Весенняя коллекция
Но у нее были преимущества, которых не было у других девушек, – поддержка матери, это во-первых, и свой собственный верный взгляд. Она всегда присматривалась к лучшим манекенщицам, старалась разглядеть ту малость, которая отличает просто хорошую манекенщицу от будущей звезды.
Найдя Лулу, которая только начинала работать гримершей у одного из фотографов, она поняла, что из нее можно сделать звезду. Она уговорила застенчивую юную девушку сняться сразу у трех фотографов и сама в один вечер превратилась из модели в агента. Лулу стала сенсацией сезона, в первый же месяц ее фотография появилась на обложке «Базаара», но у Джастин дела шли трудно. Ее очень поддержали те сбережения, которые ей удалось сделать за восемь лет работы манекенщицей, но все же именно Лулу стала для Джастин стартовой площадкой. Потом ее соблазнил Голливуд, и она затерялась в сонме тамошних звезд, но к тому времени модельное агентство «Лоринг» уже твердо стояло на ногах.
Джастин подошла к окну, за которым светился огнями город, полюбившийся ей с первого взгляда. Это – город севера, и в мороз он становится только ярче, словно сверкает под ледяным ветром. Как она не хотела уезжать из Нью-Йорка, когда после четырехмесячного обучения агентство послало ее в Париж – повышать квалификацию. Интересно, задумывались ли они когда-нибудь о том, что творится с девушками, которых они отправляют на обучение в Европу? Теперь она сама так делает, она знает, что агентство должно так поступать, так заботливые родители отправляют любимое чадо в колледж, стараясь не думать о том, что там может с ним стрястись.
Но даже Вилли не могла предположить, что, посылая юную Джастин Лоринг на полгода в Париж, она толкает ее в руки самого мерзкого в мире мужчины. Никому, даже Фрэнки не рассказывала она о Марко Ломбарди.
Марко, тогда он работал младшим ассистентом у Ланвена, был всего на год старше ее, но уже преуспел в науке соблазнения. Даже если бы это была всего лишь бурная, но короткая связь, от которой остается лишь горечь разочарования, она все равно не забыла бы его, ведь он стал ее первым мужчиной. Но ему было мало ее сердца и тела, он завладел ее душой. Он стал для нее царем и богом, а потом, когда убедился в том, что она готова для него на все, потерял к ней интерес. С невозмутимостью ставящего опыт ученого он сказал, что, чтобы доказать свою любовь, она должна отдаться его лучшему другу. Слава богу, у Джастин хватило тогда сил бежать из Парижа, вернуться в Нью-Йорк, но прошли годы, прежде чем она окончательно смогла оправиться. Марко Ломбарди удалось лишить ее невинности и надолго подорвать доверие к людям. А может, она так до конца и не оправилась от этого.
Теперь, семнадцать лет спустя, Джастин понимала, что в том, что сделал с ней Марко Ломбарди, не было ничего собственно личного. Ей случалось потом встречать его в обществе других женщин, и он всегда вел себя так. Главное для него – овладеть женщиной, а потом уничтожить ее.
Не стоило ли предупредить об этом девушек? Джастин много думала об этом, но потом решила, что ее увещевания только подогреют их любопытство. Какая женщина устоит перед Марко, перед соблазном стать его избранницей, войти в его мир? Но той, которая станет лицом «Дома Ломбарди», Джастин обязательно расскажет все, это она решила твердо.
Джастин тяжело вздохнула. Нет, не будет ей покоя, пока все они не вернутся домой целыми и невредимыми. А теперь – горячая ванна, чашка крепкого чая и роман прошлого века, причем со счастливым концом – вот что ей нужно!
Выйдя из такси у своего дома, Джастин с удивлением увидела, что внутри что-то происходит – на двух первых этажах горит свет, а за занавесками видны какие-то мужские силуэты.
– Что случилось? – закричала она, вбегая в холл.
– Мы сливаем воду из труб, – ответил какой-то рабочий. – Скоро закончим.
– Что? Что сливаете? Кто вам разрешил трогать трубы?
– Эйден, – ответил рабочий и поспешил вниз.
– Где он?
– В подвале, – ответил рабочий и исчез. Еще одна безумная дамочка – такие везде встречаются, в любом доме.
– Что, черт подери, здесь происходит? – заорала она Эйдену, не успев еще спуститься с лестницы.
Эйден, голый по пояс, что-то делал внизу.
– Джастин! – воскликнул он, поднимая голову. – А я все думал, куда вы запропастились. Нам надо слить всю воду, чтобы не разорвало трубы. Морозы продержатся дня три. Мэр отдал приказ – работать будут только аварийные службы.
– А где, черт возьми, новая печь? Вы поклялись, что к вечеру она будет установлена! – кричала она. – Только поэтому я и разрешила вам продолжать работу!
– Поставщик прислал не ту печь, – объяснил Эйден. – Она слишком велика. Когда я позвонил этому идиоту, выяснилось, что он перепутал серийные номера, – с возмущением закончил он.
– А что со старой печью? – спросила Джастин, уставившись на то место, где она раньше стояла.
– Она развалилась на части, когда мы ее отсоединяли, – спокойно сказал Эйден. – Когда мы поняли, что прислали не ту печь, старую уже сняли. Собрать ее снова невозможно.
Сегодня Эйден отменил три встречи, переговоры о крупных заказах, и все для того, чтобы поставить этой удивительной, чудесной женщине новую отопительную систему, а теперь сидит здесь в полном кошмаре. Слава богу, он много лет назад работал водопроводчиком и кое-что смыслит в трубах, иначе дело бы было гиблое. Но он подрядчик, у него под началом множество людей, он должен действовать, а не посыпать голову пеплом.
Джастин уселась на ступеньки и разрыдалась.
– Я доверила вам свой дом, – всхлипывала она. – Доверила, и смотрите, что получилось. Теперь мой дом, мой милый дом, он замерзнет! – И она уронила голову на колени и завернулась в пальто, хотя в подвале было тепло.
– Джастин, прошу вас, не рыдайте так, вы мне сердце разрываете. Обещаю вам, ваш дом не замерзнет. Да, будет холодно, но все останется цело. Могло разорвать трубы, но сейчас все в порядке. Я сам проверил все трубы.
Эйден стоял над ней и через силу заставлял себя продолжать:
– Джастин, проблема только в том, что вы не сможете здесь жить, пока я не установлю новую печь. Не будет ни тепла, ни горячей воды. В субботу и воскресенье новую печь достать негде. Она будет не раньше понедельника.
– О-о-о! – Она заплакала еще горше. Эйден присел рядом с ней и попытался успокоить. Он стал гладить ее по голове, но она оттолкнула его руку.
– Не дотрагивайтесь до меня! Вы… вы злой, нехороший человек! – пробормотала она сквозь рыдания. – Пришли сюда, и посмотрите, что вы наделали – превратили мой милый, уютный дом в руины. Ну зачем, зачем я только вас послушала? Как я могла быть такой идиоткой! Где я теперь буду жить?
– Черт! Вы совершенно правы! Я должен был проверить новую печь перед тем, как снимать старую. Какая преступная неосторожность! Я так хотел поскорее установить все до морозов, торопил рабочих, отменил другие заказы…
Джастин наконец взяла себя в руки и перестала плакать.
– Так в этом все дело? Вы хотели оказать мне услугу? – спросила она, утирая слезы платком. – И переусердствовали?
– Да… Я хотел сказать… да какая разница, что я хотел сказать! Я сел в лужу, а почему – это уже неважно. Я вас подвел и никогда себе этого не прощу!
– Это я вас не прощу!
– Знаю, – понуро согласился он. – Да и к чему вам меня прощать? Разве что…
– Разве что? – презрительно спросила она. – Какое еще может быть «разве что»?
– Ну, если представить себе такую безумную вещь – вы решили быть великодушны и дали мне еще один шанс, самый последний. Вы могли бы провести уик-энд в любом отеле города, за мой счет, разумеется, и, может быть, когда-нибудь я смог бы вернуть ваше доверие.
– И почему это, позвольте спросить, я решу так поступить?
– Не знаю, не могу придумать никакого убедительного довода. Я просто подумал, а вдруг, чудом… это будет возможно?
Джастин искоса взглянула на Эйдена. Это тот самый мужчина, который завоевал ее доверие вчера вечером, а она ведь столько лет не доверяла мужчинам. Пожалуй, без рубашки… он кажется ей еще привлекательнее… Только он сломал ее печь и оставил ее дом без отопления на несколько дней. Правда, без злого умысла… С каждым может случиться… Если она простит его, то тогда нечто приятное, то, что возникло вчера вечером, может иметь продолжение. А если нет – дом этим все равно не натопишь. И она не любила поступать невеликодушно.