Реванш Желтой Тени
Глава 2
На поиски злополучной заметки ушло добрых полчаса. Оказалось, что об этом писала «Фигаро».
«А не существует ли преступной организации, объяединяющей предсказателей судьбы?
Париж, 5 апреля. — Менее чем за три недели только в Центральную больницу поступило двенадцать человек, оказавшихся жертвами хиромантов, гадалок на картах, астрологов и прочих толкователей будущего. Девять из них скончались, трое находятся в тяжелом положении.
По приведенным фактам немедленно проведено расследование. Убедительно доказано, что каждому из потерпевших за несколько дней до драматических происшествий псевдопрорицатели предсказывали насильственную смерть при обстоятельствах, совпавших с реально имевшими место.
Выяснилось также, что все они были людьми впечатлительными и легковерными, на которых эти зловещие пророчества, видимо, подействовали как своего рода самовнушение.
Впрочем, это далеко не единичные случаи. Довольно много аналогичных сигналов поступило и из других больниц Парижа и провинции. Подобный размах невольно наводит на мысль, а не являются ли эти предсказания о трагической гибели — в сущности это были смерти путем внушения — частью какого-то единого плана? Не столкнулись ли мы с преступной организацией среди предсказателей судеб? Конечно, подобное предположение может показаться весьма необычным и даже нелепым, поскольку слабо просматриваются причины, которые могли бы вызвать к жизни такого рода шайку. Ну а если речь идет о попытке посеять панику и породить комплекс отчаяния у ряда лиц, чья доверчивость в отношении глашатаев будущего мало в чем изменилась по сравнению со Средневековьем.
Поскольку в этом случае над жизнью многих сограждан нависла бы очевидная опасность, то не следовало ли бы провести более тщательное расследование, чтобы раскрыть всю подноготную этой темной истории?»
Заметка не удостоилась чести быть вынесенной на первую полосу и выглядела весьма буднично. Но для Морана она была более чем многозначительна, поскольку отвечала его собственным подозрениям. Он не без резона полагал, что подобную банду мог организовать только Желтая Тень. Уж слишком хорошо были известны преступные намерения последнего. Грозный монгол, располагавший неисчерпаемыми финансовыми возможностями, путем террора стремился сокрушить западную цивилизацию. По его глубокому убеждению, она вела человечество к самоуничтожению и её следовало заменить на менее претенциозный образ жизни, ближе к природе. Поскольку в добрую волю людей он не верил, то был готов навязать свой новый порядок силой, а для достижения этой цели его демонический ум не видел иного способа, кроме террора. Внутренне Боб был абсолютно убежден в неискренности провозглашенных месье Мингом целей. Человеколюбие и желание осчастливить людей слишком уж не соответствовали образу мышления этого персонажа, в сущности, настоящего монстра в силу присущей ему жестокости и безжалостности, двоедушии и свирепости. Удивительно, но эти качества уживались в нем с на редкость развитым умом и обширными знаниями, что делало его ещё более грозным противником. Около года тому назад Боб Моран и его друг Билл Баллантайн вступили в жесткую схватку с Мингом, украсившим себя псевдонимом Желтая Тень. В результате сложного стечения обстоятельств они сумели одержать над ним верх. В итоге Баллантайн прикончил его, а тело изверга было засыпано обвалившимися скальными породами.
«Давай-ка поразмышляем над всем этим делом на холодную голову, — решил про себя Боб, засовывая вырезку обратно в досье. — Итак, я собственными глазами видел, как Минг преставился, но в то же время склоняюсь к тому, что сегодня после обеда нечаянно встретил его. Кроме того, создается впечатление, что вся эта цепь драматических смертей через убежденность в их неотвратимости — дело его рук…»
Он задумался, подперев ладонью подбородок. Где-то в глубине души, вынужден был признать Моран, он вопреки очевидным доказательствам по сути никогда не верил в то, что Желтая Тень сгинул. Так значит?..
— В этом вопросе должна быть полная ясность, — громко возвестил он, как бы убеждая самого себя. — И установить истину должен я сам!
С этими словами он схватил трубку стоявшего на письменном столе телефона и быстро набрал номер.
— Алло?.. Говорит Боб… Могу ли я переговорить с профессором Клэрамбаром?..
— Сию минуту, месье Боб. Я соединю вас с его кабинетом…
Раздался щелчок. Прошло несколько секунд. Еще щелчок и радостный, какой-то ребячий возглас:
— Алло? Это вы, Боб? Чем обязан удовольствию слышать вас почти в разгар ночи?
— Надеюсь не побеспокоил вас, профессор?
— Не волнуйтесь, Боб. Я все ещё работал… К тому же, вы никогда и ни при каких обстоятельствах мне не мешаете. Всегда рад поговорить с вами. Но, полагаю, вы не звоните мне в столь поздний час с единственной целью обменяться банальностями.
— Ну, конечно же, нет… Я просто хотел выяснить жива ли ещё ваша старушка. Та, что с передним приводом?
— Разумеется. Жером пользуется ею при крупных закупках.
— Не могу ли я одолжить её у вас на несколько дней, профессор?
— Что за вопрос, Боб. Только предупреждаю, что она неважнецки выглядит. По сравнению с вашим «ягуаром» — просто курам на смех…
— Мне, как раз, это и нужно. Видите ли, «ягуар» уж очень бросается в глаза и поэтому не годится в том деле, что я задумал. Кстати, хотел спросить и насчет «Поляроида», которым вы пользуетесь для работы…
— Так вам нужно сделать несколько моментальных снимков?
— Именно так, профессор. Могу ли я на него рассчитывать?
— Ясное дело, Боб. Колымага и фотоаппарат вам понадобятся сию же минуту?
— Нет… Но завтра меня бы устроило…
— Тогда Жером все доставвит вам утречком вместе с пленками для «Поляроида». Но, Боб, будьте осторожны и не попадитесь опять в какую-нибудь передрягу…
— Будьте спокойны на этот счет, профессор, — расхохотался Боб. — До скорого и спасибо вам огромное…
— Пока, Боб…
Оба одновременно положили трубки. Боб откинулся в кресле. На его лице застыло озабоченно-решительное выражение, которое, наверное, бывает у матодора, который позабыл шпагу и посему готовится схватить разгневанного быка прямо за рога.
— Чтобы прояснить загадку, — тихо произнес он, — остается лишь одно: сделать фотографию этого обезьяньего вожака.
На следующий день в середине пополудни довольно неказистая развалюха неопределенного серого цвета, протянувшись вдоль набережных Анатоля Франса и Орсэ, прошмыгнула по мосту Альма и, повернув вправо, выехала на набережную Конферанс. Ни одна душа не узнала бы Боба Морана в сомнительного вида водителе этого ветхого драндулета. Растрепанная борода, сооруженная из приклеенных прямо на кожу волосинок, скрывала всю нижнюю часть лица, а потертая и измятая шляпа была нахлобучена прямо на глаза. Одежда висела на нем мешком, была основательно заношена, поскольку когда-то принадлежала покойному супругу консьержки мадам Дюран. Более того, он нарочно перепачкал себе лицо и руки так, чтобы в таком виде походить на одного их этих скользких и сомнительных полукорабейников-полукоммивояжеров, всюду суетящихся по своим бог весть каким темным делишкам. А уж кряхтевший от старости «ситроен» профессора Клэрамбара достойно завершал это полнейшее перевоплощение Боба. Единственной вещью, никак не вязавшейся с общим замызганным обликом, был превосходный фотоаппарат «поляроид». Это чудо современной техники, вдвое дороже самой колымаги было небрежно брошено на переднее сиденье рядом с Мораном.
Уличный фокусник находился на том же месте, что и накануне, заставляя обезьянку выделывать все положенные ей трюки. Боб остановил машину неподалеку от него и, взяв в руки «поляроид», выдвинул гармошку меха. Он тщательно приладил телеобъектив, поставил диафрагму и с помощью дальномера навел на резкость. Затем терпеливо дождался момента, пока интересующий его человек не поднял голову, и тут же незаметно сфотографировал его. В любом случае, даже если бы этот любитель обезьян и обратил, не подав однако виду, внимание на его действия, вполне мог бы посчитать его за любителя живописных снимков. Открыв соответствующую створку, Боб дернул за бумажный язычок, протягивая пленку на кадр вперед, и включил механизм проявления отснятой сцены. Выждав с часами в руке ровно минуту, Моран открыл тыльную крышку аппарата и оторвал по срезу готовое фото. Промокнув его войлочным тампоном, смазанным в спецрастворе, он зафиксировал изображение. В итоге получилось великолепное клише размером 9х12 см. Положив снимок плашмя на сиденье, Боб извлек из кармана лупу с сильным увеличением и принялся старательно изучать черты лица нищего. Это занятие отняло у него довольно много времени, но, когда Моран выпрямился, никаких сомнений у него не оставалось.