Завхоз Вселенной
– Люблю я тебя, понимаешь? – исчерпывающе объяснил чародей.
Лонго, очевидно, был пьян. Кусать его расхотелось. «А не ударить ли мне кого-нибудь по лицу»? Мысль казалась непривычной и новой, но абсолютно здравой. Для осуществления затеи Игорёк решил найти Масюлю. Если уж бить, то хозяина вечеринки, и бить крепко. Но не нашёл. Масюля заперся в отдельном кабинете с видными представителями деловых кругов.
За Игорька вдруг ухватилась какая-то малолетка и заплетающимся языком потребовала сигарету.
– А чё тут ваще за движняк? – спросила она, не дослушав Игорьковское «не курю».
– Шабаш индивидов, – ответил Игорёк.
– А! Паня-ятно. А то я смотрю, все такие крутые. Во, гляди, вырядился, клоун!
Мимо проходил Макаревич в смокинге. Слово «смокинг» девочка ещё не знала.
– Дева, ты как сюда попала? – спросил Игорёк. – Куда смотрят негры?
– Ну… Та не гони ты, чувак. Не помню. Чё-то меня тута не колбасит.
Девочка Игорьку нравилась.
– Я тебе стрельну, – пообещал он и повернулся к Бондарчуку, остановившемуся перекинуться перед уходом парой слов с бритоголовым, как и он, бизнесменом Колей-бодхисатвой, тусовочной фишкой которого был проект внедрения буддистских практик в шоу-бизнесе. – Дай закурить, – бесцеремонно влез он в их разговор.
Бондарчук и Коля-бодхисатва, не глядя, сунули ему под нос по пачке. Игорёк вытащил из каждой и, не поблагодарив, протянул малолетке.
– На. Тебя как зовут, цветок?
– А никак, – развязно ответила девица и, взяв сигареты, была такова.
Игорёк проводил её мутным взглядом и, когда она скрылась из вида, решил ударить по лицу Бондарчука. Но того уже рядом не было. И Игорёк ударил Колю-бодхисатву. Тот упал. А Игорёк пошел в туалет.
Освежившись и повеселев, Игорёк выбрал пустующий столик, а их уже было немало, и решил доскучать эту ночь в гордом и полном одиночестве, одиноким голосом в толпе.
Но поскучать не удалось. Игорёк не замечал, что за ним уже давно и пристально наблюдает невысокий плотный человек в чёрном строгом костюме и чёрной атласной рубашке. В петлицу пиджака была вдета красная искусственная гвоздика. С некой гуттаперчевостью в движениях он подсел к Игорьку и, играя весёлыми, шалыми глазами, предложил:
– Кровушки глотнем? Только что выцедил.
Игорёк поднял голову и внимательно глянул в лицо непрошеного гостя. Каких только уродов не встретишь на VIP-тусовке.
– У той, которой ты сигареты стрелял, – уточнил человек.
Игорьку подумалось, что по лицу он ударил не того, кого следовало. А теперь бить нет никакого настроения.
– Я на тебя сразу глаз положил. Я ж вижу – ты наш.
– Ой, вот только не надо… – гнусавым, противным голосом произнёс Игорёк.
– Да ты брось. Мы ж свои люди. Просто нас таких мало. Настоящих.
«Не, не приколист, тупой маньяк. Звездану его сейчас бутылкой по башке и можно сваливать».
– Короче, маньяк, отвали, – предложил он собеседнику для начала.
– Не понял? – удивился «маньяк». – Я же хотел как лучше. А ты, значит, гордый. А сам-то что здесь делаешь? Малолетку, вон, клеил. Ясно же, зачем. На, тебе говорю, её кровь, свеженькая.
«Маньяк» достал из-за пазухи полиэтиленовый, похожий на грелку кулёк с красной жидкостью. Отвинтил крышечку, нюхнул.
– Пей! Где твой бокал?
И налил в бокал из-под шампанского.
«А вдруг всё-таки приколист? Вдруг его Артемий подослал, в счёт ушедшего первого апреля?».
Игорёк поднял бокал и понюхал. Спьяну никакого запаха разобрать он не мог. Жидкость маслянисто качалась в бокале.
Игорёк попробовал, чуть-чуть. На вкус это была совершеннейшая кровь. Игорька затошнило. Он вспомнил ту милую девочку, совсем юную.
– Ты её замочил? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Да живая. Пол-литра всего-то взял. Проспится и не вспомнит. Слушай, а ты ведь новенький! Точно новенький!
Взгляд «маньяка» сделался вовсе шалым и бесшабашным.
– Нашего полка прибыло! Ну, наконец, напал на новенького. А то третий век… Я тебя такому научу! Да ты хлебни как следует. Конечно, требуется привычка, на-вык. Но, как обвыкнешься – слаще мёда, девушки милее. Кровь – это же мать всего живого. Её как живую воду, как высочайшую ценность принимать надобно. Внутрь, естественно. Есть, которые не внутрь употребляют, а в виде примочек, ванн – то изуверы, надругатели над природой. Так что не ломайся, пей, говорю.
– Да иди ты… учитель нашёлся.
– Ха-ха, ну и как ты без неё, кровинушки, сотни лет жить-то собираешься?
– А откуда ты знаешь?…
Игорьку стало не по себе.
– Вот дурак. Да от тебя бессмертием за версту шибает.
– Ну и что? Пусть шибает. Всё равно кровь не буду.
– Ну как хочешь. Легко сказать «не буду», а попробуй не употреби. Через неделю оголодаешь, через месяц на мертвеца станешь смахивать. Через два свалишься где-нибудь в канаве, так тысячу лет и пролежишь, при полном, заметь, сознании своего ничтожества. Пожалей себя, испей её, родимую. Это ж жизнь наша!
– А бессмертия, значит, без чужой крови не бывает?
– А как ты себе это мыслишь, чудило? Только ею, родимой, и спасаемся. Мы, вампиры, народ не кровожданый. Исключительно по необходимости употребляем.
Вампир замолчал, взгляд его сделался задумчив. Затем хмыкнул, как бы в сомнениях, полез в карман, извлёк визитку и положил перед Игорьком:
– Н-на, владей. Станет худо – приходи. Ни в коем случае не звони, только лично. Осознал?
– А ты это… как?
– Чего – это?
– Ну, как ты это?… Ну, там… клыки, а?
Вампир громко, от души расхохотался. Отёр ладонью слезу и пояснил:
– Ланцетом. Клыки в Голливуде. А тут огипнозил, надрезал, взял не больше пол-литра, пластырем бактерицидным залепил и гуляй, красавица, радуй мужской глаз. Бледность ей будет только к лицу. А вот есть у нас один специалист, – вампир откинулся на спинку стула и, сделав глоток из бокала Игорька, – свой он уже успел осушить, – облизал губы. – Один он у нас такой, телекинетический. Кровь на расстоянии берёт. Источник ничего не замечает, разве лишь слабое головокружение минуту-другую. И всё… Мы спецы – у нас ни раны, ни гематомы. Разве когда сосуд какой лопнет кровеносный. И из артерии не берем. Хотя, оно, конечно соблазнительно из артерии…