Шестое чувство
– Итак, в данный момент мы из-за деревьев не видим леса, – несколько несерьезно заметил Фрэнк Аббот. – Но мне очень хотелось бы узнать, в каком лесу, на ваш взгляд, мы находимся. Не в официальном порядке, конечно, а только между нами, с глазу на глаз, или, как говорят немцы: «unter vier Augen».
Очень точное и образное выражение – «под двумя парами глаз». Словно два неутомимых профессора, рассматривающие с беспокойством в микроскоп новую бактерию. Но давайте вернемся к делу. Вы только что назвали меня мистер Аббот. Так вот, я не мистер, я сержант Аббот. Но если на минутку забыть об этом и представить, что мы, два частных лица, болтаем подле камелька, то мне было бы любопытно узнать ваше мнение насчет леса.
Мисс Сильвер поджала губы, но выражение ее глаз осталось по-прежнему добрым. Несомненно, молодой человек вел себя довольно нахально, но, подобно большинству пожилых старых дев, мисс Сильвер питала некую слабость к молодости с умеренным проявлением нахальства. После короткой паузы она сказала:
– Ну что ж, мистер Аббот, здесь почти как у камелька. Что касается болтовни, то в этом у меня уже нет такой уверенности. Возможно, что я уже рассказала вам больше, чем следовало. Итак, для того, чтобы прийти к простому выводу нужна полнота очевидности. Она складывается из определенных слов и поступков, которые накладываются друг на друга, соединяются, разъединяются, снова объединяются. Болтовня или сплетни улавливают и муссируют эти слова и поступки, бросают на них сильный свет, как бы кладут их под микроскоп, а в итоге нарушается их цельность и получается искаженная картинка. Именно это имел в виду лорд Теннисон, когда писал: «Встретив ложь, в которой все ложь, до конца ее разобьешь, но ложь вперемешку с правдой так просто не разберешь», – мисс Сильвер повернула голову и внимательно стала что-то пересчитывать.
Фрэнк Аббот улыбнулся. Улыбка вышла на редкость искренней, хотя в чертах его лица и скрывалось нечто похожее на насмешку. Он заметил:
– Но ведь вы не ответили на мой вопрос. Я считаю, что вы ненамеренно уклонились от него, его смысл ускользнул от вашего внимания. Я говорил, что порой не видно леса за деревьями, и еще спросил вас, в каком лесу, по вашему мнению, мы очутились. Иначе говоря, скрывается ли за всем этим что-нибудь еще, и если так, то что именно? Обычное ли это убийство, которое случается из-за ревности, или потому, что кое-кто потерял контроль над своими чувствами, или за всем этим скрывается нечто большее?
Мисс Сильвер подняла на него глаза.
– Вы чувствуете это, мистер Аббот?
Их взгляды встретились, его светлые глаза сузились, в них явно отражалось напряжение.
– Думаю, что да.
Она кивнула с серьезным видом.
– Согласна.
– А вы не хотите поделиться со мной, что вы думаете по этому поводу?
Мисс Сильвер снова кивнула.
– Думаю, что это шантаж, мистер Аббот.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Миссис Смоллетт появилась в квартире № 1 как раз в тот момент, когда сержант Аббот звонил в квартиру № 7. Предлогом для визита миссис Смоллетт было якобы желание узнать, где мисс Крейн достает бледно-желтое мыло, «а хоть бы и не из-за этого, разве я не могу просто зайти на минутку, ну а потом отправлюсь к себе домой, а мыло я принесу завтра утром». Но на самом деле, ее распирало сознание своей значимости, так как старший инспектор вызывал ее уже во второй раз, и ей не терпелось поделиться этим с кем-нибудь.
Мисс Крейн, пока старая леди отдыхала, слушала ее с глубоким вниманием.
– И конечно, они предупредили меня никому не рассказывать об этом. Полиция всегда так делает. Интересно, они что, считают нас за каких-то музейных мумий или за кого еще? В конце концов, мы все люди, и если у нас есть языки, то разве они не предназначены для того, чтобы пользоваться ими. Не говорить ничего никому, об этом просил инспектор, и, конечно, я не стану этого делать, никому, разве это не ясно, я не из тех, кто болтает, как вам известно.
– Нет, нет, – согласилась мисс Крейн.
Миссис Смоллетт кивнула.
– Ладно, но только между нами. Это мисс Гарсайд. Они подозревают ее, и я вам скажу почему. Знаете кольцо, которое она носила, с таким большим брильянтом?
Вид у мисс Крейн стал недоуменный.
– Нет, не знаю…
Обе женщины сидели на маленькой кухне, причем миссис Смоллетт упиралась спиной в буфет. Тут начал свистеть чайник, стоявший на плите, мисс Крейн принялась расставлять чашки.
– Итак, вы не знаете, – снисходительно заметила миссис Смоллетт. – Мисс Гарсайд одна из самых странных особ. Она всегда надевает перчатки перед тем, как выйти из квартиры, и не снимает их до тех пор, пока не вернется назад. Итак, там всего один брильянт, всего один, зато какой, и она носит это кольцо почти все время. Но едва у нас появилась мисс Роланд, как я вскоре приметила, что у нее точно такое же кольцо. Я так и сказала ей, когда убиралась у нее в квартире. «Забавная вещь, – говорю я ей. – Ваше кольцо и кольцо мисс Гарсайд похожи друг на друга как две капли воды». А спустя неделю мисс Роланд сама говорит мне, что она видела кольцо мисс Гарсайд и что я совершенно права. Это случилось тогда, когда вывозили мебель мисс Гарсайд. Она как раз стояла на лестничной клетке, а мисс Роланд проходила мимо и заметила кольце на ее руке. Итак, когда меня позвали, инспектор подает мне кольцо и спрашивает: «Вы видели его прежде, миссис Смоллетт?» А я ему в ответ: «Каждый божий день». Тогда он продолжает: «И чье это кольцо?» А я ему, мол, это кольцо мисс Гарсайд. Он спрашивает, как я определила, а я ему в ответ, – как же мне не отличить его, когда я видела его перед своим носом каждый день на протяжении добрых пяти лет. Тут он меня спрашивает, а знаю ли я, что у мисс Роланд очень похожее кольцо, я сразу отвечаю ему: «Разумеется! Я много раз держала в руках ее кольцо, так вот, на нем есть инициалы М. и Б. Однажды она мне проговорилась, что это чье-то фамильное кольцо». Наконец, инспектор говорит, что мне можно идти, но никому ничего не надо рассказывать. Мисс Крейн слушала с открытым ртом.
– О! – она перевела дыхание. – О, миссис Смоллетт. Как вы полагаете, что бы это значило, насчет колец? Это кажется таким странным…
Миссис Смоллетт мотнула головой.
– Не спрашивайте меня, что это означает, мисс Крейн. Чем меньше говоришь, тем здоровее себя чувствуешь, – вот мое правило. Я не говорю ничего и не подозреваю никого, но если бы мое кольцо очутилось в квартире, где найден труп, причем вместо настоящего, которое должно было лежать там, тогда я не чувствовала бы себя так уж уютно. И вот ещё, что я хочу вам сказать, мисс Крейн, только никому больше ни слова. Когда этим утром мисс Гарсайд пришла с полной сумкой еды, из своей квартиры, что напротив, вышла миссис Лемминг. Знаете, они немного дружат, так вот, они остановились поговорить, и я невольно услышала, о чем шла речь. Миссис Лемминг спросила мисс Гарсайд: «Что вы делали вчера вечером? Я звонила вам три раза по телефону, начиная с полдевятого и до девяти, и никто не подходил». Вот что сказала она. А мисс Гарсайд, я думаю, она выглядела растерянной, в оправдание сказала, что спускалась вниз к Беллу насчет текущего крана. На что миссис Лемминг рассмеялась, но, по-моему, как-то неприятно, иначе не назовешь, и говорит: «Для того чтобы найти Белла, вам следовало пройти намного дальше, чем в подвал, вы же знаете куда он уходит каждый вечер. Но даже, если вы туда спускались, это никак не могло занять добрых полчаса времени, моя дорогая». Мисс Гарсайд тут же ее переспросила: «Полчаса? Что вы имеете в виду, миссис Лемминг?» А та отвечает: «Бросьте, я позвонила вам без двадцати пяти минут девять, затем снова через пять минут, и еще раз – где-то между без четверти и без десяти минут девять. К телефону никто не подходил». Мисс Гарсайд что-то там говорила насчет неисправности звонка, что она поднималась вверх по лестнице, не дожидаясь лифта. Но не странно ли вам все это? За это время она легко могла дойти до почты, впрочем, всем известно, что она никуда не выходит с наступлением сумерек, какая бы ни была в том необходимость. Но с другой стороны, не стоит распространять подобные слухи, не правда ли, мисс Крейн?