Мой папа — киллер

Мишка обязательно остановил бы ее — ого, встреча, несомненно, получилась бы очень интересной, визгу было бы на всю школу… Но, заметив рыжеволосую, Крендель повел себя совершенно непривычно. Он не ждал такого от себя. Он… смутился. Наверное, так он смутился впервые в жизни.
А потом Крендель увидел вопящую в истерике маму, спешащую к своему сынку, и с большим удовольствием сделал ноги. Стряхнув с себя Моченого, он в два прыжка заскочил в столовую, дверь которой спряталась за углом гардероба, пересек по диагонали пустой зал, распахнул другую дверь, сломя голову побежал по лестнице на второй этаж…
Он вспомнил! В этом году он должен был учиться с рыжеволосой в одном классе! Да, его снова оставили на второй год — он шел второй раз в восьмой класс, — но и в этом, оказывается, были свои несомненные плюсы. И вот о чем Мишка думал с самого утра: а что, если как бы случайно занять место поближе к ней, к рыжей? Уж тогда она от него наплачется, будьте уверены…
Идея была что надо, и Крендель мчался в школу. Но на пути ему встретился Моченый вместе с мамой, и эта замечательная идея выскочила у Мишки из головы.
«Ничего, маменькин сынок за это заплатит».
Взлетев на второй этаж, Мишка снова вспомнил о своей идее и помчался вперед…
Он появился в классе одновременно со звонком. Мишка сразу увидел рыжеволосую — и понял, что опоздал. Везде вокруг нее, как грибы, торчали однокласснички, они давно заняли все самые близкие, и не такие близкие, места и теперь корчили рожи и разве что не повизгивали от счастья.
Мишка застыл у порога. Ему ничего не стоило вытянуть какого-нибудь сопляка за шиворот с теплого местечка, но он не мог этого сделать. Не та была ситуация.
— Ха! Металл суров! Крендель! Во, блин!!! Греби сюда, у меня свободно! Давай…
Это оказался Блэкмор, один из Мишкиных дружков. На чуть вытянутой физиономии приятеля был написан откровенный восторг, и Мишка растянул губы в ответ. Но в душе Крендель был готов четвертовать дружка.
Когда пришла учительница, Мишка мрачнее тучи сидел за партой с Блэкмором.
 
Глава III
НЕ БОЛЬНО, НО ТЕРПЕТЬ НУЖНО
На двери класса Леха увидел табличку: «КАБИНЕТ ГЕОГРАФИИ». Нельзя сказать, чтобы за дверью стояла полная тишина, но и уж очень сильно там не шумели. Галдеж был каким-то умеренным.
— Хороший класс, — сказала мама. — Учительницы нет, а дети почти не шумят.
Лехе подумалось как раз наоборот: учительница есть, а дети всегда так шумят у нее на уроках.
— Алексей, приготовься, — сказала мама и покачала головой. — Жаль, звонок уже был… — Она осторожно приоткрыла дверь.
Леха глубоко вздохнул, чувствуя, как душа уходит в пятки… нет, куда-то еще дальше. Он изловчился и заглянул матери через плечо.
Он увидел что-то среднее между его и маминым вариантами: училка сидела за столом и что-то писала в классном журнале, а урок, по-видимому, еще не начинался.
Леха рассмотрел первые ряды парт.
Там, конечно, сидели девчонки.
Леха вытянул шею, стремясь заглянуть поглубже. Во вторых и третьих рядах он заметил несколько мальчишечьих физиономий — и с облегчением улыбнулся. Почему-то секундой раньше ему показалось, будто 8-й «Б» целиком состоит из девчонок.
Вот был бы ужас.
А что? Мама вполне могла устроить ему такой сюрприз — чтобы не рос разгильдяем, и вообще. У девчонок всегда в избытке водилась дисциплина, а Лехе ее, по словам родителей, хронически не хватало.
Мама снова потянула за дверную ручку, дверь предательски скрипнула. Девчонки на первых партах, как по команде, обернулись на звук — и Леха отскочил от двери, словно ошпаренный. Мать удивленно посмотрела на него — но в следующую минуту она уже улыбалась и делала знаки учительнице, чтобы та вышла.
— Здравствуйте, — сказала мама, когда училка появилась в коридоре.
— Здравствуйте. — Училка ответила неожиданно низким голосом и прикрыла за собой дверь. Шум стал глуше, словно на магнитофон положили подушку.
Возникла пауза — мама вспомнила, что держит в руках гвоздику, и смутилась, не зная, что с ней делать.
— Разрешите представиться, — растерянно пролепетала мама. — Корольков Алеша.
Училка удивленно вскинула выщипанные бровки:
— Что? Э-э-э… А вас как зовут? Что-то было в ней такое, из-за чего Леха вполне мог представить ее отдающей строевые команды.
— Анна Ивановна, — сказала мама. — Ой… Я к вам насчет сына. Помните? Он должен учиться в вашем классе.
Училка с пониманием кивнула, и тут Леха выступил на первый план.
— Это — вам! — сказал он, протягивая букет. И еще ему захотелось добавить что-то такое, житейское, чтобы разогнать неловкость, и он ляпнул: — Мы сработаемся!
— Алексей, как ты можешь! — не выдержала мама.
— Ничего, ничего, — пробасила училка и с интересом уставилась на нового ученика. — А ты, Корольков, почему это в первый день опаздываешь? Ну-ка, марш в класс!
Вот тебе и Маргарита Игоревна.
Как только она взяла цветы, у Королькова с души будто камень упал. Он почувствовал себя помолодевшим лет этак на пяток и даже захотел вместо класса отправиться в ближайшую песочницу.
Но нет, дудки! Перед Лехой уже была открыта дверь — кто-то скажет, гостеприимно, а по Лехиному мнению, словно акулья пасть, — и он, Корольков Алексей Ростиславович, должен был сейчас. 
За шаг до порога Леха рассудил: быть представленным новому классу — это не больно, но минут пять придурком себя чувствовать придется. Это значит, стоять у доски с глупым видом и ждать, пока тебе не определят место на грядке, не воткнут туда и не забудут.
Что ж, ничего страшного, придется потерпеть.
И он появился на сцене. Под хихиканье девчонок на первых партах и взвешенное по-хмыкивание пацанов на последних.
Да уж. Кем-кем, а придурком он почувствовал себя сразу. И не простым. Леха оказался форменным придурком, потому что на нем, единственном из всего 8-го «Б», была школьная форма.
(«Ты должен выглядеть человеком! — твердила мама. Она привезла эту форму из какой-то командировки, то ли из Брянска, то ли из Смоленска. — Это тебе не просто так, это твоя рабочая одежда\»
Леха знал, что в школьном, пиджаке не один и не два кармана, а целых пять, а в штанах — еще три; всего — восемь, по всем этим карманам при желании можно много чего замечательно рассовать. Потому он и не особенно спорил насчет рабочей одежды.
Галдеж стих, и тридцать пар глаз оценивающе вонзились в новичка.
— Знакомьтесь, дети, — бархатным голосом объявила училка. — Корольков Алексей, будет заниматься с вами… С нами-..
— Моченый, — вдруг отчетливо донеслось с задней парты.
Моченый?
Леха вжал голову в плечи и остолбенел. Потом он признался себе, что страшно растерялся в эту минуту… Абориген! Неужто он? Откуда здесь взялся?
— Крендель! — рявкнула географичка командирским голосом. — Сегодня ты сам новичок, не забудь!
И если ее возглас напомнил громовой раскат, то вслед ему обрушился настоящий хохочущий ливень — впрочем, кратковременный, по воле той же Маргариты Игоревны.
«Крендель. Ну и фамилия… — думал Корольков. — И кликуху придумывать не надо».
Конечно, это был он, абориген в новой джинсовой куртке «Райфл-супер», четыре звездочки, это его башка торчала где-то там, на Камчатке! Ясно, они оказались в одном классе. Им теперь и к одной доске выходить, и одни контрольные решать, и… Короче, все прекрасно.
Правда, никто в классе не понял, почему это Крендель так странно обозвал новичка. «И на этом спасибо», — подумал Леха.
— Куда мне тебя посадить, Корольков? — протрубила Маргарита Игоревна. — А, понятно, есть тут одно теплое местечко… Трушкин!
Вскочил щуплый чернявый мальчишка с тонкой шеей. Он сидел один за партой.
— Трушкин, — ласково проворковала училка. — Принимай нового соседа…
— А он не… — волнуясь, начал Трушкин.
— Помолчи, — оборвала его училка и продолжила прежним ласковым тоном: — Видишь, и у тебя, Трушкин, сосед появился. А то все один да один… Корольков! Занимай место, что стоишь?