Имоджин

— Не отвлекай меня, — попросила Имоджин, — мне надо закончить эту чертовщину. И вообще я больше не интересуюсь мужчинами.
— Этот тебя заинтересует, — неуверенно сказала Глория.
— Нет, этого никогда больше не будет. Моя жизнь кончена, — сказала Имоджин.
И тут знакомый хрипловатый голос очень тихо произнес:
— У вас есть книга под названием «Не соблаговолит ли присутствующий прийти на обед?»
Имоджин подняла глаза и вскрикнула, не веря своим глазам. Потому что перед ней в сверкающем белом костюме и темно-синей рубашке стоял Ники. Она всхлипнула, вздохнула и, неловко встав и обежав вокруг стола, ткнулась лицом ему в плечо.
— Не могу поверить, — проговорила она, захлебываясь слезами.
— Эй, эй, — сказал Ники, взяв ее за подбородок и улыбаясь. — Зачем плакать, малышка. Я же сказал, что вернусь.
— Я не думала, что опять увижу тебя.
— Ты получила мою открытку?
— Да, получила. Она замечательная.
— О маловерная, — покачав головой, мягко сказал Ники и, понимая, что за ним теперь наблюдает, разинув от любопытства рот, целая аудитория, включая и мисс Наджент, наклонился и томно поцеловал Имоджин.
— Но что ты здесь делаешь? — спросила она, смахивая рукой слезы. — Я думала, ты в Эдинбурге.
— У меня получилась легкая победа. Парень, с которым я играл, потянул мышцу и решил дать ей отдых до Уимблдона. Теперь у меня следующая встреча только завтра во второй половине дня. Здесь можно переночевать, желательно у тебя?
Имоджин радостно засмеялась.
— Конечно, можно. Я позвоню маме. Единственная проблема в том, что ребята приезжали на каникулы, так что в доме небольшой кавардак.
Ники осторожно стер пальцем у нее с лица пятна от туши для ресниц и тихо спросил:
— Ты можешь отлучиться перекусить?
Имоджин заметила неодобрительный взгляд приближавшейся мисс Наджент.
— Не совсем. Я уже поела и сегодня на работе до восьми. Это не слишком поздно для тебя?
— Отлично, будет все в самый раз, — сказал Ники, — я схожу в теннисный клуб на тренировку, потом дам небольшое интервью для йоркширского телевидения. Сегодня, кажется, для этого подходящий случай. К восьми все закончу. Заеду, заберу тебя, и мы где-нибудь поужинаем.
— Но я же не одета, — запричитала Имоджин, имея в виду свой старый серый свитер и джинсы.
— Ты смотришься красиво, — заверил ее Ники, который заметил только, как у нее заблестели глаза при виде него, как петли старого свитера растянулись у нее на груди и что так, без всякой краски на лице она выглядит лет на четырнадцать. — И ничего другого не надо.
Позади него послышался неодобрительный кашель. Ники обратил к мисс Наджент ослепительную улыбку.
— Вы, должно быть, босс Имоджин. Много о вас слышал.
Он так любезен со всеми, подумала Имоджин, представив его. Теперь мисс Наджент поправляла свои угловатые локоны и жеманно улыбалась, как школьница. Даже мисс Хакни отложила в сторону свой список покупок. Глория так раскалилась, что в любой момент готова была заполыхать огнем.
— Не хотели бы чашку чая? — спросила она.
— Мне надо в клуб, — ответил он, покачав головой.
За вертящейся дверью он еще раз поцеловал Имоджин.
— Это были очень долгие три недели, — признался он. — Рад, что ты еще носишь мой браслет.
Забавно, думал он, катя вниз по Хай-стрит, как он рад был ее увидеть. Если бы Пэйнтер не дразнил его насчет их пари, он бы так и не удосужился заглянуть к ней. А теперь он был рад, что сделал это. Он испытал удовлетворение, которое чувствует собака, у которой в саду зарыто множество костей и которая, выкопав неожиданно одну из них, вдруг находит, что та созрела лучше, чем можно было ожидать.
Он был бы не прочь сразу же увезти ее в торфяники и там сделать дело, но ему не очень хотелось перед интервью запачкать свой новый костюм травяными пятнами. В любом случае этой ночью будет сколько угодно времени, и гораздо увлекательнее натянуть ее под носом у старого викария.
Вымыться с головы до ног жестким мылом и вытереться полотенцем для лица в дамском туалете библиотеки было настоящим достижением, но Имоджин на него сподобилась. Кроме того, она перебежала улицу и купила себе новые черные брюки, которые плотно ее обтягивали. А теперь она сидела в «Собаке и утке», окутанная облаком пожертвованных Глорией духов «Малютка». На нее глазели туземцы Пайкли, она пила с Ники шампанское и спрашивала себя, была ли она когда-нибудь в жизни счастливее.
— Первый раз в этом году пью шампанское, — призналась она.
— Тогда надо загадать желание, — сказал Ники.
Он засмеялся и поцеловал ее в щеку.
— Если сыграешь правильно, выиграешь меня.
— Как ты узнал мое желание?
— По тебе сразу все видно. Это мне в тебе и нравится.
— Ты не считаешь, что Глория хорошенькая? — тоскливо спросила она.
— Кто такая?
— Та, что в желтых шортах. Она предложила тебе чашку чая. Такая сексуальная.
— Я на нее не обратил внимания, я ведь смотрел только на тебя.
Он наполнил ее бокал. Пока они опорожняли бутылку, он рассказывал ей про Рим и Париж, но ей так хотелось, так хотелось, чтобы он опять обнял ее, и в то же время было так страшно от мысли, к чему это приведет, что она с трудом могла сосредоточиться.
— А ты чем занималась? — спросил он, заказав вторую бутылку.
— Да ничем особенным.
Она рассказала ему о том, как Джульетте пришлось десять раз переписывать двадцать третий псалом за то, что она произнесла слово «педик». Но она не думала, что ему было бы интересно слушать про ларек с подержанными книгами, который ей предстояло организовывать для церковного праздника с целью сбора средств на обновление шпиля, и даже сами эти шпили представлялись ей в этот момент весьма фаллическими.
— Как твой дорогой папаша? По-прежнему на стреме? — спросил Ники.
Имоджин хихикнула и тут же подумала, что не стоило.
— Ну что ты, милая, ты же знаешь, что он свин.
— Только со мной, — сказала Имоджин. Ники вылил остатки из первой бутылки в ее бокал.
— Кто сегодня вечером дома? — осторожно спросил он.
— Никого, — ответила Имоджин, не задумываясь. — Джульетта остается на ночь у подруги, а мама с папой отвозят ребят и остановятся на ужин у викария в Лонг Престоне.
Инки взял непочатую бутылку шампанского.
— Тогда пошли.
Снаружи лил дождь, отражения уличных фонарей прыгали по мокрой булыжной мостовой. Народ жался у подъезда рыбной лавки. До них донесся запах подгоревшего жира.
— Есть хочешь? — спросил Ники.
— Нет.
Мощные фары его машины осветили прибитые ливнем стебли коровьей петрушки. Дождь барабанил по ветровому стеклу. В свете приборного щитка она могла видеть профиль Ники.
— Я подошел к этому турниру в хорошей форме, — говорил он. — Начал верно рассчитывать длину удара и снова подружился с мячом.
На заднем сиденье были рассыпаны нераспечатанные письма и телеграммы.
— Господи, сколько тебе пишут, — удивилась Имоджин.
— Почта от болельщиков за последнюю неделю, — пояснил Ники.
Когда они выехали на дорогу в сторону дома викария, он положил руку на ее бедро и стал гладить через плотную ткань. Она слегка приподняла над сиденьем ноги, чтобы они казались потоньше.
Дом был темен и пуст, если не считать Гомера, который восторженно их приветствовал, кинулся наверх и, вернувшись со старыми серыми брюками, которые Имоджин надевала вчера, положил их у ног Ники.
— Интересные брюки, — заметил Ники, — не твои?
— Господи, конечно, нет, — солгала Имоджин, — вероятно, из кучи старья.
— Похоже, их носила твоя бабушка, — сказал Ники. — Принеси пару стаканов, моя радость.
Выбрасывая оскорбительные брюки в мусорный бак, она услышала, как хлопнула пробка. Она почувствовала что-то похожее на вспышку газа, который долго держали незажженным — рука Ники могла стать той горящей спичкой, от которой он заполыхает мощным голубым пламенем, что опалит все кругом, включая брови Гомера.