурировать с лучшим, что может предложить европейская мода. И миссис Вудсток, которая понятия не имеет о своих достоинствах, скоро узнает о них, надев экзотические, броские, но одновременно элегантные наряды, разработанные Вэлентайн. «Не привлекающие внимания» — как же! С таким ростом и походкой миссис Вудсток не уступит любой герцогине. Париж еще заговорит о ней. Да они на стулья вскакивать будут, чтобы получше разглядеть ее. И ей самой это понравится! А. может быть, и нет… Это, к сожалению, не зависело от Вэл, какой бы чародейкой она ни была.
Сегодня Вэлентайн еще раз доказала себе, что обладает способностью вести деловые переговоры, что высоко ценится у истинных француженок. Изготовление и продажа одежды стали для нее важным и значительным делом, даже если этим теперь приходилось заниматься в таком абсурдно-экстравагантном, экзотичном, расточительном мире под названием «Магазин грез». Она еще раз доказала себе, что и в Беверли-Хиллз, втором после Палм-Спрингс островке средоточия безобразно одетых женщин в Соединенных Штатах, она способна создавать высокую моду для тех, кого по какой бы то ни было причине заботит данный предмет.
Не снимая рабочего хрустяще-белоснежного, лишавшего ее индивидуальности, халата, Вэлентайн выпорхнула из студии и направилась в свой кабинет, прихватив эскизы моделей для нового гардероба миссис Вудсток. В кабинете, закинув ноги на обитую потертой темно-красной кожей крышку их общего стола, сидел Эллиот.
— Ох, Эллиот, не ожидала увидеть тебя здесь! — воскликнула она, внезапно ощутив неловкость.
Прошло уже шесть недель после Рождества, после той их дурацкой стычки, закончившейся в мгновение ока, но до сих пор все еще напоминанием витавшей в воздухе. С той поры они оба избегали разговоров, которые обычно вели по утрам, до открытия магазина, сидя друг против друга за большим столом.
— Я только что зашел, чтобы сообщить тебе: я пообещал Мэгги, что ты сошьешь ей платье к церемонии вручения «Оскара», — сухо сказал он.
— Боже мой! — воскликнула она. — Я забыла об «Оскаре»! — Она рухнула в кресло. — Из-за миссис Вудсток это совсем вылетело у меня из головы. Может, я уже схожу с ума?
Для любого в Беверли-Хиллз, кто мало-мальски серьезно занимался розничной торговлей, «Оскары» были манной небесной, праздником, не уступавшим Новому году: неважно, кто получит приз, важно, кто во что одет.
— Возможно, — безучастно проговорил Эллиот, но она не отреагировала, обеспокоенная мыслью о своей забывчивости.
— За целых три часа я ни разу не вспомнила о существовании этого «Оскара», — удивляясь самой себе, продолжала Вэ-лентайн. — А завтра мы наконец узнаем, кто стал претендентом, и набежит так много покупателей! Уж им-то будет известно, идти ли на вручение наград в качестве зрителей или сидеть дома у телевизоров. Только подумай, на ближайшие полтора месяца мы окажемся в жуткой запарке, а затем для горстки людей грянет час счастливого облегчения. Разве это не магия — держать в напряжении всю гигантскую кинопромышленность, заставлять всю страну спорить и даже как-то переживать о судьбах кучки актеров и нескольких картин?
— Как ты, однако, всех их презираешь!
— Вовсе нет. Я восхищена, Эллиот. Только подумай, какие суммы рекой разольются вокруг этого циркового представления! Студии тратят состояния на организацию общественного мнения и рекламу, одна продажа кинобилетов приносит много миллионов… Впрочем, мне-то что до этого? В конце концов, наше дело — шить платья для торжественных раутов.
— Думаю, что так, — ответил Эллиот по-прежнему ровным тоном.
Внезапно его невозмутимость взбесила ее.
— Тем не менее эта суета вокруг «Оскаров» очень тебе на руку. Ты управляешь всем магазином, признаю это, Эллиот, но в том, что касается одежды, тебя, должно быть, заботит только готовое платье, только одна проблема: какую из тряпок фирмы «Хлое» или «Холли Харп» купят твои милашки. Однако настоящие проблемы лежат за пределами твоих забот. Тебе не приходится беспокоиться, не прибавит ли Ла Дивайна Стрейсэнд еще килограммов шесть к своей и без того немаленькой заднице, которую мое платье непременно должно скрадывать, но быть при этом облегающим. — Вэл вскочила с кресла и подступила к нему, воинственно вперив взгляд своих зеленых глаз в его голубые, пристально смотревшие глаза. — Тебе, Эллиот, не случается поволноваться из-за того, что Рэкуэл Уэлч вздумалось вдруг в этом году выглядеть монашкой, но монашкой, выставляющей свои сиськи, или если Шер вдруг решит, что ее не заметят в толпе, если она не вырядится, как зулусская принцесса, собравшаяся под венец. А я еще должна подумать не только о тех, кто будет представлять фильмы, но и о самих претендентах! А жены продюсеров и любовницы актеров?