Дети капитана Гранта

 
Глава XVIII
В ПОИСКАХ ВОДЫ
Озером Салина-Гранде заканчивается ряд небольших озер, которые тянутся между Сьерра-де-ла-Вентана и Сьерра-Гуамини. Раньше к Салина-Гранде направлялись из Буэнос-Айреса целые экспедиции для добывания соли, так как воды его содержат весьма значительное количество хлористого натрия. Но теперь из-за сильной жары вода испарилась, и осевшая соль превратила озеро в огромное сверкающее зеркало.
Когда Талькав говорил о питьевой воде Салина-Гранде, он, в сущности, имел в виду не самое озеро, а пресные речки, впадающие в него во многих местах. Но сейчас и они пересохли: все выпило палящее солнце. Легко представить себе то подавленное состояние, которое овладело путешественниками, измученными жаждой, когда они увидели высохшие берега Салина – Гранде.
Надо было немедленно принять какое-нибудь решение. Воды в бурдюках оставалось немного, да и та была наполовину испорчена и не могла утолить жажду. А она жестоко давала себя чувствовать. И голод и усталость забывались перед этой насущной потребностью. Изнуренные путешественники приютились в «рука» – кожаной палатке, раскинутой и оставленной туземцами в небольшом овраге. Лошади, лежа на илистых берегах озера, с видимым отвращением жевали водоросли и сухой тростник.
Когда все разместились в рука, Паганель обратился к Талькаву и спросил, что, по его мнению, следовало делать. И географ и индеец говорили быстро, но Гленарвану все же удалось разобрать несколько слов. Талькав говорил спокойно, а Паганель жестикулировал за двоих. Их диалог длился несколько минут, затем патагонец, замолчав, скрестил руки на груди.
– Что он сказал? – спросил Гленарван. – Мне показалось, что он советует нам разделиться.
– Да, на Две группы, – ответил Паганель. – Те, у кого лошади еле передвигают ноги, пусть как-нибудь продолжают путь вдоль тридцать седьмой параллели. Те же, у кого лошади в лучшем состоянии, должны, опередив первый отряд, отправиться на поиски реки Гуамини, которая впадает в озеро Сан-Лукас в тридцати одной миле отсюда  [61]. Если воды в этой реке достаточно, второй отряд подождет товарищей на ее берегах. Если же Гуамини также пересохла – направится обратно им навстречу, чтобы избавить их от напрасного перехода.
– А тогда что делать? – спросил Том Остин.
– Тогда придется спуститься на семьдесят пять миль к югу, к отрогам Сьерра-де-ла-Вентана, а там рек очень много.
– Совет неплох, – сказал Гленарван, – и нам нужно немедленно последовать ему. Моя лошадь еще не очень ослабела от жажды, и я могу сопровождать Талькава.
– О милорд, возьмите меня с собой! – взмолился Роберт, как будто дело шло об увеселительной поездке.
– Но сможешь ли ты поспевать за нами, мальчик?
– Да. У меня хорошая лошадь. Она так и рвется вперед… Так как же, милорд?.. Прошу вас!
– Хорошо, едем, мой мальчик, – согласился Гленарван. Он, в сущности, был очень рад, что ему не придется расставаться с Робертом. – Не может же быть, в самом деле, чтобы нам втроем не удалось найти какой-нибудь источник свежей и чистой воды!
– А я? – спросил Паганель.
– О, вы, милейший Паганель, останетесь, – отозвался майор. – Вы слишком хорошо знаете и тридцать седьмую параллель, и реку Гуамини, и вообще все пампасы, чтобы покинуть нас. Ни Мюльреди, ни Вильсон, ни я – никто из нас не сможет добраться до места, которое Талькав назначит для встречи. Под знаменем же храброго Жака Паганеля мы смело двинемся вперед.
– Приходится покориться, – согласился географ, очень польщенный тем, что его поставили во главе отряда.
– Но смотрите только не будьте рассеянны, – прибавил майор, – не заведите нас не туда, куда надо, например, обратно к Тихому океану!
– А вы заслуживаете этого, несносный майор!.. – смеясь, сказал Паганель. – Но вот что скажите мне, дорогой Гленарван: как будете вы объясняться с Талькавом?
– Я полагаю, что нам с патагонцем не придется разговаривать, – ответил Гленарван, – но в каком-нибудь экстренном случае тех испанских слов, которые я знаю, хватит для того, чтобы мы поняли друг друга.
– Так отправляйтесь в путь, мой достойный друг, – сказал Паганель.
– Сначала поужинаем, – сказал Гленарван, – и, если сможем, выспимся перед отъездом.
Путешественники закусили всухомятку, что, конечно, мало подкрепило их, а затем, за неимением лучшего, улеглись спать. Паганелю снились потоки, водопады, речки, реки, пруды, ручьи, даже полные графины – словом, снилось все, в чем содержится питьевая вода. То был настоящий кошмар.
На следующий день, в шесть часов утра, лошади Талькава, Гленарвана и Роберта Гранта были оседланы. Их напоили оставшейся в бурдюках водой. Пили они с жадностью, но без удовольствия, ибо вода эта была отвратительная. Когда лошади были напоены, Талькав, Гленарван и Роберт вскочили в седла.
– До свиданья! – крикнули остающиеся.
– Главное, постарайтесь не возвращаться! – добавил Паганель.
Вскоре патагонец, Гленарван и Роберт потеряли из виду маленький отряд, оставленный на попечении географа.
Desertio de las Salinas, то есть пустыня озера Салина, по которой ехали три всадника, представляла собой равнину с глинистой почвой, поросшую чахлыми кустами футов в десять вышиной, низкорослыми мимозами (курра-мамель) и кустарниками юмма, содержащими много соды. Кое-где встречались обширные пласты соли, отражавшие с необыкновенной яркостью солнечные лучи. Если бы не палящий зной, эти баррерос  [62] можно было бы легко принять за обледенелые участки земли. Контраст между сухой, выжженной почвой и сверкающими соляными пластами придавал пустыне своеобразный и интересный вид.
Совершенно иную картину представляет находящаяся в восьмидесяти милях южнее Сьерра-де-ла-Вентана, куда, если река Гуамини пересохла, пришлось бы спуститься нашим путешественникам. Этот край, обследованный в 1835 году капитаном Фицроем – главой экспедиции на «Бигле», необыкновенно плодороден. Здесь находятся роскошные, лучшие на индейских землях пастбища. Северо-западные склоны Сьерра-де-ла-Вентана покрыты пышными травами; ниже расстилаются леса, состоящие из разных видов деревьев. Там растет альгарробо – род рожкового дерева, плоды которого сушат, размельчают и готовят из них хлеб, весьма ценимый индейцами; белое квебрахо – дерево с длинными, гибкими ветвями, напоминающее нашу европейскую плакучую иву; красное квебрахо, отличающееся необыкновенной прочностью; легко воспламеняющийся наудубай – причина страшных пожаров; вираро с лиловыми цветами в форме пирамиды и, наконец, восьмидесятифутовый гигант тимбо, под колоссальной кроной которого может укрыться от солнечных лучей целое стадо. Аргентинцы не раз пытались колонизировать этот богатый край, но им так и не удалось преодолеть сопротивления индейцев.
Конечно, такое плодородие говорило о том, что сюда несут свои воды многочисленные речки, низвергаясь по склонам горной цепи. И в самом деле, речки эти даже во время сильнейших засух никогда не пересыхают. Но, чтобы добраться до них, нужно было продвинуться к югу на сто тридцать миль. Вот почему Талькав был, несомненно, прав, решив сначала направиться к реке Гуамини: это было и гораздо ближе, и по пути.
Лошади быстро неслись вперед. Эти превосходные животные, видно, инстинктивно чувствовали, куда направляли их хозяева. Особенно резва была Таука. Она птицей перелетала через пересохшие ручьи и кусты курра-мамель. Лошади Гленарвана и Роберта, увлеченные ее примером, смело следовали – за ней, хотя и не с такой легкостью. Талькав же, словно приросший к седлу, служил примером для своих спутников.
Патагонец часто оглядывался на Роберта. Видя, что мальчик сидит в седле уверенно и правильно – опустив плечи, свободно свесив ноги, прижав к седлу колени, – индеец поощрял его одобрительными возгласами. Действительно, Роберт Грант становился превосходным наездником и заслуживал его похвалы.