Катастрофа на Волге

Видер, однако, не ограничивался рассмотрением стратегической целесообразности сопротивления окруженных до их полного уничтожения. Он закономерно ставит следующий вопрос: «Может ли вообще оправдать так называемая стратегическая необходимость массовую гибель солдат?» И обоснованно отвечает: «Нет, не может!»
Он пишет: «… фельдмаршал, занимавший тогда столь высокий пост, считает возможным ограничить свой анализ Сталинградской катастрофы одним лишь стратегическим аспектом и не ставит в заключение вопрос о политической и моральной ответственности руководства». А, по мнению Видера, сознательно доведя дело до катастрофы, немецкие руководители «не только потерпели военное поражение, но и гнусно надругались надо всем, что свято для человека, над его жизнью, честью и достоинством». Он восклицает: «В последние дни битвы я не мог избавиться от впечатления, что вместе с тысячами трупов в немецких могилах под Сталинградом погребена человечность».
Правда, позицию Видера относительно моральной стороны ответственности за гибель солдат в Сталинградском «котле» нельзя признать последовательной и исчерпывающей. Он, в частности, приводит по этому поводу выдержку из письма Герделера, где говорится, что «военные, как и политики, имеют право лишь на такие жертвы, которые являются залогом успеха в будущем». Это фактически повторение старого афоризма о том, что победителей не судят. Советскому читателю ясно, что жертвы на войне, в конечном счете, оправдываются лишь справедливостью целей этой войны. Нельзя забывать, что Видер далек от верного понимания исторического процесса, является идеалистом, приверженцем религиозной философии.
Тем не менее, вызывает одобрение то, что Видер не ограничивается в своих обвинениях Манштейна ссылками на принципы религиозной морали, а прямо ставит вопрос о том, пересмотрел ли фельдмаршал после войны свои ошибочные и опасные для немецкого народа взгляды.
Видер констатирует: «Трудно избавиться от впечатления, что точка зрения Манштейна и поныне определяется его тогдашними раздумьями и выводами и что для него, и по сей день, сохраняют полную силу те в высшей степени сомнительные соображения (как стратегические, так и политические, и моральные в самом широком смысле этого слова), в жертву которым были принесены на берегах Волги сотни тысяч людей».
Это значит, что Манштейн и иже с ним и по сей день, считают правомерной внешнюю политику Гитлера, и это в то время, когда всеми честными людьми, в том числе большинством немецкого народа, признано, что война со стороны гитлеризма велась с преступными целями и преступными методами. Известный западногерманский историк Голо Манн подчеркивает, что в минувшей войне Германия поставила перед собой «несправедливейшие цели, самые несправедливые, которые когда-либо ставила перед собой христианская нация»{7}. Поэтому послевоенные стратегические выкладки Манштейна о некой целесообразности гибели немецких солдат на Волге являются глумлением над их памятью и над памятью тех, чьей праведной кровью была достигнута победа над фашизмом. Об этом и говорит Видер.
Целый ряд других разоблачений, брошенных Манштейну, окончательно срывает с него маску непогрешимости. Так, Видер доказывает, что фельдмаршал не гнушается использовать аргументы гитлеровской пропаганды, чтобы выгородить себя. Опровергает автор книги и утверждение Манштейна, что в его войсках якобы игнорировалась преступная директива Гитлера о расстреле советских политработников. Видер, кроме того, показывает, что Манштейн без зазрения совести оговаривает своего товарища по оружию Паулюса, стараясь свалить на него всю полноту ответственности за катастрофу, и так далее.
Из главы о Манштейне читатель без труда сделает вывод, что фельдмаршал усугубил трагедию немецкого народа. А это означает, что высшие военачальники вермахта являются военными преступниками.
В книге Видера сделана в целом верная оценка степени виновности Паулюса и его личности. Автор пишет: «Паулюса следует рассматривать как типичного представителя офицерской касты, к которой он принадлежал, как сына своего времени и своего поколения. Как в положительном, так и в отрицательном смысле он был продуктом своего воспитания и окружающей среды… Паулюс, будучи лояльным исполнителем воли и одновременно жертвой Гитлера, символизирует собой многих, слишком многих людей. Как и Паулюс, они могли и должны были действовать иначе».
Анализируя позицию Паулюса, Видер делает несколько обоснованных упреков и в адрес других высших фашистских генералов, таких, например, как командующий группой армий «Б»{8} фон Вейхс и начальник штаба сухопутных войск Цейцлер, которых реакционная историография также старалась обелить, хотя, как показывают факты, в том числе и приведенные Видером, эти военачальники несут немалую долю ответственности за гибель немецких солдат на Волге.
В главе о Паулюсе привлекает внимание также справедливая критика Видером ненаучного, по существу фальсификаторского метода, к которому прибег Герлиц при подготовке к печати мемуаров бывшего командующего 6-й армией. Видер нелицеприятно говорит о «грубом», «безответственном» обращении с документами Паулюса, о том, что Герлиц по собственному произволу, без каких-либо оговорок включил в текст паулюсовских манускриптов свои собственные соображения и заимствования из других источников. Эта совершенно справедливая критика жестоко бьет не только по Герлицу, но и по его многочисленным собратьям по перу, фальсификаторам истории, которые подобными же нечестными методами стряпают свои многотомные «исследования». Видер, таким образом, подтверждает полную правомерность и справедливость критики фальсификаторов истории, которая ведется в странах социализма.
Показывая в следующем разделе своей книги нравственное превосходство Зейдлица в сравнении с другими немецкими генералами, Видер, как видно, одергивает тех, кто обливал этого человека грязью в связи с его активной работой в Национальном комитете «Свободная Германия». В эволюции сознания Зейдлица можно обнаружить моменты, сближающие его с Петерсхагеном, автором известной книги «Мятежная совесть».